И мальчик ответил: «Я узнал это из того, что последняя жизнь – обитель воздаяния за дела, которую приготовил сущий вечно, без прекращения». И тогда Шимас сказал: «Расскажи мне, кто из людей дольней жизни наиболее достохвален за деяния свои». – «Тот, кто предпочитает последнюю жизнь жизни дольней», – ответил мальчик. «А кто же предпочитает последнюю жизнь дольней?» – спросил Шимас. И мальчик ответил: «Тот, кто знает, что пребывает он в доме уединённом, и создан он только для гибели, и что после гибели он призван к расчёту, и что если бы был кто-нибудь оставлен в этой жизни навек, навсегда, не предпочёл бы он дольнюю жизнь последней».

«Расскажи мне, существует ли последняя жизнь без жизни дольней?» – молвил Шимас. И мальчик ответил: «У кого нет дольней жизни, у того не будет и жизни последней. Но я считаю, что дольняя жизнь и живущие в ней и исход, к которому они направляются, подобны жителям деревень, которым построил эмир тесный дом и ввёл их т) да и приказал выполнять некую работу, и назначил каждому срок, и приставил к каждому человека. И того из них, кто выполнял то, что было ему приказано, человек, приставленный к нему, выводил из тесноты, а тот, кто не выполнял того, что было ему приказано, когда истекал назначенный срок, бывал наказан. И когда это было так, вдруг начал сочиться из щелей того дома мёд, и когда люди поели этого мёда и отведали его вкуса и сладости, они стали медлить в работе, им назначенной, и кинули её себе за спину и стали терпеть тесноту, в которой пребывали, и горесть, зная о наказании, к которому идут, и удовлетворились той малой сладостью. И человек, к ним приставленный, не оставлял никого из них, когда приходил его срок, и выводил из этого дома. Мы знаем, что дольняя жизнь – обитель, где смущаются взоры, и назначены пребывающим в ней конечные сроки, и тот, кто обрёл малую сладость, существующую в дольней жизни, и занял ею свою душу, будет в числе погибающих, ибо предпочёл он дела дольней жизни жизни последней. А тот, кто предпочитает дела последней жизни жизни дольней и не обращает взора к той малой сладости, будет в числе преуспевающих».

«Я выслушал то, что упомянул ты о делах дольней жизни и последней, – сказал Шимас, – и принимаю от тебя это, но я видел, что обе они властвуют над человеком, и он неизбежно должен удовлетворить их разом, хотя они и различны. И если обратится раб к поискам пропитания, это повредит его душе в месте возвращения, а если обратится он к последней жизни, это повредит его телу, и нет для него пути, чтобы удовлетворить то, что неисходно, разом».

И мальчик ответил: «Кто добывает пропитание в жизни дольней, того укрепляет оно к жизни будущей. Я считаю, что жизнь дольняя и жизнь последняя подобны двум царям – справедливому и несправедливому. Была земля царя несправедливого полна деревьев, плодов и растений, и этот царь не оставлял никого из купцов, не отобрав у него денег и товаров, и они терпели это, так как пользовались плодородием этой земли для пропитания. А что касается справедливого царя, то он послал человека из жителей своей земли, дав ему обильные деньги, и приказал ему отправиться в землю несправедливого царя, чтобы купить там на эти деньги драгоценностей. И человек пустился с деньгами в путь и вступил в эту землю. И сказали царю: «Пришёл в твою землю человек – купец с большими деньгами, и хочет купить здесь на них драгоценностей». И царь послал за этим человеком, и велел привести его, и спросил: «Кто ты, откуда ты пришёл, кто привёз тебя в мою землю и что тебе нужно?» И человек ответил: «Я из земли такой-то и такой-то. Царь этой земли дал мне денег и приказал купить драгоценностей в твоей земле, и я подчинился его приказанию и пришёл». – «Горе тебе! – воскликнул царь. – Разве ты не знаешь, что я делаю с людьми моей земли? Я отнимаю у них деньги каждый день. Так как же ты приходишь ко мне с деньгами и находишься на моей земле с такогото и такого то времени?» – «Из этих денег, – ответил купец, – мне не принадлежит ничего, и они только поручены мне и отданы в мои руки, чтобы я доставил деньги их владельцу». – «Я не позволю тебе брать пропитание из моей земли, пока ты не выкупишь себя всеми этими деньгами», – сказал царь…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала девятьсот десятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь несправедливый сказал купцу, который хотел купить в его земле драгоценностей: «Невозможно, чтобы ты брал в моей земле пропитание, прежде чем выкупишь себя этими деньгами или погибнешь». И тогда этот человек сказал себе. «Я меж двух царей! Я знаю, что несправедливость этого царя распространяется на всех, кто находится в его земле, Если я его не удовлетворю, будет мне гибель, и пропадут мои деньги – и то и другое неизбежно, – и я не получу того, что мне нужно. А если я отдам ему все деньги, будет мне гибель у царя, владельца денег, – это неизбежно. Нет мне иной хитрости, кроме как отдать царю из этих денег небольшую часть, – я удовлетворю его этим и защищу себя и остальные деньги от гибели. Я буду получать от плодородия этой земли для себя пищу, пока не куплю того, что хочу из драгоценностей, и выйдет, что я удовлетворил царя тем, что я ему дал. Я возьму свою долю из этой земли и отправлюсь к владельцу денег с тем, что ему нужно, и я жду от него такой справедливости и снисходительности, что мне не страшно наказание за деньги, которые взял этот царь, в особенности, если их будет немного».

И потом купец пожелал царю блага и сказал ему: «О царь, я выкуплю себя и эти деньги небольшой частью их, за время от моего прихода в твою землю и до тех пор, пока я не уйду из неё».

И царь принял от него это и отпустил его идти своей дорогой на год, и этот человек купил на все свои деньги драгоценностей и ушёл к своему хозяину. Справедливый царь – подобие последней жизни, а драгоценности, которые в земле несправедливого царя, – подобие благих дел и поступков праведных. Человек с деньгами – подобие того, кто ищет благ дольней жизни, а деньги, которые у него, – подобие жизни человеческой. И когда я увидел это, я понял, что надлежит тому, кто ищет пропитания в дольней жизни: не пропускать дня, не стремясь к жизни последней. И окажется, что он удовлетворил жизнь дольнюю, получив то, что получил от плодородия земного, и удовлетворил жизнь последнюю тем, что сделал, пока жил, в стремлении к ней».

«Расскажи мне, – молвил Шимас, – тело и душа одинаковы ли в награде и наказании, или присвоено наказание только обладателю страстей и совершающему грехи?»

«Склонность к страстям и прегрешениям, – ответил мальчик, – бывает причиной награды потому, что душа от них замыкается и отворачивается и в них раскаивается. Власть же в руках того, кто творит что хочет, и за противоположность свою различаются вещи. Но пропитание необходимо для тела, а нет тела иначе как с душой, и чистота души – в искренности намерений в земной жизни и в заботе о том, что полезно в последней жизни. Тело и душа – два коня в беге на один заклад, два младенца, вскормленные одной грудью, и два сообщника в делах. Сообразно с намерением – разъяснение общего, и тело с душой – сообщники в деяниях и в награде и наказании.

И подобие этого – в истории слепца и сидня, которых взял один человек, владелец сада, и привёл их в сад и велел им ничего в нем не портить и не совершать в нем дела, для него вредного. И когда созрели в этом саду плоды, сидень сказал слепому: «Горе тебе! Я вижу хорошие плоды, и мне захотелось, но я не могу подойти к ним, чтобы их поесть. Встань ты – у тебя ноги здоровые – и принеси плодов, и мы их поедим». – «Горе тебе», – ответил слепой, – ты мне напомнил о них, когда я о них не думал, а я не могу этого сделать, так как не вижу плодов. Какой же хитростью раздобыть их?»

И когда они так разговаривали, вдруг подошёл к ним надзиратель за садом (а был это человек знающий), и сидень сказал ему: «Горе тебе, о надзиратель! Мне захотелось поесть немного этих плодов, но мы таковы, как ты видишь, я – сидень, а мой товарищ – слепой, ничего не различает. Как же нам ухитриться?» – «Горе вам! – сказал надзиратель. – Разве вы не знаете, что владелец сада взял с вас обещание не посягать ни на что, от чего будет саду порча? Воздержитесь и не делайте этого!» – «Необходимо нам достать эти плоды и съесть их, – сказали калеки. – Скажи нам, какая есть у тебя хитрость?»

И когда надзиратель понял, что они не отказались от своего замысла, он сказал им: «Хитрость в том, чтобы слепой встал и поднял тебя, о сидень, на спину и приблизился с тобой к дереву, плоды которого тебе правятся. И когда вы с ним приблизитесь к дереву, ты сорвёшь с него плоды, какие достанешь». И слепой встал и поднял на себя сидня, и сидень направлял его на верную дорогу, пока он не приблизился с ним к одному дереву. И тогда сидень стал рвать то, что ему нравилось. И это стало у них обычаем, пока они не испортили деревьев, бывших в саду, и вдруг владелец сада пришёл и сказал им: «Горе вам! Что это за поступки? Разве я не взял с вас обещания, что вы не будете ничего портить в саду?» И калеки ответили: «Ты знаешь, что мы не можем ни до чего достать, так как один из нас – сидень и не встаёт, а другой – слепец и не видит того, что перед ним. В чем же наш грех?» – «Может быть, вы думаете, я не знаю, что вы придумали и как испортили мой сад? – сказал владелец сада. – Я как будто вижу, как ты, о слепец, встал и поднял сидня на спину, и он стал направлять тебя на дорогу, и ты принёс его к деревьям».