Не спорили судьи, не совещались: и без того ясно, чем дело кончить.

— Подать сюда, на чём приговор писать! — велел главный.

Засуетились черти-писцы. Расстелили по столу чёрную бычью шкуру, такую большую, что она весь судейский стол накрыла, а он не мал был. И на той шкуре написали черти своё постановление горящей смолой. Так, мол, и так, мы, черти, признали ваш суд неправильным. Сами дело по справедливости рассмотрели и порешили: все вдовьи долги да убытки опекуну присудить, а всё опекунское имущество отдать вдове с детьми. И как мы присудили, так оно и будет.

В конце приговора на шкуру налили побольше смолы, и главный судья оттиснул на ней свою когтистую лапу вместо печати.

Тут как раз часы на той башне, что стоит у дороги на Краков, начали отзванивать полночь. Подхватились черти, кинулись прочь. Опять снежный столб закрутился, пронёсся по улицам Люблина и пропал в тёмном лесу.

Утром пришли судейские чиновники в присутствие. Смотрят — на столе чёрная шкура, на ней огромные буквы пылают, не погасли за ночь, ещё сильнее разгорелись. Бросились судейские стаскивать шкуру — она к столу накрепко приросла. Ничего сделать не могут, только руки обожгли да смолой перепачкались.

И горожане в суд прибежали. Удивляются, смеются над судьями, во весь голос их позорят. Писцы из-под стола вылезли, между людьми крутятся, рассказывают обо всём, что видели-слышали ночью.

А судейские всё суетятся, всё ещё думают дело замять. Хотели стол вместе со шкурой вынести, да никто его и с места стронуть не смог, словно прикован к полу. Попробовали казённым сукном стол накрыть, а буквы в один миг прожгли сукно, поверх него ясным пламенем горят. Ничего судьям не оставалось, как быстренько сесть в судейские кресла, салшм свой вчерашний приговор при всём народе отменить и решить дело по-новому, точь-в-точь как у чертей записано. В тот же миг погасли огненные буквы, скорёжилась шкура и пеплом рассыпалась.

Вот какая история приключилась в старинном городе Люблине. Писцы описали её всю по правде рыжими чернилами на гербовой бумаге. Так она в судейском чулане и по сю пору хранится.

Шел я однажды, куда — не знаю, зачем — не ведаю. Шёл глубокими долинами, на высокие горы с хрустальной вершиной поднимался, забирался в непролазные чащи, через ручьи перепрыгивал, через реки перебредал. А как вышел на широкую дорогу, встретил старого-престарого старца. Голова седая, борода до пояса, посохом подпирается. Увидел меня старик и спрашивает:

— Куда, сынок, идёшь-бредёшь?

— Не знаю, не ведаю. А вы, дедушка, куда?

— И я не знаю.

— Вот и хорошо — значит, нам по пути!..

Пошли вместе. Старец просит:

— Расскажи что-нибудь. Дорога короче покажется.

— Молод я вам были-небылицы рассказывать. Вы по свету чуть не век бродили, много чего повидали, вы и расскажите.

— И то правда, — согласился старец. — Вспомнил я, что однажды случилось ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Слушай да помалкивай, верь — не верь, только не перебивай.

И начал рассказ. Что я от него услышал, то и вы услышите. Ничего я тут не прибавил, не убавил, ничего не придумал.

Так вот, лежало среди гор царство, тёмное, как могила. Ночь там не кончалась, рассвет не наступал, потому что солнце туда не заглядывало, стороною тот край обходило. И жить бы там людям во тьме, как совам в лесу, как летучим мышам в пещере, как кротам в норе. Да, на счастье, был у короля той страны конь с солнцем во лбу. В тот час, когда пора бы утру наступать, выводили королевские конюхи коня-солнышко из конюшни и шли с ним к вершине горы. С каждым его шагом всё светлее становилось в королевстве, уползала мгла в тесные глубокие ущелья и таилась там, словно хищный зверь в засаде. Светило и грело то солнце и глаза слепило, глянешь — зажмуришься.

Целый день пасся конь на зелёной вершине. Крестьяне пахали и сеяли, ремесленники мастерили свои изделия, купцы торговали, лекари лечили больных, дети резвились, а король правил своей страной, как и положено королю.

Когда все уставали от дневных дел, коня уводили с горы в конюшню, и непроглядная ночь опять воцарялась в королевстве.

Так бы всё и шло людям на радость. Да вот как-то пропал солнечный конь, исчез из стойла неведомо как, неведомо куда. Великая беда обрушилась на королевство. Как жить, если тьма кругом, хоть глаза выколи, хоть ножом её режь.

Король засветил фонари, собрал своё войско, и отправились они на простых конях искать солнечного коня.

Ехали они при свете факелов, из края в край королевство проехали и добрались до границы, где соседнее государство начиналось. Тут блеснул им в глаза огонёк вдали. На тот огонёк и свернул король.

Видит — стоит домик, из толстых брёвен сложенный. В домике свеча горит, перед свечой большая книга раскрыта. И читает ту книгу какой-то человек. Ни молод, ни стар, как раз в такой поре, когда сила ещё не ушла, а мудрость уже пришла.

Спешился король, вошёл в домик и поздоровался. А человек говорит:

— Ничего мне не рассказывай, я и сам всё знаю. Как раз сейчас про тебя в книге читаю. Собирался ты искать коня-солнышко, да только тебе не сыскать его. А если сыскать, то не получить! А если получить, то не удержать! А если удержать, то назад не воротиться!

— Что же делать?! — вскричал в отчаянии король. — Неужели никто помочь беде не может?

— Доверься мне, я помогу. Так в книге написано, так и сбудется.

Кто был тот человек, король не знал и мы не знаем. Если всё наперёд говорил, выходит — чародей-предсказатель. Так король и подумал. Кивнул он головой, а чародей дальше речь ведёт:

— Возвращайся-ка ты домой. Если король в дни радости и спокойствия правит своими подданными, то в час горести негоже ему покидать их.

— Верно ты говоришь. — сказал король. — Коли сделаешь, что обещал, награжу тебя по-царски.

— Про награду потом потолкуем, — ответил чародей. — Дай мне одного слугу в помощь. В свой час всё исполнится.

— Слуг много, сам выбери, — сказал король.

Оглядел чародей королевских слуг, одного спросил:

— Хочешь со мной идти?

— Только возьми! — воскликнул тот. — Рука у меня тверда, оружие наготове, душа в сражение рвётся.

Спрашивает чародей другого. Он отвечает:

— Только возьми! Пусты мои карманы, охота наполнить их чужеземным золотом.

— Ну, а ты пойти не хочешь ли? — спрашивает чародей третьего.

— Возьмёшь — пойду, не возьмёшь — останусь. На работу не напрашиваюсь, от работы не отказываюсь, в чужие дела без дела не мешаюсь.

— Вот этого я и возьму, — решил чародей.

Король повернул со своим войском туда, откуда пришёл.

А чародей посадил слугу в уголок, велел молчать и опять за книгу. Читал, вычитывал, страницы перелистывал, пока свеча не догорела. Тут он задремавшего слугу в бок толкнул.

— Пора, — сказал, — в путь-дорогу.

Только переступили границу соседнего королевства, посветлело всё кругом — ласковое солнышко в глаза им глянуло.

— Эх, — слуга говорит, — солнце-то, оказывается, не хуже нашего коня светит.

Ничего чародей не ответил, дальше идёт. Слуга за ним еле поспевает.

Шесть государств насквозь прошли, в седьмом у стен королевского замка остановились.

— Вот, — говорит слуге чародей, — и пришли мы, куда надобно. Владычит в этом королевстве король. Да не столько он владычит, сколько его мать — старая ведьма. Это она для своего сынка любимого нашего коня-солнышко украла.

— Ну и жадность ненасытная! Им два солнца, а нам ни одно го, — слуга удивляется. — А где наш конь?

— Это ещё узнать-разузнать следует.

Посмотрели вверх — высокая стена у замка, глухая. Одно окошечко высоко прорезано, да и то кованой решёткой забрано.

— Сюда-то мне и надо, — сказал чародей.

Ударился о землю человеком, а взлетел зелёной птахой. Слуга только рот разинул. Птаха вспорхнула к окошку, пробралась сквозь чугунные переплёты, в слюдяное окошко заглянула. Видит, сидит старая ведьма за прялкой, пряжу прядёт. Постучала в оконце зелёная птаха клювиком, лапкой поскребла. Ведьма ей окошко и отворила.

— Вот, — говорит, — гостья крылатая! Красива собой, да только с добром или со злом ко мне залетела?

Протянула костлявые руки, пальцы, как грабли, растопырила, хочет птаху изловить.

А птаха под сводчатым потолком вьётся, в руки ей не даётся. Разозлилась ведьма, вскричала скрипучим голосом:

— Эх, был бы мой сынок дома, он бы тебя поймал, голову бы тебе свернул, чучелку бы набил. Да его только к вечеру ждать можно — докуда-покуда он всё наше королевство на солнечном коне не объедет!.

Так всё птаха и вызнала. Пурх — к окошечку, да не тут-то было, ведьма проворнее птахи к окошку подскочила и захлопнула его. А сама хвать метлу, что у порога горницы стояла, взмахнула и ударила пташку. Вмиг обернулась птаха кем раньше была — ведуном-чародеем стала перед ведьмой.