— А что тут такого? — возразил Проспер. — У Моски лодка большая, места всем хватит.

— Так-то оно так, — раздумывала Оса. — И все равно мне это как-то не нравится. Плаваю я не очень, а Риччио от одного вида лодки дурно становится. — И она глянула себе под ноги, где черная пасть канала по-прежнему ненасытно заглатывала снежные хлопья. Приближаясь к мосту, по воде плавно скользила гондола. В ней, на заснеженных подушках, съежившись от холода, сидели трое туристов. Оса мрачным взглядом следила за ними, пока гондола не нырнула под мост.

— Так ты лодки не любишь? — Проспер насмешливо дернул Осу за тонкую косичку. — Но ведь ты же родилась здесь, я-то думал, все венецианцы обожают лодки.

— Тут ты сильно ошибаешься, — неожиданно резко ответила Оса и решительно повернулась к воде спиной. — Пошли, нас наверняка уже ждут.

Снег окутал город тишиной. Оса и Проспер шли бок о бок молча, зато Бо, самозабвенно что-то напевая, беззаботно скакал за ними следом, как веселая блоха.

— Ох, не хочу я, чтобы Бо завтра ночью был с нами, — шепнул Проспер Осе.

— Да понятно, — шепнула она в ответ. — Только как ему это внушить? Мы же от одного его рева все оглохнем.

— Понятия не имею, — пробормотал Проспер. — Он и вправду упрям ужасно, особенно когда я чего-то ему не велю. Может, тебе с ним поговорить?

— Поговорить? — Оса покачала головой. — Нет, говорить бесполезно. Но ничего, у меня, кажется, есть идея получше. Заодно и от поездки на лодке отбоярюсь. Только вот графа, выходит, опять не увижу.

Виктор валялся в постели, с головой укрывшись одеялом. Он уже третий день так валялся. Вставал, только чтобы в туалет сходить, черепах накормить или купить себе в соседней кондитерской пару пирожных. Даже снег за окном, прямо у него на балконе, был ему не в радость.

— Простыл, — угрюмо просипел он в ответ на озабоченный вопрос булочницы, как его самочувствие. — От черепахи своей заразился.

После чего, прихватив пирожное, снова залез в кровать. К телефону не подходил, на звонки в дверь не отзывался. Смотрел телевизор, наблюдал за снежинками, что хороводили за окном, и внушал себе, что он болен и потому на встречу с Хартлибами в отель «Зандвирт» ну никак прийти не сможет.

Невозможно, и все. Ну никак. Все проще простого. А сообщение Хартлибов на своем автоответчике он так и так давно уже стер.

Виктор внимательно просматривал газеты на предмет сообщений о какой-нибудь краже со взломом, но единственное, что он обнаружил, была заметка о грабителе-лифтере в привокзальной гостинице. Не найдя ничего больше, он и сам удивился, что испытывает облегчение.

Вообще, с тех пор, как он возвратился домой из своего заточения, все было как-то странно. Черт подери, он вообще не понимает, что с ним такое творится. То и дело он думает об этих ребятишках. И тишина в собственной квартире вдруг стала наводить на него тоску. Иногда он ловит себя на том, что прислушивается, только к чему? Неужто и вправду возомнил, что эта шайка придет его навестить?

С тяжким вздохом он спустил ноги с дивана и поплелся к себе в кабинет.

«Когда-нибудь, хочешь не хочешь, все равно придется к этим воришкам заглянуть, — размышлял он. — В конце концов, они же всю мою коллекцию усов свистнули».

Виктор уселся за стол и достал из самого нижнего ящика фотоальбом. Насупившись, липкими от пирожных пальцами начал листать. Вот они. Его родители. Он никогда не знал, о чем они думают и что вообще у них в головах происходит. Теперь вот он уже сам взрослым стал, а все равно не знает. А вот этот младенец в детской коляске, возле которой чуть ли не по стойке смирно родители замерли, — это он, ему тогда годик исполнился. По крайней мере ему так рассказывали — это, мол, ты. Сам-то Виктор не помнил, вправду ли он когда-нибудь так чудно выглядел, такой пухлый, розовый, с темноватым пушком на головке. Он перелистнул дальше. Вот это лицо шестилетнего мальчишки, напряженно застывшего перед камерой, он еще худо-бедно помнит. И двенадцатилетнюю свою физиономию, которую он часами изучал в зеркале в поисках прыщей, тоже, конечно, не забыл. И все равно они были ему совсем чужие, эти его лица, словно лица каких-то незнакомых людей.

Виктор оставил альбом на столе раскрытым и как был, в одних носках, поплелся к зеркалу. Нос вроде бы не слишком сильно изменился. Или все-таки сильно? А что глаза? Он подошел к зеркалу вплотную, настолько близко, что видел теперь в собственных зрачках свое второе отражение. Глаза-то хоть те же остались? Это ими, теми же глазами смотрел на мир годовалый Виктор или шестилетний, который только что в школу пошел? Что вообще там прячется, в этом постоянно меняющемся теле? И как же это он мог напрочь забыть, как он себя чувствовал в два года, в пять лет, в тринадцать?

Виктор глянул на часы, что висели возле двери в спальню. Десять утра. Какой хоть сегодня день? Да, как он и опасался. Именно что вторник, тот самый день, когда он с Хартлибами встретиться должен. Эх, не удалось ему эту встречу попросту проспать. Снова тяжко вздохнув, он вернулся в спальню, постоял некоторое время в нерешительности между платяным шкафом и такой заманчиво мягкой, теплой постелью и отворил шкаф. Что же он расскажет востроносой Эстер и ее супругу? И что он хотел бы им рассказать?

«Понятия не имею, — подумал Виктор, одеваясь. — Что угодно, только не правду».

Виктор опаздывал. Было уже без четверти четыре, когда он вошел в шикарный вестибюль отеля «Габриэлли Зандвирт». С тех пор как он был здесь в последний раз, миновал уже чуть ли не месяц. Он тогда следил тут кое за кем, кто в отеле этом останавливался. Многие отели в городе Виктор изучил подобным же образом. В «Зандвирте» он, помнится, был при окладистой черной бороде и в жутких, омерзительного вида очках. Он сам себя в зеркале едва узнал — верный признак удачного маскарада. А сегодня на нем было только его собственное лицо, из-за чего у него всякий раз странным образом возникало чувство, будто он делается меньше ростом.

— Buona sera, — сказал он, подходя к стойке портье. Из-за огромного букета тотчас же вынырнула головка гостиничной регистраторши.

— Buona sera. Чем могу быть полезна?

— Меня зовут Виктор Гец. У меня тут встреча с четой Хартлиб, — Виктор виновато улыбнулся, — на которую, к сожалению, я немного опоздал. Вас не затруднит узнать, супруги Хартлиб все еще у себя в номере или, может, ушли?

— Ну конечно. — Дама с улыбкой поправила прическу. — Как вам этот снег? — спросила она, придвигая к себе телефон. — И не упомнишь, когда в Венеции в последний раз снег был.

Она произносила слово «снег» так вкусно, что оно, казалось, просто тает у нее во рту, как конфетка. И Виктор сразу же легко представил себе ее лицо в детстве, будто она ему свою детскую фотографию показала. Он невольно улыбнулся, наблюдая, как ее взгляд то и дело устремляется за окно, туда, где степенно плывут и кружатся белые хлопья, а с ними, кажется, и сама земля вращается неспешно, словно в замедленной киносъемке.

Чете Хартлиб до снега не было никакого дела. Прямо к ним в окна, словно только что вознесясь над лагуной, смотрела через залив церковь Сан Джорджо Маджоре. Это был вид такой красоты, что у Виктора просто перехватило дыхание, но Эстер и ее супруг, плечом к плечу, стояли к окну спиной и смотрели только на него. Виктору стало не по себе, и он скрестил за спиной пальцы.

«Ну почему я хотя бы усы не наклеил? » — мысленно ругал он себя. Так было бы гораздо легче врать. Но ребята утащили у него все его дивные усы и бороды. Вот пусть и пеняют теперь на себя, если востроносая и востроглазая Эстер уличит его во лжи.

— Я рада, что вы получили мое сообщение, — начала она на безупречном английском. С Виктором она говорила только на его родном языке. — После телефонного разговора с вашей не слишком-то любезной секретаршей я уж начала сомневаться, не уехали ли вы из города.

— О, я не покидаю этот город практически никогда, — ответил Виктор. — В отъезде я слишком по нему скучаю.

— В самом деле? — Эстер чуть ли не на сантиметр вскинула свои тонюсенькие, выщипанные брови.

«Вот это фокус, — подумал Виктор. — Мне так не суметь».

— Что ж, прошу вас, господин Гец. — Это вступил ее супруг. Он все еще был величиной с комод и такой же мертвенно-бледный, едва ли не белее снежинок, что кружились за окном. — Расскажите нам о ходе ваших расследований.

— Мои расследования, ну да. — Виктор нервно переминался с пятки на носок. — Результат моих расследований, к сожалению, совершенно однозначен. Малыша в городе больше нет, как, впрочем, и его старшего брата.

Супруги Хартлиб обменялись быстрыми взглядами.

— Ваша секретарша уже на что-то такое намекала, — сказал Макс Хартлиб. — Но…

— Моя секретарша? — перебил его Виктор, но вовремя вспомнил, что Оса, Проспер и Риччио наведывались к нему в кабинет кормить черепаху. — Ах да, конечно, моя секретарша. — Он с видимым сожалением вздернул плечи. — Как вы знаете, я уже напал на след Бо и его брата и, можно сказать, шел за ними по пятам. Фотография, которую я вам выслал, наглядно это подтверждает. К сожалению, в тот момент у меня не было никакой возможности их обоих взять. Столько людей кругом, сами понимаете, но я зато выяснил, что ваши племянники связались с шайкой малолетних воришек. К сожалению, один из них меня узнал, когда-то давно я с поличным поймал его на краже сумочки. Так вот, похоже, этот юный карманник и убедил ваших мальчиков, что оставаться в Венеции для них небезопасно. Моими расследованиями, к сожалению, установлено… — Тут он вынужден был откашляться. Ну почему у него от вранья все время так першит в горле?! — М-да, так вот, моими расследованиями установлено, что дня два-три назад оба ваших племянника пробрались на один из гигантских паромов, которые регулярно у нас тут причаливают. Из ваших окон, кстати, весь порт как на ладони.