— Товарищ Кузыев, почему вы составили такой план? — прямо обратилась ко мне Хашимова. Я поднялся с места. Все обернулись ко мне. Кто-то смеялся, точно радуясь моему промаху, кто-то качал головой, будто сожалея. Что делать? Признаться во всем или попытаться как-нибудь отвертеться? Хотя, по опыту знаю, в такой момент признаешься — все равно плохо, не признаешься, «уважительную причину» сочинишь — к чему-нибудь другому прицепятся.

— Гм… Мы собирались провести взаимопроверочные мероприятия с товарищем Назаровым, — сказал я как можно туманнее.

Зал опять грохнул смехом. Мне ничего другого не оставалось, как самому тоже засмеяться.

— Что же вы не научили своего ученика хотя бы планы составлять? — выкрикнул с места Халиков ядовитым тоном. Салимджан-ака хотел что-то ответить, потом, видно, раздумал и промолчал.

Однако не прошло и пяти минут, как пришла моя очередь смеяться вместе с другими над Халиковым. Я-то не знал, как составляются эти бумаги, потому, как новичок в школе, сдул у другого; а майор все ведь знает, а сдул сам у себя. Когда капитан Хашимова сравнила его планы за пять лет, зал хохотал, точно в цирке. Халиков оказался в этом деле даже ленивее меня; я-то труд положил, пока раздобыл чужой план, а он лишь менял месяцы и кварталы, а все остальное — копировал. От стыда Халиков спрятал лицо между ладонями.

Каромат-опа доложила, что, в целях широкого привлечения представителей общественности к работе милиции, полковником Атаджановым и ею составлена анкета.

— Я бы попросила председателя собрания ознакомить присутствующих с анкетой.

Каромат-опа села. Сурат-ака начал читать анкету нараспев, как собственные стихи, с чувством и толком.

1. Ф. И. О.

2. Специальность.

3. Место работы.

4. Возраст.

5. Образование.

6. Довольны ли Вы работой районного отделения милиции?

7. Какие, по-вашему, следует принять меры в целях улучшения работы органов милиции?

8. Какую помощь Вы хотели бы оказать милиции в искоренении преступности и случаев нарушения общественного порядка?

9. Кто, Вы считаете, сможет оказывать действенную поддержку милиции на общественных началах?

10. Какие, по Вашему мнению, следует принять меры для устранения недостатков, встречающихся в сети торговли и общественного питания?

 Ну и так далее. Сейчас я устал, поэтому решил не перечислять до конца все вопросы анкеты; постараюсь восполнить этот пробел в будущем, при случае. Однако хочу подчеркнуть: анкета послужила причиной резкой стычки между Халиковым и Салимджаном-ака. Майор попросил слова, вышел на трибуну и бросил следующее обвинение:

— Вот тут предлагали обсудить нашу работу среди широких масс народа. Удивляюсь! Такое может предложить только безответственная личность. Уверен, что эту мысль подсказал товарищ Атаджанов! Мы — карательный орган и только мы имеем право…

— …Сидеть и восхвалять самих себя: ох, какие мы хорошие, ах, какие мы доблестные?! — перебил его Салимджан-ака. — Народ — отдельно, мы — отдельно, так, что ли? Но для кого же мы ночей не спим?

— Оно и видно! — крикнул Халиков. — Нет чтобы работать, засучив рукава, а вы затеваете бумажную волынку!

— Все это делается в полной согласованности с партийными органами, — спокойно ответил полковник вместо того, чтобы грохнуть кулаком по столу и сказать крепкое словцо. Он только добавил: — До чего ж ты ядовит стал, Халиков, просто диву даюсь…

Майор, по-видимому, решил, что Атаджанов спасовал перед ним. Он выпил стакан воды и начал ораторствовать, рубя воздух рукой.

— Народ — это значит масса разных людей; как им можно доверять?! Враги, конечно, постараются воспользоваться возможностью очернить нас с помощью нашей же анкеты. А иные подонки постараются влезть в наши ряды под видом помощников и развалить работу. Милиция — это святая святых, не каждый имеет право входить в нее.

Халиков хотел налить себе воды, но графин оказался пуст. Тогда майор махнул рукой, сошел с трибуны и направился к своему месту, размахивая графином, который прихватил с собой по рассеянности.

— Надо кончать с бесконечными собраниями, всякими там анкетами и переходить к практическим делам! — выкрикнул он по пути.

 На трибуну вышел начальник пожарной команды Самад-ака Кадыров. Не зная, с чего начать, он вынул из кармана огромный носовой платок, вытер толстую шею, красное добродушное лицо. Потом покачал головой, широко улыбнулся.

— Друзья, — начал он наконец, — вот вы меня знаете: вид у меня, точно вчера приехал с курорта. Я здоров, в меру упитан, как говорит герой одного мультфильма, весел, бодр. И все почему? Потому, что я и мои ребята почти ничего не делаем. (Смех в зале.) Верно, верно, пока мы примчимся на пожар, народ, глядишь, уже потушил его. Ибо что ни махалля, что ни дом — везде нами организованы добровольные пожарные дружины. Вот что значит — народ. А кто с народом, тот всегда бодр, весел и здоров. Да-а, братцы, великая это сила — народ, он может и поджечь, и потушить. Нельзя не направлять, не пользоваться этой силой, товарищи, это просто грешно… Вот тогда, товарищ Халиков, быть может, и ты бы малость поправился, на человека стал похож. Ты погляди на себя: бледно-желтый, как цветок, выросший в горшке. Поменьше яда, разгладь складки на лбу, постарайся опереться на людей! Вот тогда и плова будешь уничтожать целые блюда, и для шахмат время найдется. (Аплодисменты.)… Товарищи, вот мое предложение: эту анкету следует как можно быстрее распространить среди населения. И еще одно я хочу сказать. Это уже моя жалоба, так сказать. Недавно мы проводили состязания среди добровольных пожарных дружин района. Товарищ Хашимова, где обещанные вами призы победителям? Или прикажете мне раздарить вместо них наши пожарные машины?!

Не ошибусь, если скажу, что на этом собрании все аплодисменты достались Самаду-ака. Сходя с трибуны, он раскланялся, точно артист эстрады, потом крикнул Халикову:

— Послушай, дружище, разгладь морщины и улыбнись малость, ведь никто тут не украл у тебя сноп клевера!

Собрание длилось до трех часов дня. Докладчики один за другим поднимались на трибуну, и каждый второй опровергал первого, в общем, бой был — аж перья летели. Когда осушили семь графинов воды, решили ставить вопрос на голосование. За распространение анкеты проголосовали девятнадцать человек, против — семь. Халиков стал сине-зеленым, как помидор после первых заморозков.

Таким образом, дело закипело вовсю. На тридцать тысяч анкет мы получили четырнадцать тысяч ответов и письма продолжают поступать по триста-четыреста штук в день. Читать их, раскладывать по содержанию в разные ящики поручили шести учителям, изъявившим желание помогать нам. Специально изготовили тринадцать ящиков с надписями: «Предложения», «Критика», «Благодарности», «Жалобы» и так далее.

Поступили письма от продавцов и работников общепита с благодарностями милиции. Некий директор склада стройматериалов прислал любовное стихотворение, посвященное начальнику милиции и завотделом БХСС; правда, в конце он сделал приписку, в которой просил сократить число проверок и ревизий. Все продавцы двадцать четвертого мясного магазина поклялись записаться в дружинники. В конце письма они предлагали ввести в торговлю мясом новшество: не делить говядину и баранину на сорта, а продавать гуртом. Видать, они это «рацпредложение» давно внедрили и хотели, чтобы мы выдали патент на это их «изобретение». Еще они просили провести среди покупателей разъяснительную работу, убедить, что мясо в этом году уродилось очень костистое и жилистое. Воспитательница детского сада предложила упечь в тюрьму каждого выпивающего мужчину. Один гражданин клятвенно обещал никогда не нарушать общественного порядка, если мы сумеем немножко укоротить язык его жене.

Среди таких нелепых корреспонденции попадалось и много деловых, очень даже серьезных. Например, рабочие вагоноремонтного депо писали: «Мы совершенно недовольны методами борьбы с пьянством и алкоголизмом. Какой толк в том, что вы привозите пьянгчугу, валяющегося в грязи, подобно свинье, в вытрезвитель, отмываете под душем, укладываете в чистую постель, как дорогого гостя?! Да мы и сами виноваты — у себя на работе не прищемляем их как следует. Таких людей надо сажать на осла задом наперед, обвешать пустыми бутылками и, пригнав на самую многолюдную городскую площадь, позорить всенародно…» Работницы шелкоткацкой артели предложили избирать дружинников на общих собраниях предприятий, в махаллинских советах на определенный срок и регулярно заслушивать их отчеты.

Поток таких хороших и подобных им писем не убывал, а увеличивался. Зря я, кажется, беспокоился, что Салимджан-ака стареет, сдает понемногу. Силам и энергии его мог позавидовать любой молодой человек. Бывало, он работал по пятнадцать-шестнадцать часов в сутки. Целыми днями знакомился с почтой, распределял корреспонденции по отделам, выспрашивал мнения сотрудников, а Лиляхон заставил вести в особой книге запись самых ценных предложений. Дней десять вообще не являлся домой, спал на диване в своем кабинете, ужинал и завтракал с дежурными, массу дел провернул. Например, при шести отделах управления было создано двадцать четыре общественных отдела; кандидатуры их руководителей утвердил райисполком. Начали работать группы активистов по борьбе с нарушителями порядка в общественных местах, автоинспекции, группы по выявлению малолетних правонарушителей и воспитанию подростков, ломающих телефоны-автоматы, автоматы газированной воды…