— Не тревожьтесь, пожалуйста, я оборотня пришел довить!

Сказал и кота выпустил. Увидел кот мышь, к жертвенному столу кинулся, мышь насмерть загрыз. Император и сановники аж глаза вылупили, рты разинули. Они и мыши отродясь не видали, а кота и подавно.

Взял крестьянин кота на руки, прочь пошел. Всполошился тут император: и так удерживает крестьянина, и эдак уговаривает:

— Уйдешь ты, а вдруг снова нечисть какая объявится, что тогда делать! Оставайся во дворце императора охранять!

Крестьянин пи в какую. Поднес ему государь еще десять тысяч слитков золота, еще тысячу штук атласной материи прибавил. Согласился тогда крестьянин зверя своего государю оставить, который котом зовется, нечисть всякую ловит.

Воротился крестьянин домой, золото да парчу бедным роздал. Узнал про это жадный помещик и думает: «Мне бы десять тысяч слитков золота получить да тысячу штук атласа! Не было бы богаче меня в Поднебесной». Чем больше думает, тем сильнее жадность в нем разгорается. О ту пору задумал император наложниц во дворец набрать, во все стороны людей разослал красивых девушек искать. А кому охота родную дочь государю в наложницы отдавать? Только богач обрадовался. Вот, думает, удача привалила, такое раз в тысячу лет бывает. Достал свадебный паланкин разукрашенный, принарядил дочь, к императору повез. А сам думает: «Ну, я-то побольше золота да атласа получу, чем крестьянин». Только лопнули все его надежды. Привел помещик дочь к императору, а император ему и говорит:

— Нет больше во дворце оборотней, всех кот загрыз, вот я и жалую тебе этого кота, десять тысяч слитков золота да тысячу штук атласа отдал за него.

Так и получил помещик кота взамен дочери. Досадно ему и обидно, да разве осмелится он перечить императору? Делать нечего, запечалился помещик, голову повесил, с котом домой воротился.

СЕМЕЙНАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ

В старину жил на свете один кузнец, трудолюбивее не сыщешь. И был у него сын, без малого двадцать годков парню, высокий, статный, до еды охочий, а в работе ленивый. Вот однажды кузнец и говорит сыну:

— Весь век я трудился, сынок, что есть в доме — все моими руками нажито. А ты работать не хочешь, только ешь да пьешь, ни одного юаня не заработал. Что ж дальше-то будет?

Пропустил сын отцовские слова мимо ушей и говорит:

— Эка важность юань заработать, да тут никакого таланту не надо!

Отвечает отец:

— Ладно, коли заработаешь юань, я тебе целый сундук добра отдам.

Не терпится сыну сундук с добром получить, да нет у него юаня. Работать неохота. Ходит он взад-вперед перед воротами, не знает, как быть.

Поглядела на него мать, пожалела сына: как бы не извелся он от дум, как бы не высох, подошла она к нему и говорит:

— Дам я тебе юань, поскорей отцу отнеси.

Взял лентяй юань, узелок с едой прихватил, улегся в холодке под деревом и уплетает за обе щеки. До самого вечера провалялся, воротился домой, как ни в чем не бывало, отцу юань отдал и говорит:

— Вот тебе юань, давай сюда сундук с добром.

Взял кузнец монету, поглядел, в руках повертел, в горн швырнул и говорит:

— Не заработал ты этот юань.

Понял лентяй, что не видать ему сундука с добром, растревожился. Спать лег, никак не уснет, с боку на бок ворочается. Узнала про это мать, и на другой день опять денежку ему дала. А лентяй взял денежку и опять целый день пробездельничал, только на этот раз притвориться решил, бегом пробежал два ли, весь вспотел, в дом влетел, аж запыхался, отдал отцу юань и говорит:

— Ну и намаялся я, пока этот юань заработал, прямо ноги не держат! Теперь неси сундук с добром!

Взял кузнец денежку, долго на нее глядел, потом в реку бросил, которая возле дома текла, и говорит сердито:

— И этот юань ты не заработал!

Видит лентяй, что никак не заполучить ему сундук с добром, взяла его досада, хоть помирай!

Смекнула тут мать, в чем дело, поняла, что не добро — зло сыну делала. Кликнула она его на другой день и говорит:

— Отец добра тебе желает, сынок. Коли хочешь сундук получить, потрудись честно!

Послушался юноша мать, в тот же день из дома ушел. Шел, шел, пока все подошвы стер, наконец на улочке одной подрядился бревна таскать. До ночи таскал, а как артельному за харч заплатил, гривенник один остался. Никогда парень не работал и так намаялся, что с ног свалился. Подняли его, опять стал бревна таскать. Десять дней трудился, ни монетки не потратил, юань скопил. Радостный домой воротился и отцу деньги отдал. Взял отец монетки, пересчитал, опять в горн бросил. Не стерпел сын, деньги из огня выхватил и говорит отцу обиженно:

— Десять дней я работал, пока этот юань заработал!

Обрадовался отец и отвечает:

— Верно говоришь, сынок! Теперь я вижу, что эти деньги ты сам заработал. Небось не жалко было, когда я чужие в огонь кидал!

Сказал так кузнец, вынес сундучок и опять говорит:

— Не злато-серебро, не редкие сокровища в этом сундучке — весь мой инструмент. Возьми его и помни, что дороже он злата-серебра, дороже всех богатств! Трудись! Век горя знать не будешь!

Засмеялся сын весело и принял отцовское наследство. Это и была семейная драгоценность.

КТО УКРАЛ ЯЙЦО?

Назначили Бао-гуна чиновником. Услыхала про это жена его старшего брата и думает: «Чересчур он молод в ямыне сидеть, дела решать». И надумала невестка испытать Бао-гуна.

Сварила она вкрутую яйцо, велела служанке Чунь-сян его съесть, а потом и говорит Бао-гуну:

— Оставила я нынче утром в комнате яйцо, да кто-то съел его. Как бы узнать, кто это сделал, да человека не обидеть зря!

Стал Бао-гун в уме прикидывать: в комнату старшей невестки ходят только служанки, наверняка которая-нибудь и стащила яйцо. Да как узнать, которая? Их ведь несколько!

Вынес Бао-гун во двор скамейку и столик, на столик две чашки поставил: одну с водой, другую без воды, сам рядом сел, кликнул служанок, выстроил в ряд перед столом, велел каждой отпить глоток из чашки, прополоскать рот, а воду в пустую чашку выплюнуть. Девушки так и сделали. У всех вода чистая, у одной Чунь-сян желтые крупинки плавают.

Взял тут Бао-гун кисть и написал: «Поскольку установлено, что яйцо украла Чунь-сян, к ней и следует применить наказание. Но поскольку преступление совершено впервые, надобно явить милосердие и простить преступницу. Остальные служанки к делу не причастны, равно, как и прочие люди».

Поняла тут невестка, что Бао-гун справедлив, умеет правду от лжи отделить, успокоилась и отпустила его на службу в ямынь.

КАК СУДЬЯ БАО ОСЛА ДОПРАШИВАЛ

Жил в старину один бедняк по прозванью Ван У-цзы — Ван Пятый. И был у него осел, он на нем хворост да уголь возил. Других руки кормят, а бедняка ослиная спина. Берег бедняк своего осла ну, прямо, как сокровище драгоценное, поил, кормил, мелкую траву и то секачом для него рубил. Так он своего осла холил, что шкура у того стала гладкая, щетина блестящая. Кто ни увидит — всяк похвалит:

— И впрямь сокровище четвероногое!

Был, конечно, осел тот упрямым, так на то он и осел! С утра до ночи копытами бьет, отдыху себе не дает. На другого осла самое большее сто двадцать цзиней навьючишь, а этот и двести сорок одолеет. Другой осел в один конец сбегает, а этот в два поспеет.

Навьючил бедняк на осла уголь древесный, повез в городок продавать. Осла у ворот привязал, сам мешок с углем на продажу понес. Воротился — нет осла. Вместо него к дереву другой, ледащий, осел привязан. Всполошился бедняк, заметался, то на восток побежит, то на запад кинется, где только не искал! Осла и след простыл. Взяла Вана Пятого досада, рассердился он, потащил паршивого осла ледащего к судье Бао жалобу подавать, да не знает, ответчиком кого сказать. Думал, думал, на осла ледащего жалобу подал.

Вышел судья Бао в зал, стал дела разбирать. Дошел до жалобы Вана Пятого, приказал стражникам ответчика привести и давай его ругать:

— Тай! Ты откуда взялся? Как посмел чужое имя присваивать, себя за другого выдавать!

А осел голову понурил, молчит, хоть бы слово вымолвил!

Пуще прежнего рассвирепел судья Бао, как стукнет колотушкой по столу, как закричит:

— Ван Чао, Ма Хань! Живо намордник на осла наденьте! Не кормите его, не поите! Крепко-накрепко под арест на три дня заприте. После снова ему допрос учиним!

Едва не рассмеялись стражники, и те, что на возвышении подле судьи стояли, и те, что внизу в зале были, да не осмелились. Пришлось им выполнить приказ судьи. Заперли они ответчика почтенного, осла ледащего, в пустом загоне. Тем временем новость эта на все четыре стороны разнеслась, дивятся люди, отродясь про такое не слыхали. И на третий день, когда опять был суд назначен, не сотни — тысячи людей заполонили присутствие. Каждому охота поглядеть.

Три раза в барабан ударили, поднялся судья Бао в зал, на судейское место сел. Стражники тотчас осла притащили: брюхо у него ввалилось, голова опущена, смотреть жалко. Стукнул судья колотушкой по столу и как закричит: