Что же до алхимика – поскольку он не знал, каким образом ему удалось вызвать духов в тот первый раз, то и вторую попытку предстояло совершать опять-таки наобум. Делать нечего, он набрал побольше воздуха в грудь и произнес слова заклинания:
– Восстанут мертвые в долинах и полях! Истлевший соберется прах, и юность заиграет в древних стариках!
Его голос прозвучал на удивление раскатисто и породил эхо в отдалении.
Некоторое время все молчали.
Потом Первая Леди недовольно зарычала:
– Не вижу результатов!
Алхимик нервно хихикнул:
– Не пойму, что могло помешать моей…
– Смотрите! – перебила Лайзл. – Что-то происходит!..
Она не ошиблась. Кое-что действительно происходило. Незримая пелена магии, рассеянная повсюду, на один раскаленный миг сделалась видимой. Сразу весь воздух заиграл многоцветными радугами.
Уилл ахнул. Лайзл закричала. Тетка принялась креститься…
После этого задрожала земля.
– Что творится?! – заверещала Августа.
Алхимик и Первая Леди не смогли устоять на ногах и повалились. Алхимик при этом оказался сверху и тотчас запутался в ее пышных мехах.
– Немедленно слезь! – завизжала она, брыкаясь.
– Это что, землетрясение? – спросила Лайзл.
– Это магия, – сказало По, и в голосе привидения прозвучало ожидание чуда.
А потом откуда-то с неба простерся столб теплого золотого света и, словно указующий перст, уперся в самый центр пруда. Луч был похож на искрящийся огненный жгут, связавший воедино воду и небесные своды. Он сверкал и искрился, и при виде такого зрелища умолкла даже Первая Леди.
И вот холодная, твердая земля словно бы взорвалась. Куда-то подевалась бурая, безжизненная поверхность; вместо нее возникло слепящее изобилие изумрудной травы и алых цветов. Стрелами поднялись лилии, а по холмам рассыпались незабудки. Целыми полями раскинулись золотые нарциссы, камни покрыл темно-зеленый и даже фиолетовый мох. Деревья обросли зеленой листвой, старая ива обзавелась мириадами серебристых листочков, шепчущих на ветру. В фермерских полях сами собой возникли толстые кочаны салата, засверкали капельки росы на молоденьких огурцах, выглянули из-под налитых темной зеленью листьев краснощекие помидоры…
И впервые за тысячу семьсот двадцать восемь дней в небе разорвались ватные облака, открыв ослепительную голубизну. Оттуда лился свет, почти истершийся из людской памяти.
Это наконец показалось солнце.
Лайзл прищурилась и стала смеяться. Уилл втянул голову в плечи, смаргивая невольные слезы, смутился и сказал сам себе, что просто отвык от слишком яркого света.
Мел снял фуражку и прижал ее к груди, словно собираясь молиться. Левша выпрыгнула из переноски и погналась за бабочкой. Тетка уронила клюку, повалилась на колени и расплакалась, вспомнив наконец, как это – быть молодой.
– Ну, не чудно ли? – продолжая смеяться, спросила Лайзл. – Прямо как сон, только гораздо лучше!
Алхимик, утративший дар речи, сидел совершенно пришибленный. До него только сейчас начал доходить смысл древнего заклинания. «Восстанут мертвые в долинах и полях, истлевший соберется прах, и юность заиграет в древних стариках»!.. Ну что ж, мертвые и правда восстали. Безжизненные, иссохшие земли вдруг процвели и взялись плодоносить. Из мертвого чудесным образом прямо на глазах зарождалась новая жизнь. А казавшаяся бесконечной зима наконец-то уступала место весне.
От жизни к смерти и от смерти – обратно к жизни… Вот она, величайшая магия этого мира!
Поняв это, алхимик решил немедленно отойти от дел. Подать в отставку. Завязать.
– Нет!!! Прочь от меня! Прочь!.. – вдруг истошно завизжала Августа. Приподнявшись на колени, она смотрела в сторону пруда и так загораживалась руками, словно оттуда на нее надвигалось нечто неописуемо страшное.
У Лайзл пересохло во рту, а сердце отчаянно заскакало в груди.
Прямо по воде к берегу пруда шел человек.
Он казался полупрозрачным, словно мыльный пузырь, сквозь него просвечивали солнечные зайчики, игравшие на воде, но Лайзл его тотчас узнала.
– Папа, – кое-как выговорила она.
Он оглянулся.
– Привет, Ли-Ли, – прозвучал такой знакомый, родной, добрый голос. Сердце Лайзл затрепетало, как бабочка.
– Зло грядет!.. – Августа отползала прочь на карачках, словно разжиревший краб-переросток. – Это зло! Это против природы! Прочь! Изыди!.. Прогоните его!..
Призрак Генри Морбауэра приблизился к ней и грозно навис. В его голосе загремел гнев:
– Как смеешь ты употреблять это слово? Если тут и есть какое-то зло, так только ты сама!
Августа побелела, как простыня:
– Не-е-е-ет!.. Смилуйся! Сжалься!
– Вот как? А ты меня помиловала? Пожалела?
– Это вышло случайно… – забормотала трясущаяся Августа. – Случайно! Я не хотела!
– Лжешь!
– Я не хотела тебя убивать! Я хотела всего лишь, чтобы ты заболел! Немножечко, чуть-чуть заболел и перестал мне мешать!
Августа была недалека от истерики.
– Хватит лжи! – громыхнул призрак. – Ты – обманщица и убийца!
Августа судорожно оглядывалась, ища спасения. Безумные глаза лезли из орбит. Из перепуганного краба она стала крысой, загнанной в угол.
– Ты! – ткнула она пальцем, указывая на алхимика. – Это все ты, ты виноват! Это ты яд для меня приготовил!..
– Я… я… я… – принялся заикаться алхимик. – Я вовсе даже ничего такого… ни сном ни духом…
– Ничего такого? А как же «Фатальный Финал: Лей по капельке до дна – и повалит хоть слона! Иначе возврат денег»? Именно так было написано на этикетке!
– Повалит? Хоть слона? – насторожила уши тетка с клюкой. Вполне оправившись от нахлынувших было чувств, она ткнула полицейского своей палкой: – Вы слышали? Да тут у нас, оказывается, бытовое убийство! Эту женщину надо немедленно арестовать! Из соображений общественной безопасности!
– Во дела, – сказал Мел, почесывая затылок.
– Не наговаривайте. Грех это, – продолжал отпираться алхимик.
Поднявшись, он с видом оскорбленной добродетели отряхнул пальто и выпрямился во весь рост. Однако потом неожиданно повернулся и, одной рукой придерживая на голове шапку, со всех ног рванул прочь по склону холма.
Тетка с отчетливо слышимым звуком огрела полицейского по ногам тростью:
– За ним! Живо в погоню! Это тоже преступник! Он мало того, что с призраками якшается, так еще и яд варит! И продает!.. Боже, какой стыд!
И она громко шмыгнула носом.
Полисмен, точно проснувшись, устремился в погоню.
А призрак Генри Морбауэра вновь повернулся к дочери, и Лайзл увидела, что отец улыбался.
– Как тут красиво, – сказал он ей. – Правда, Ли-Ли?.. Ты помнишь, как мы устраивали пикники здесь, возле пруда? Ты еще всякий раз пыталась взобраться на дерево, но даже до нижних веток не могла дотянуться…
Она кивнула. В горле стоял ком.
– Папа… – только и выговорила она.
– Я знаю, Ли-Ли. Все знаю. – Полупрозрачная фигура купалась в солнечном свете. – Я невыразимо рад за тебя.
– Да, – кивнула Лайзл. – Да. Невыразимо…
Призрак Генри Морбауэра заколебался, превратившись на мгновение в едва различимую тень, потом снова проявился отчетливей. Он стоял, слегка наклонив голову, словно прислушиваясь к чему-то.
– Мне пора, Ли-Ли, – сказал он затем. – Я должен идти. Веди себя хорошо…
– Я буду скучать по тебе… – выговорила Лайзл.
– А я буду рядом, – ответил призрак Генри Морбауэра. – Я всегда буду здесь.
Перед Лайзл снова был всего лишь пустой воздух. Только ветер принес откуда-то и опустил к ее ногам несколько золотых лепестков.
На какое-то время сделалось совсем тихо. Потом Лайзл всхлипнула и спрятала лицо, чтобы никто не увидел слез, хлынувших у нее по щекам. Какое! Их все, конечно, заметили, хотя и не подали виду.
– Ловите Августу! – закричал Уилл. – Уходит!
И в самом деле – Августа, воспользовавшись тем, что все наблюдали за последним разговором Генри Морбауэра с дочерью, принялась проворно отползать прочь от пруда. Услышав за спиной крик Уилла, отравительница вскочила на ноги и побежала. Невзирая на свою толщину и длинные юбки, бежала она на удивление быстро.
Полицейский, который уже вел назад пойманного алхимика, аж застонал:
– Еще одна!..
– Я ее задержу, – предложил Мел, жаждавший тоже совершить что-то полезное.
Работая скромным охранником, он тем не менее давно лелеял мечту поучаствовать в стремительной погоне за каким-нибудь ужасным преступником. И вот – с ума сойти! – мечта исполнялась!
Он рванул с места.
Лайзл кое-как вытерла слезы.
– А где По? – спросила она. – Где Узелок?..
В воздухе рядом с ними не было видно привычных теней. Уилл пожал плечами, начал оглядываться… и неожиданно закричал:
– Лайзл, смотри! Там!..
Лайзл оглянулась и ахнула.
На залитой ярким солнцем траве стояли По и Узелок. Или, вернее, стояли те, кого Уилл с Лайзл привыкли так называть. Они быстро теряли свой сумеречный, расплывчатый облик и ни дать ни взять обзаводились вещественными телами. Вот только эти тела были не то позолочены, не то сплошь состояли из цельного золота. Прямо на глазах у По обозначились загорелые руки и плечи, шапка вьющихся золотистых волос, веселая улыбка, а Узелок обернулся скачущим, полным радости комочком солнечно-рыжего меха. Песик!