— Спасибо вам, — сказал молодой кузнец. — Всё, что велите, исполню. Сам нужду испытал, не загоржусь, помогу, кому надо.

Попрощался с карликами, сел на лошадь и к утру в Прагу приехал.

Прожил он с женой долгую жизнь. Много добра сделал. Оставил по себе добрую память, рассказывают и пересказывают о нём люди. И мы услышали и вам поведали.

Пошёл однажды мальчик в лес по грибы. В самую глушь забрался и вдруг услышал: кричит кто-то, плачет, помощи просит. Побежал мальчик в ту сторону, а там болото глубокое, трясина бездонная. Бьётся в трясине старушонка, вот-вот совсем увязнет.

Мальчик быстро хворосту на кочки набросал, палку выломал, подобрался по настилу к старухе поближе и палку ей подаёт. Старуха ухватилась за палку, да так крепко, что чуть мальчика за собой в трясину не утянула. Пареньку в ту пору как раз пятнадцать лет сравнялось, ещё в полную силу не вошёл, но и слабеньким не был. Кое-как удержался и старуху выволок.

Выбрались они на сушу. Тут мальчик разглядел, кого спас, и страшно ему стало. Глаза у старухи глубоко запали, рот ввалился, седые волосы космами висят, а сама худая-прехудая, одни кости да кожа.

— Ну, спасибо тебе, — сказала старуха скрипучим голосом. — Если б не ты, сидеть бы мне в этом болоте тридцать три года, как один денёк.

Удивился мальчик, но промолчал. Старуха дальше говорит:

— А за это время страшное бедствие на земле бы настало. Звали бы меня люди, призывали бы, как великую милость…

— Кто же ты такая? — спросил мальчик.

— Смерть я, — ответила старуха. — И зло я, и благо. Умирают осенью листья, на землю падают, а по весне новые листья и цветы распускаются. Всему живому свой срок приходит, старое молодому место уступает. Таков закон, и никто его изменить не может. А ты не бойся меня. Иди со мной, открою тебе тайны всякой болезни, всякой хвори.

— Не могу, меня мать ждёт, — говорит мальчик.

Усмехнулась Смерть и пошла по дороге. И мальчик за ней пошёл. Сами ноги его несут, против воли переступают.

Привела Смерть мальчика в пещеру, где сама жила. И пробыл он у неё три долгих года.

Многому обучила его Смерть. Узнал он, какие болезни на свете бывают и как их распознавать. Всякие целебные травы ему старуха в лесу и на лугах показала. Узнал он, что калган-корень копают по осени, когда трава пожухнет, или весной, пока почки не проклюнулись. Научился из того корня настой делать, что от живота помогает, мази, чтоб ожоги лечить. Собирал и сушил лиловые соцветия душистого чабреца — эта трава красноту в горле гасит, унимает злой кашель. Белая ветреница — от зубной боли, вероника, что в дубраве синим цветом цветёт, — от лома в костях да от укуса змеи. А в отваре смолевки-хлопушки слабеньких детей купают, и вырастают они сильные и здоровые. Всего и не перечтёшь, что за три года узнал.

Однажды сказала ему старуха Смерть:

— Сегодня ровно три года, как ты меня из болота вытащил. Отпускаю тебя. Постиг ты науку людей исцелять, но даже самый искусный лекарь не угадает наперед — поможет ли лечение, умрёт больной или выздоровеет. Так вот тебе мой подарок — ты это всегда знать будешь. Увидишь меня у ног недужного — лечи его. А стану я в изголовье — значит, ничто занемогшего не спасёт. Теперь иди куда хочешь, делай что можешь.

Молодой лекарь, ни минуты не медля, к матери поспешил. Все долгие годы он по ней тосковал, за неё тревожился. И недаром. Выплакала она по пропавшему сыну глаза, почернела вся, исхудала. А под конец совсем слегла.

Вошёл он в родную лачугу и сразу увидел — умирает мать и Смерть у неё в головах стоит. Горько заплакал юноша, сказал себе:

— Нет, не отдам её. В нужде и горе мать всю жизнь прожила. Пусть её бедное сердце хоть немного порадуется.

Взял да и переложил мать толовой в другую сторону. Старуха Смерть погрозила ему костлявым пальцем:

— Что ты делаешь, неразумный! Не для того я тебя учила, чтобы ты мне, Смерти, наперекор шёл.

— Но ведь это же моя мать! — воскликнул юноша.

Покачала Смерть головой и исчезла.

А мать от радости, что сын вернулся, скоро поправилась, и зажили они счастливо вдвоём.

Начал молодой лекарь людей лечить. Многих исцелил от злой хвори. Узнали люди, что зорок его глаз и твёрдо слово: если взялся врачевать — значит, вылечит. А откажется от больного—значит, судьба тому умереть и никакой другой лекарь не спасёт беднягу. Лечил он богатых и бедных и платы никакой не назначал — кто сколько даст, тем и доволен. Слава о лекаре разнеслась по всему краю.

И вот как-то позвали его к больной вдове. Пришёл он в нищую лачугу и увидел измученную женщину. Лежит она на полу, на соломенной подстилке, вокруг неё малые ребятишки копошатся, плачут, голодные, а в изголовье стоит его наставница Смерть.

Переполнилось его сердце жалостью к несчастным детям, что должны осиротеть, и сказал он Смерти:

— Уйди отсюда!..

— Не могу, — сказала Смерть.

— Прошу тебя, сжалься над детьми!

— Нет во мне ни злобы, ни жалости, — ответила Смерть. — Я делаю то, что должна.

— Ну, так и я сделаю, что должен! — воскликнул лекарь и переложил умирающую ногами к Смерти.

Смерть затряслась от гнева.

— Горе тебе! Дважды ты меня ослушался.

Повернулась и ушла.

А лекарь напоил вдову целебным снадобьем, принёс в дом еды, детям одежду купил и денег оставил.

Миновал год, и великое бедствие постигло страну. Могущественный враг напал на родину лекаря, жёг, грабил и убивал всех на своём пути. Под его натиском не устояли войска, и сам король бежал неведомо куда. И тогда храбрец из простых солдат поднял народ на защиту родного края. Собрал разбитое войско, призвал к оружию всех, кто мог его держать в руках, и двинул на врага.

В жестокой сече враг был потеснён, но отважный предводитель получил тяжёлую рану, и ряды защитников дрогнули.

К вечеру утихло сражение. Только двое бродили по полю боя в ночном сумраке — лекарь и Смерть. Когда старуха стояла в головах раненого, лекарь проходил мимо, хоть и рвалось его сердце от горести. Помогал лишь тем, у кого Смерть останавливалась в ногах.

И вот подошли они к предводителю, что лежал окровавленный и недвижимый, сжимая иззубренный меч. Лекарь склонился над ним и услышал, что сердце ещё слабо бьётся в груди. А когда поднял глаза, увидел, что Смерть безмолвно стоит у головы воина.

— Но если он умрёт, — воскликнул лекарь, — погибнет моя родина. Будь что будет! — И переложил раненого.

Отступила Смерть на шаг и сказала:

— Сделал ты по-своему, в третий раз преступил запрет. Этот будет жив. А ты иди за мной, я открою тебе последнюю тайну.

Привела его Смерть в ту самую пещеру, где он три года с нею прожил. Ударила в стену — и раздвинулись скалы. Там тянулся каменный коридор с бесконечными рядами горящих плошек.

— Смотри, — сказала Смерть, — в каждом светильнике горит огонь чьей-нибудь жизни. — И повела его в глубь коридора.

Остановились они перед четырьмя светильниками. В трёх масла было вдоволь и фитили горели ровным ясным пламенем. А в четвёртой плошке уже не было масла, и синий огонёк еле бился на почти сухом фитильке.

— Вот твоя плошка, — сказала Смерть. — А рядом горят жизни тех, кого ты у меня отнял. Но ты меня спас когда-то, и теперь я спасу тебя. Перелей масло из их светильников в свой, и ты будешь жить долго и счастливо.

Подумал лекарь и так ответил Смерти:

— Не могу я отнять жизнь у своей матери. Не могу осиротить маленьких детей вдовы. Не вправе лишить свой родной край защиты. Я не послушаюсь твоего совета!..

В тот же миг вспыхнул в последний раз огонёк в его плошке и погас. И лекарь упал мёртвым.

Смерть пожала плечами и побрела вершить свои дела на земле.

Рыбаки неразговорчивы, это всякий знает. В море выйдут — молчат, на берег вернутся усталые — и тут редко от них слова дождёшься. И не диво. Рыбак с кем дело имеет? С рыбами. А рыбы народ молчаливый, да и людского голоса они не любят, пугаются. И жёны рыбацкие скупы на речи, и матери попусту слов не тратят.

Только и в сосновом бору не всякое дерево прямо растёт. И в стаде, бывает, уродится корова с кривыми рогами. Так вот, в одном рыбацком селении, что раскинулось у самого моря, жила дочь рыбака по имени Бася, по прозванью Болтунья, а прозвище люди не зря дают.

Сама-то Бася была девушка неплохая, собой красивая и сердцем добрая. Зато язычок у неё — что трещотка, которой воробьев да ворон в саду распугивают. С утра до вечера мелет — слова, будто зерно из дырявого мешка, сыплются.

Отец её, когда непогода выдавалась и в море выходить нельзя было; уши паклей затыкал, чтобы дочку не слышать. Но нашу Басю так просто не перехитришь: плохо отцу слышно — значит, громче кричать надо. Потеряет старый рыбак терпение, скажет: «Лучше бы пошла погуляла». Ну, она плошки да горшки бросит, нарядится и пойдёт по селению. К одним соседям зайдёт — поговорит, к другим заглянет — опять поговорит. Откуда только у неё слова брались!