Давным-давно лежали в горах Чанбайшань вечные снега да лес глухой, дремучий рос, куда солнышко не заглядывало. Водились в том лесу волки, злые гады и ядовитые тигры да барсы, человеческая нога там и не ступала.
Жил в то время юноша по прозванию Лю Юн-цзюнь — Лю Вечно Прекрасный. Жил у самого подножья гор, и все в роду у него промышляли охотой. Дед был отменным стрелком. Свое искусство он передал отцу, отец — сыну. День и ночь тренировался юноша, и, когда ему семнадцать годков сровнялось, мог управляться с тяжеленным луком в триста цзиней весом.
Каждый день отправлялся юноша на охоту, верхом на коне мчался по зарослям у подножья горы, но ни разу не заходил в глухой, дремучий лес, который рос наверху. Был юноша сильным, ловким и смелым, ничего не боялся. А в горы не ходил, чтоб не ослушаться матери, не огорчить ее, не рассердить.
Всякий раз, когда он собирался на охоту, брал в руки свой тугой лук, наполнял колчан острыми стрелами и вскакивал на коня, мать выходила из дому, брала коня за уздечку и говорила:
— Один ты у меня, сынок! Запомни крепко-накрепко, что я тебе скажу: можешь охотиться у подножья, а вглубь не заходи. Так дед отцу твоему наказал, а отец тебе завещал.
Отъедет юноша далеко от дома, обернется, а мать все у ворот стоит, вслед ему с тревогой смотрит.
Порой Лю Юн-цзюню казалось, что мать чересчур трусливая да робкая, он пробовал перечить, но она так горько, так жалостливо плакала, так крепко держала уздечку, что юноше приходилось два, а то и три раза просить прощения, давать обещание не ходить в горы, только тогда мать отпускала его. Лю Юн-цзюнь был почтительным сыном, не хотел расстраивать мать и никогда не заходил в горы. Но шло время, с каждым годом юноша становился все более искусным охотником. Наскучило ему охотиться у подножья горы, и стал он частенько подумывать о том, как бы дальше пойти. Вот и двадцать ему сровнялось, еще крепче он стал. Не стерпел как-то и спрашивает мать:
— Скажи, отчего не пускаешь ты меня в горы? Может думаешь, плохой я стрелок, боишься, что тигр меня съест? Но ведь не один десяток тигров у меня на счету!
Вздохнула тут мать и отвечает:
— Вырос ты, сынок, большим стал, так что расскажу я тебе всю правду. Знаешь, как умерли твои дед и отец?
Подивился юноша, спрашивает:
— Разве не болезни их извели?
Отвечает мать:
— Не знаешь ты, сынок, что их обоих огромные удавы извели. После смерти отец весь вспух и почернел — это от змеиного яда.
Сказала это мать, слезы вытерла и опять говорит:
— В горах Чанбайшань одни удавы живут, вот и боятся люди в горы ходить. Понадеялся твой дед на свое охотничье уменье, впятером с братьями в горы пришел, здесь и осели. День за днем вели они с удавами войну, уж и не знаю, скольких из луков застрелили, да еще много осталось. Часто по ночам нападали на них змеи, четверых братьев сгубили, один дед твой жив остался. Поубивал он всех змеев окрест горы, для охоты эти места расчистил, после дом поставил. Теперь живут в горах еще два удава — царь да царица, толщиной каждый с добрый глиняный чан будет, а длиной в несколько десятков чжанов. Услыхали они, что дед твой всех их сыновей да внуков поубивал, с гор спустились деду мстить. Как-то раз дед под горой охотился, вдруг видит: со старой сосны двое спрыгнули — мужчина и женщина, в черное одеты, шапки тоже черные, сами тонкие да высокие. Схватили они коня за уздечку и говорят деду:
«Эй, Лю, не уйдешь ты от нас! Враги мы твои на веки вечные!»
Это и были царь да царица змеиные. Сказали, что хотят с дедом не на жизнь, на смерть драться, силами помериться. Через три дня уговорились с ним на осыпи красных камней встретиться. В означенный день дед взял лук, повесил за спину мешочек с едой, сел на коня, в горы отправился. А через три дня конь его на себе домой привез. Черный весь, лицо вспухшее. Внесла его твоя бабушка в дом, видит — губы у него дрожат.
Оказывается, как уехал он из дому, только на другой день ту осыпь красных камней отыскал. На самом верху там нора змеиная, в норе кольцом свернулись оба змея, лежат, бесценное сокровище стерегут, два жэньшэневых корня, десять тысяч лет тем корням. Кто змеев убьет, три сокровища добудет: два жэньшэневых корня да глаза змеиные — они в жемчужины, светящиеся в ночи, превращаются. Им тоже цены нет.
Увидали цари змеиные деда, быстрее ветра помчались, на него кинулись. Разинули пасти огромные, красные, ну, прямо тазы с кровью, дух ядовитый выпустили, на десять чжанов окрест мог тот дух человека сгубить. Выстрелил дед, стрелу выпустил меткую, сильную, угодила она царю змеиному прямехонько в голову. Свалился он у нижнего края осыпи, из глаз исчез. Натянул дед лук, быстро, ну, прямо как огонь бежит, вторую стрелу хотел пустить. Медленно сказка сказывается, да быстро дело делается. Только подползла к нему змеиная царица, ядом своим на него брызнула. Упал дед на коня, помчался конь к дому. Далеко отбежал, тут слышит дед — рассмеялся кто-то зло и говорит:
«В этот раз удалось траву выполоть, корни выдернуть. Теперь гора Чанбайшань навеки наша. Не посмеет больше здесь человек появиться».
Оглянулся дед, видит — лежат два удава на красной осыпи, головы вверх подняли, языки высунули — радуются. Оказывается, царь ихний, в которого стрела попала, живехонек. Брызнула на него царица водой из родника, который под горой бьет, ожил змей. Вода из того родника мертвых могла оживлять. Дед твой вскорости помер, ведь на кого яд царя-удава попадет, тот уж не жилец. Перед смертью дед сказал твоей бабушке:
«Вырастет сын, пусть за меня отомстит. Только помни: должен он хорошенько учиться, не отпускай его в горы, пока не научится из одного лука разом две стрелы выпускать да сто из ста выбивать. А так пойдет, напрасно себя сгубит. Крепко-накрепко запомни мои слова».
Когда дед умер, отцу твоему двенадцать сровнялось. Бабушка сперва ничего ему не рассказывала, только, когда ему восемнадцать минуло, всю правду открыла. Хотел отец сразу в горы податься, мстить, да не умел разом две стрелы из лука выпускать, и стал он с той поры каждый день с луком и стрелами упражняться. Тебе уж двенадцать минуло, ему тридцать, а все не мог он двумя стрелами выстрелить.
Говорит как-то отец:
«До самой смерти не научусь я две стрелы разом выпускать, а отомстить должен. Пойду я в горы, коли не ворочусь, в пасти удава погибну. Сына береги, пусть, когда вырастет, за меня отомстит».
Повесил отец лук за спину, в колчан стрел понатыкал, еды взял, сел на коня и в горы отправился. На третий день конь твоего отца домой на спине принес. Черный весь, лицо опухшее, сгубил отца духом ядовитым змеиный царь.
Приехал отец в горы, вдалеке красную каменную осыпь увидел, на осыпи два огромных удава в кольцо свернулись. Днем отец в траве схоронился, тайком за удавами поглядывал. А как ночь пришла, загорелись змеиные глаза ярким светом — ну, прямо четыре огромных фонаря, осыпь осветили, видно вокруг, словно белым днем. Никак не подойдешь к удавам. Только рассвело, захотели удавы есть, пасти разинули, всех зверей на несколько ли окрест заглатывать стали, даже тигров и кабанов. А когда солнце высоко поднялось, притомились царь с царицей, глаза закрыли, задремали. Всем сердцем хотел твой отец отомстить, храбро вперед пополз. Так надо же было, чтоб в это самое время конь его, который всю ночь привязанный к дереву стоял, с голоду заржал громко. Видят удавы — человек в горы пришел месть совершить. Выпучили глаза, пасти огромные разинули, змеиный царь впереди, на отца кинулись. Выпустил отец одну стрелу — свалился царь. Только снова собрался лук натянуть, вторую стрелу пустить, слышит — зашипело что-то. В тот же миг отец в воздухе очутился, после будто в черный мешок провалился. Сразу понял, что в брюхо царя-удава попал. Выхватил он нож из-за пояса. Ударил три раза, а может, пять, дыру в змеином брюхе сделал, быстро на коня вскочил, помчался домой. Вдруг слышит — царь-удав за спиной у него говорит:
«А гора Чанбайшань как была наша, так и осталась».
Вскорости отец твой умер. Тебе тогда двенадцать годков было. Перед смертью наказал:
«Убить надобно царя-удава, а то не будет вам житья от него. Вели сыну отомстить за меня, когда вырастет».
Опомниться не успели, умер отец, много с той поры лет прошло, растила я тебя, а сама слезы да пот пригоршнями мерила. Так неужто допущу, чтоб царь-удав сгубил тебя понапрасну?
Выслушал Лю Юн-цзюнь эту печальную историю, понял, почему его мать в горы не отпускает. Только не испугался юноша, наоборот, решил во что бы то ни стало в горы пойти, отомстить удавам. Воротится с охоты, пообедает, возле дома тренируется: лук натягивает, стреляет. Толстая высокая береза ему вместо мишени. Стал он сперва учиться стрелами листья насквозь пробивать, потом принялся их с дерева сбивать. Нескольких месяцев не прошло, а береза голая стоит, ни листочка на ней не осталось.