Так и сделали. Дошли до ручья и побрели вверх по течению, время от времени заходя в перебирающую мелкие камешки воду. Саженей через сто они подошли к скалам, перемежающимся густой растительностью.

– Смотрите-ка, вон там, кажется, есть подходящая норка, – Левко указал на дыру, темнеющую в углу меж двух сходящихся скальных стенок, – если там свободно, конечно.

Озираясь по сторонам, они подкрались поближе. Тишина. Никого. Подвинулись еще поближе. Потом Лиска, как самая любопытная, быстро подошла к пещере и заглянула внутрь.

– Пусто, – она деловито осматривала убежище.

– Места здесь маловато, – констатировал едва успевающий за ней Левко, – еле-еле троим улечься спать. Хотя, если учесть, что один будет сторожить, может, и хватит.

– Зато от ветра хорошо закрыто, и на скалу можно влезть, здесь до самого верха такие удобные выступы – прямо ступеньки.

– А когда туман рассеется, можно будет оглядеться со скалы, – закончила за всех Лиска, плюхнулась на плоский камень перед пещеркой и поглядела на друзей. – А знаете, я даже, кажется, устала и есть хочу.

При этих словах к ней на колени вскочил Рушка, являющий собою само внимание.

– А, и ты туда же, охотник за едой. – Махнул на него рукой Левко. – Пошли тогда хворост для костра собирать.

Лиска, наморщив нос, нехотя поднялась. Надо ведь, только присела отдохнуть. Ну да делать нечего, чай сам собой не заварится, костер не разожжется.

Пока закипала в котелке вода, путешественники разложили на крошечном поросшем травой пятачке все свои припасы. Зрелище к оптимизму не располагало. Продуктов было откровенно мало. Кроме печеной рыбы, захваченной ими с обеда, у них было крупы раза на три, с десяток вяленых рыбешек, мешочек сухих яблок, небольшой кусочек сыра да сухарей дня на два, если экономить.

Всем троим вдруг жутко захотелось есть, и кучка припасов показалась еще меньше, чем была только что.

– Да, ничего, несколько дней без труда продержимся. Все-таки лето. Здесь встречаются речки, а в речках – рыба. Может, поймаем что-нибудь. И грибы должны быть, и ягоды.

Видимо, давал себя знать талисман: у Левко был явный переизбыток оптимизма. Зато Наире было не занимать тревожных ожиданий:

– Неизвестно, сколько мы еще здесь проплутаем. С такой скоростью передвижения, как сейчас, нам до Ойрина добираться дней шесть. Это если мы где-нибудь капитально не застрянем. А здесь все возможно.

Левко закатил глаза.

– И что же ты предлагаешь?

– Я думаю, все продукты, которые могут долго храниться, нужно разделить и припрятать на крайний случай, а пока постараться обойтись тем, что найдем в лесу.

– Разумно, слов нет. Только это нас еще задержит в пути. На поиски еды нужно время.

– А что же делать?

– Ну, какую-то часть оставшегося стоит убрать в запас, а часть понемногу расходовать. Главное, мне кажется, постараться двигаться побыстрее, хотя бы и впроголодь. Согласна?

– Да, хорошо бы, – согласилась Наира.

– Согласна, не согласна… Пока вы тут рассуждаете, я уже часть к себе в мешок убрала, – Лиска не любила долгих разговоров. – Пойдем, Наир, хоть щавеля поглядим.

Щавель здесь попадался редко, и листья у него были мелкие и горьковатые, много набрать не удалось. Зато ближе к ручью нашлась небольшая полянка черники и несколько пузатых боровиков. Вместе с остатками печеной рыбы на ужин худо-бедно хватало. Вернее, не хватало, конечно, но уже можно было уговаривать друг друга, что человеку много не надо и не в еде счастье…

Приближались сумерки. В еще поредевшем тумане мало-помалу прибывало разнообразных звуков. К вздохам и скрежету присоединилось тихое, но отчетливое поквакивание и заунывное подвывание. И еще каждые четверть часа повторялся один загадочный звук. Он состоял из двух частей. Сначала шло постукивание, вроде как камнем по камню, а потом будто какая-то птица отвечала: «Ага» или «Угу». Звуки не приближались, и угрозы в них не было, однако Лиске от них становилось не по себе, да и друзьям, как видно, тоже. Все трое говорили вполголоса, старались не сходить с крошечной полянки перед пещерой, а как только закипела вода для чая, костерок потушили. Своего присутствия обнаруживать не хотелось.

Потихоньку подкрадывалась ночь. Они втроем сидели у входа в свое убежище, кутаясь в плащи, и прислушивались к доносящимся из зарослей звукам. Остатки тумана постепенно рассеивались, и белесая мгла не спеша сменялась бархатно-синей тьмою.

– Туман почти совсем разошелся, – заметила Лиска.

– Да, только от этого сейчас мало толку, все едино ничего не видать. В такую темень хорошо дома сидеть. Помню, зимой, бывало, гостил у тетки, так она любила, когда уже стемнеет, зажечь лампу и чай пить всем вместе. Мужа у нее тогда уже не было. Была дочка, чуть постарше меня. Да еще частенько заходила сестра теткина да еще один ее племянник. На столе тогда чай стоял, мед, пряники маковые… А по праздникам она такие ватрушки пекла! Я таких больше нигде не пробовал. Мягкие, с золотистой корочкой, ванилью пахнут…

– Левко, прекрати, и так есть хочется… Ты лучше вспомни, как ты однажды у этой своей тетки свинью из загона выпустил.

– Ну мне тогда всего лет десять было. Я и не думал, что она так шустро из загона выскочит. Эх, и было тогда дело… Всей слободой ловили. Уже только когда она всю слободу два раза обежала, на третьем кругу, в самом конце улицы сосед теткин, Вирон, толстый такой усатый дядька, изловчился, схватил ее за уши. Да сам не удержался на ногах, на спину ей и свалился. Она его на себе волочит, визжит. Куры перед ней врассыпную шарахаются, квохчут. Тетка тогда белье вешала, так с простыней в руках за ней и бежит, руками машет. А уж как рада была, когда мужики хавронью обратно загнали…

– Тебе, наверное, здорово влетело.

– Не, не очень. Тетка все благодарила судьбу, что свинья не забежала на огород бабки Сербигоны, хотя два раза мимо проскакала. Они как раз тогда изгородь убрали, чтобы новый забор поставить. Было бы делов. Сербигона-то, помнишь, может за вырванную морковку на ребенка собаку спустить.

– Помню, конечно. Гнусная старушка. Громче ее в слободе никто не ругался. Еще помню, сад у нее большой. Сейчас она здорово постарела и из дому-то почти не выходит, всем хозяйством дочь распоряжается. Она тоже строгого нрава баба, но совсем не такая, как Сербигона. И по праздникам угощает всех соседских детей чем сад богат. Вишня у них самая сладкая во всей слободе, а может, и во всем Вежине. У тети Илесты в Загорье такая же растет. Крупная, темная. И такие знатные пироги из нее пекутся, особенно из слоеного теста, хрустящие сверху… И вареники тоже…

Лиска виновато посмотрела на друзей.

– Н-да… Может, лучше повспоминаем какие-нибудь интересные истории или даже сказки, кто что помнит.

– Хорошая мысль, – улыбаясь, поддержал ее Левко. – Наира, ты, ведь, наверное, знаешь какие-нибудь были или сказки, которых в наших краях, в Вежине, не знают. Может, расскажешь?

– Хм, надо подумать, – она немного помолчала. – Ага, вот такую историю вы наверняка не знаете. Это мне в Ойрине рассказывала одна бабушкина подруга.

– Сказка? – у Лиски заблестели глаза.

– Сказка, – девушка уселась поудобнее и завела рассказ. – Давным-давно где-то недалеко от Ковражина жил один бедный человек. Была у него красавица жена и трое сыновей: Варсен, Ларсен и Дарсен. Случилась как-то в тех краях засуха. Урожай в конце лета они собрали такой, что и одному не хватит перезимовать, и купить хлеба тоже не на что.

И отправился тогда старший сын в город на заработки. И пропал. Две недели прошло, а о нем ни слуху, ни духу, хотя до города всего-то верст десять было. Отправился тогда вслед за ним средний сын. «Благословите меня, – говорит, – батюшка с матушкой, пойду я поищу работы, чтоб нам прокормиться, да и брата найду». Делать нечего, отпустили его родители в город.

Три недели проходит, а от него тоже никаких вестей нет. Отец с матерью горюют, а младший сын вслед за старшими собирается. Взял краюшку хлеба да пару яблок, поклонился родителям и отправился в город.

А дорога проходила по лесу. Шел он, шел, да налетела вдруг страшная буря. Небо потемнело, ветер ветки ломает, деревья к земле клонит. Дождь хлынул как из ведра. И началась гроза.

Огляделся Дарсен по сторонам – куда бы спрятаться. Глядь, а у дороги старый дуб стоит, а в дубе большое дупло от самой земли. Ну, Дарсен, недолго думая, залез туда да и провалился. Летел недолго, упал – не зашибся, а оказался невесть где. Огляделся он по сторонам, подумал, как быть, да и зашагал куда глаза глядят. Долго ли, коротко ли, набрел он на большой терем среди леса. При тереме двор большой, забором обнесен. Во дворе скотина всякая, коровы, лошади, овечки. Людей вокруг никого. Зашел Дарсен во двор, стал хозяина кликать. Никто не отзывается. Вошел в дом. Никого. А посреди комнаты стол накрытый стоит, – Наира вдруг замолчала, будто споткнулась, взглянула на Левко, и покаянным голосом сквозь смех продолжила, – а на столе чего только нет. И гусь копченый, и пироги только что из печи, и блины, и оладушки, и варенье всякое, и мед, и яблоки…