В бытовых, сатирических, волшебных сказках Диопа утверждается моральный кодекс народа. Как и в фольклоре, эти сказки утверждают превосходство ума и мужества над грубой силой, превосходство духовных качеств над богатством и знатностью, восхваляют доброту и скромность, щедрость и трудолюбие. Как и в фольклоре, сказки Диопа выражают презрение народа к эгоизму, жадности, корыстолюбию, скупости, ленч. В одной из самых ярких сказок — «Кость» — создан великолепный образ скупца и жадюги, забывшего долг гостеприимства. Прожорливый и жадный Мор Лам предпочел лучше умереть, чем поделиться в голодный год куском мяса со своим кровным братом.
Жизнь в сказках Диопа далека от идиллии. Хищники-люди и хищники-звери занимают еще сильные позиции в этом сказочном мире. И далеко не всегда торжествует справедливость. В обобщенной форме это утверждает сказка «Правда и Ложь». Простодушная Правда, идя прямиком, ничего не добилась, а оборотистая Ложь получает половину царских богатств. За добро всегда платят злом — утверждает жадный и хищный Диасиг-кайман. Однако хитроумный заяц Лёк доказывает кайману, что тот, кто не помнит добра, будет наказан («Плата за добрые дела»).
В сказках Диопа воплощены уверенность народа в том, что зло можно победить, и любовь народа к тем, кто храбростью или смекалкой утверждает торжество справедливости. Вот почему обманщики в этих сказках так часто становятся жертвами своего собственного вероломства («Дурные знакомства»). Вот почему торжествуют моральные качества и ум, а не власть и богатство. Как и в сказках других народов, бедные сироты, обиженные судьбой, но добрые и приветливые, силой волшебства оказываются награжденными («Грязная ложка», «Кари-сирота»). Сказка утверждает волшебный мир, где беднякам достается богатство и счастье.
В сказке «Джабу Н’Дав» герой ее, храбрый малыш, побеждает и унижает всесильного дракона, трижды пожирая и извергая его, в последний раз в виде жалкого льва, который в страхе бежит от палки. Так дракон и лев, постоянные символы угнетателей и властителей, оказываются побежденными и униженными маленьким храбрецом, воплощающим мужество а решимость «маленьких людей» народа.
Отвращение к корыстолюбию и эгоизму красной нитью проходит в сказках Диопа. Но, может быть, наиболее обобщенное и даже философское выражение оно получает в сказке «Наследство». Эта сказка сложна, и если даже и имеет фольклорную основу, то далеко ушла от нее. Мораль сказки, думается, в том, что три сына, только сообща владея доставшимися им землями, стадами и богатствами, смогут правильно понять глубокий смысл полученного наследства. Но к этой истине они приходят, только пройдя долгий путь, путь жизни, где из каждого встреченного явления надо извлечь урок мудрости.
И сатирические и утверждающие мотивы сказок очень остро выступают в сказках о животных, в сказках-баснях. За масками зверей здесь встают яркие социальные и психологические типы.
Голо-обезьяна, «существо болтливое, энергичное, необузданное и зловредное»; Багг-ящерица, которая вечно бегает, как раб; Какатар-хамелеон, образ явно иронический; злобный и жадный Диасиг-кайман; пятнистая Сег-пантера, «коварная и бесчестная, у которой поступь женщины, взгляд властелина и душа раба». И, наконец, царь зверей Гаинде-лев, глупый, развращенный властью и лестью, привычным жестом всегда забирающий себе лучшие куски добычи.
Но среди всех героев сказок-басен выделяются два основных — заяц Лёк, герой целых циклов африканского фольклора, и его антипод — гиена Буки. Ловкий, быстрый заяц, африканский Рейнеке-Лис, может быть понят как образ маленького человека, который умом и смекалкой побеждает даже сильных мира сего. Перед хитростями дерзкого Лёка оказываются бессильны даже самые злые и кровожадные звери. Он может одурачить и самого царя Бура («Проделки зайца») и самого Гаинде-льва. Образ Лёка тем выразительнее, что хитрый заяц выступает в постоянном контрасте с гиеной Буки, ленивой, жадной, тупой, как бы воплощающей все те черты, которые презирает трудолюбивый и любознательный, гостеприимный и бескорыстный народ. Тупость и жадность Буки великолепно показана во многих сказках. Но наиболее колоритна гиена в блестящей сказке «Буки-приживалка».
Достаточно сравнить фольклорную сказку на тот же сюжет «Находчивый лис»[38] занимающую полстранички, со сказкой Бираго Диопа, чтобы увидеть мастерство поэта, который на основе скупого фольклорного образа создает богатый, яркий, всесторонне обрисованный характер обнаглевшего прихлебателя. Диоп умеет по-новому использовать обычные приемы фольклора, например, повторы, для неожиданного сатирического эффекта, — так в сказке «Кость» бесконечное повторение вопроса: «Где кость? Она поспела?» — все усиливает впечатление чудовищной жадности Мор Лама.
Но особое поэтическое обаяние книг Б. Диопа в его мастерстве стилиста. Виртуозно владея французским литературным языком, он сумел сохранить аромат речи африканских гриотов и литературными средствами заменить их живые интонации и жесты.
Особое пристрастие Б. Диопа к звукописи, к ассонансам и аллитерациям в стихах и прозе, быть может, связано с его стремлением создать на чужом языке какую-то аналогию характерным звукоподражаниям языка уолоф. Но эти звукоподражания не самодовлеющи — они должны усиливать настроение стиха или сказки. Особенно это видно в одной из наиболее стилистически утонченных сказок «БолИ». В эту сказку, говорящую о необходимости уважать древние африканские верования и обычаи, искусно вплетены стихи, построенные на игре слов и звукоподражаниях. Они усиливают таинственное, магическое настроение сказки, передавая и тяжелые удары молота, и смутные угрозы, предвещающие гибель дерзкому кузнецу, который оскорбил статуэтку предка Боли и тем самым — таинственный мир предков.
В книгах Диопа ярко выступает своеобразие африканской сказки. Однако и в фольклоре и в «Сказках Амаду Кумба» бросаются в глаза черты, роднящие их со сказками других пародов. Так, русскому читателю заяц Лёк напомнит хитрого лиса, хотя в наших сказках лис-обманщик часто неприятен, а Лёк неизменно вызывает симпатии слушателя и читателя. Образы бедных сирот, которым помогают волшебные силы, имеют много аналогий в фольклоре других народов: вспомним известную сказку «Двенадцать месяцев»; сказки о Хамелеоне и Обезьяне, или Жабе и Пчеле («Дурные знакомства»), где обманщики обмануты, напоминают нам сказку о «Лисе и Журавле». И это не может быть иначе — ведь основные моральные понятия различных народов близки, как ни своеобразны уклад жизни и обычаи.
Воссоздавая этот уклад, В. Диоп почти нигде не модернизирует мир сказки. В его сказках почти нельзя встретить прямых антиколониальных высказываний или сатирических образов, открыто заостренных против колониализма. Но между тем несомненно, что в книгах Бираго Диопа есть скрытое или открытое противопоставление древней мудрости Африки — западной цивилизации XX века. Это противопоставление, столь характерное для многих африканских писателей и публицистов, ярко выражено в сказке-рассказе «Сарзан»[39], завершавшей сборник «Сказки Амаду Кумба», издания 1947 года. В «Сарзане» говорилось о судьбе африканца-сержанта, вернувшегося после второй мировой войны на родину. Презирая африканскую деревню, оскорбляя ее древние обычаи и обряды, называя их «дикарством», он пытается перенести в родную деревню те «завоевания цивилизации», которые видел в Европе. Но таинственный мир духов, «мир предков», наказывает того, кто покушается на самобытность древних форм африканской жизни и поражает Сарзана безумием.
В послевоенные годы этот рассказ воспринимался африканской молодежью как направленный против колониализма, против слепого подражания Западу. Он был переделан в пьесу, сыгранную африканскими учащимися в Федеральном театре Дакара. Теперь же этот рассказ воспринимается иначе — больше выступают его консервативные черты. И в этом он перекликается со сказкой «БолИ», герой которой также наказан за неуважение к духам предков, к древним религиозным традициям Африки.
В «Сказках Амаду Кумба» упорно живет это скрытое противопоставление африканской мудрости том формам западной цивилизации, которые скомпрометированы в глазах африканцев не только зверствами колонизаторов, но и мировыми войнами, гитлеровскими концлагерями, да и вообще всем миром буржуазного эгоизма. В контексте «Сарзана» отрицание эгоизма, корысти, жадности, обмана, столь сильное в сказках Диопа и восходящее к фольклору, приобретает и более современное, полемическое антибуржуазное звучание.
В какой-то степени с Бираго Диопом перекликался Бернар Дадье, подчеркивавший, что африканская сказка — своеобразный памятник великой цивилизации Африки, и противопоставлявший мудрость сказок — безумию цивилизации современного Запада, где «чем больше скорость самолетов, тем более люди заперты за барьерами цвета, культуры, положения, мешающими им понять и уважать друг друга»[40].