— Небось дальше полетела, — сказал Робби.
— Нет, я же смотрела. Она точно не улетала. Давай, надо ее найти. Держимся вместе, ладно?
Выстроившись клинышком, мы полетели к многоэтажке: я впереди, чуть сзади Робби, по левую руку от меня, и Моди по правую. Только бы я ошиблась, думала я. Может, я на секунду отвлеклась и Шлёпа уже улетела далеко вперед? Но как я ни вглядывалась в горизонт, Шлёпы было не видать. Я с беспокойством посмотрела вниз, вспомнив, как она рухнула, когда поднялась слишком высоко. Ее нигде не было, но, если она упала в реку, тяжелые крылья могли быстро утянуть ее на дно.
— Шлёпа, только бы все обошлось! — шептала я, летя на всех парах. Хоть сводная сестрица большую часть времени и выводила меня из себя, все-таки я ее уже полюбила. От одной мысли, что с ней что-то случилось…
Мы были уже рядом с многоэтажкой. Я направилась к пентхаусу. На крыше располагался небольшой садик: шезлонг, бокал вина на шикарном мраморном столике. Ни души. Но подлетев совсем близко, я увидела тут и там на бетонном полу красные перья.
— Шлёпа! Шлёпа, где ты? — крикнула я.
— Здесь! Только смотри осторожно. Этот псих меня связал! — прокричала Шлёпа откуда-то изнутри.
— Робби, что бы ни случилось — береги Моди, — сказала я.
— Нет-нет, это ты ее береги. Я пойду спасать Шлёпу. Я же мальчик, — попытался удержать меня Робби.
Моди, не обращая на нас никакого внимания, полетела вперед, легко приземлилась на мысочки и засеменила прямо в раздвинутые стеклянные двери. Мы бросились за ней, но, не успев толком сложить крылья, столкнулись и на мгновение переплелись между собой.
— Шлёп-Шлёпа! — позвала Моди.
Я припустила вперед в ворохе перьев. Шлёпа, привязанная к ножке стола поясом от халата, как раз собиралась зашвырнуть огромной стеклянной вазой в съежившегося в углу дядьку.
— Шлёпа! Стой! Ты его убьешь! — крикнула я. — И осколками тут все засыплешь, а Моди босиком.
— Да это он меня убить пытался! — возмутилась Шлёпа. — Я только заглянула — он сидит в шезлонге, в ноутбук тыкает, а потом вдруг голову поднимает, а там я — так он чуть в штаны не наделал, у него такое лицо стало — просто умора! А потом вдруг ка-ак замахнулся — и швырнул в меня ноутбуком своим паршивым. Смотри, у меня до сих пор кровь идет! — Шлёпа показала на свой лоб. — Оглушил меня — прям правда оглушил, — я грохнулась, а он меня хвать и притащил сюда и привязал этим своим жутким халатом, а потом — в жизни не догадаешься, что он после этого сделал, гад.
— Что?! Что он сделал?!
— Пошел и в газету позвонил! Собирается сдать меня за тысячу фунтов! — крикнула Шлёпа и снова замахнулась вазой.
— Нет! Не надо! Господи боже, это же «Лалик»[27]. Послушайте, я вас не трону — никого не трону. Невероятно! Вы кто вообще, типа пришельцы? Я хочу вас уберечь. Вы мои , я вас первый увидел.
— Никакие мы не ваши, еще не хватало! — Я бросилась к Шлёпе и попыталась развязать узел.
— Не трогай ее! Вы все останетесь тут. Вы — моя сенсация! — сказал дядька. Он схватил меня и попытался повалить на пол.
— Не смейте трогать мою сестру! — закричал Робби и ударил его кулаком в грудь. Он старался бить сильно, но кулачок-то у него был маленький — противнику хоть бы хны.
— Бей туда, где больней всего! — завопила Шлёпа.
Я попыталась оцарапать ему лицо, но он перехватил мою руку и заломил пальцы. Я вскрикнула от боли. И тогда Робби обернулся и засандалил ему между ног. Не знаю, целился ли он туда или просто повезло, но дядька со стоном «а-а-у-у-у-ы» согнулся пополам.
— Быстрее, быстрее! — Я снова завозилась с поясом. — Надо выбираться!
Я отчаянно дернула последний раз — и узел развязался. Шлёпа вскочила, добавила дядьке на орехи и сцапала Моди. Мы с Робби схватились за руки, а потом все вместе выбежали из комнаты на террасу.
— Не-е-ет! — провыл дядька нам вслед.
— Да! — крикнули мы, шагнули с крыши, расправили крылья и были таковы.
Мы полетели в обратную сторону. Даже Шлёпе не хотелось больше приключений. В схватке с тем ужасным типом она потеряла кучу перьев, остальные все помялись и торчали во все стороны. Моди устала, и нам снова пришлось по очереди ее нести. У меня болела рука, и все еще мутило от пережитых волнений. И только у Робби вдруг открылось второе дыхание:
— Видела, как я ему врезал — бац, хрясь, бумс! Он как подкошенный рухнул. Круто я его отделал, а он ведь здоровее меня раз в пять. Я спас тебя, Роз, и Шлёпу, и Моди. Я вас всех спас!
Пусть себе хвастается, думала я, — но на полдороге домой мы уже по горло были сыты историей про его выдающуюся победу. Вдобавок пошел дождь. Оказалось, в воздухе куда сильнее промокаешь, чем на земле. В мокрой одежде идти неприятно, но когда у тебя и перья выжимать можно — это в сто раз хуже. Под грузом отяжелевших крыльев мы повесили головы и опустили плечи, лететь стало ужасно тяжело. Из-за дождя так потемнело, что было непонятно, который час. Не может быть, чтобы скоро закат, подумала я, но все равно заволновалась. Что, если крылья исчезнут, когда мы будем высоко над землей? Вдруг мы в любую секунду можем рухнуть?
Мы попробовали лететь очень низко, на всякий случай, — дохлый номер. Кто-нибудь непременно задирал голову в небо и, увидев нас, принимался голосить.
Когда мы миновали густонаселенные кварталы и начался лес, стало полегче. Желающих гулять под проливным дождем находилось не много. Бесконечные леса, пустоши, луга. Найдем ли мы среди них свой Оксшоттский лес? Но у Шлёпы как будто спутниковый навигатор в голову встроен. Она вела нас все дальше, и дальше, и дальше, пока мы вдруг не увидели внизу желтое пятно песчаной ямы.
— Прилетели! — объявила она. Мы спустились и кучей-малой брякнулись на песок. Наши чудесные крылья все помялись и болтались на спине как мокрые занавески, при каждом движении из них сыпались перья.
Папа с Элис увидели нас и рассеянно, как во сне, нам помахали, но крыльев, судя по всему, так и не заметили. Дождь лил стеной, но они оба спокойно сидели под деревом, волосы у них прилипли к голове, с носа на подбородок стекала вода. Шлёпа устало поднялась, расправила драные крылья, подлетела к Элис и сделала вокруг нее несколько кругов. Элис даже бровью не повела.
Шлёпа вернулась обратно к нам и на корточках села в песке.
— Она меня как будто вообще не видит, — буркнула она.
— Да, она вроде как в трансе. Это все псаммиадово волшебство — сама знаешь, — сказала я.
— Она такая, даже когда не в трансе. Только если не пилит меня. И папа тоже. После того как он с этой паршивкой спутался, даже он все время в трансе. Письмо из одного вшивого предложения — нет, ну надо же. Небось целую минуту на него потратил.
— Ладно тебе. Не куксись. Зато благодаря твоему желанию у нас был совершенно невероятный день, — сказала я.
— Только что-то оно мне надоело, желание это. Пора будить спящих красавиц и двигать домой.
— Надо дождаться, пока крылья отвалятся, — сказал Робби. — Эти-то их не увидят, а вот другие люди… Кто-нибудь опять решит поймать нас и сдать газетчикам, как этот мерзкий тип в том доме.
— Закат, можно считать, состоялся. Такой ливень, что солнца все равно не видать. Псаммиад, ау! — Шлёпа плюхнулась подбородком в песок. — Вы там? Это я, Шлёпа, крикунья которая. Я вся промокла и еще по голове получила, а чая вообще не давали. Я домой хочу. Не могли бы вы в виде исключения вылезти и исполнить еще одно малюсенькое желаньице? Мы хотим только, чтобы дурацкие крылья отвалились.
— Он в такой дождь ни за что в жизни не вылезет. Псаммиад ненавидит воду. Наверняка зарылся глубоко-преглубоко, чтобы не промокнуть, — сказала я.
— Может, он сейчас исполняет желание какого-нибудь австралийского пацана, — предположил Робби. — Кстати, идея. Можно завтра пожелать, чтобы мы все в Австралии оказались. Мне бы ужасно хотелось увидеть коал и кенгуру.
— По-моему, они теперь все по заповедникам и паркам, — сказала я. — И завтра все равно моя очередь. Я постараюсь что-нибудь особенное пожелать, все-таки это наш последний раз. Пока еще не знаю, что именно. С крыльями трудно тягаться, — вежливо прибавила я, чтобы потрафить Шлёпе.
— Я их уже видеть не могу, — сообщила она. — Слушай, Розалинда, а дерни-ка меня посильней за крылья. Может, они оторвутся.
Я потянула изо всех сил. Шлёпа завопила от боли.
— Извини! Я не нарочно, — сказала я.
— Порядок. Тяни сильнее, — попросила она.
Все бесполезно. Крылья приросли к ней так же надежно, как руки и ноги.
— Может, нам теперь вечно их на себе таскать, — мрачно сказала Шлёпа, то расправляя, то складывая крылья и обдавая нас градом брызг. — На них же ни одна куртка не налезет. И в дверь не протиснуться, и на кровать толком не лечь. И из дома не выйти — сразу массовые беспорядки начнутся. Хотя это как раз, может, и прикольно.