Не расставаясь с мячом, Ягун продолжал набирать высоту. Пылесос, только что принявший струю драконьего огня, пылал. Хуже того – пылал не снаружи, а изнутри. Дыма Ягун не видел, но чувствовал, как корпус пылесоса раскаляется. Русалочья чешуя и перхоть барабашек сами по себе гремучая смесь – Ягун же добавил туда немало других, далеко не невинных составляющих. Некоторые из них, вроде желудочного сока аспида, были даже запрещены правилами.
«Если я сейчас сильно газану – пылесос разорвет. Если же не газану, Кенг-Кинг умчится, а пылесос все равно рухнет, хотя и без спецэффектов. Итак, выбор: красивый финал или бесславная старость?» – торопливо соображал Ягун, видя, что дракон проносится как раз под ним.
И Ягун выбрал. Выбрал, стоило ему представить бабусю и Катю Лоткову. Он вдавил газ и, не обращая внимания на раскалившуюся машину, резко спикировал на Кенг-Кинга. В баке пылесоса что-то забурлило, пробку бака сорвало… Только бы успеть!
– Почем одурительные мячики для народа? Ура, за Буян! Бойся, ящерица, психи атакуют! – завопил Ягун и, подбадривая себя, дожал газ до упора.
– Нет, вы это видели? – охала Ритка Шито-Крыто. – Ягун ведет дымящийся пылесос на таран! Вот уж где хроника подбитого бомбардировщика! С ума можно сойти! Он вскакивает на пылесос и прыгает с подбитого пылесоса на спину Кенг-Кингу! Пылесос взрывается. Одна только хромированная труба в относительной целости и сохранности торчит посреди поля как памятник погибшим пилотам. Я теряю Ягуна из виду… Неужели его задело взрывной волной и сбросило с дракона? Нет, Ягунчика просто заслонил крылом Кенг-Кинг… Ягун ползет по спине дракона, цепляясь за выступы серебристой чешуи, ползет рядом с гребнем треугольных пластин, между кожистых крыльев Кенг-Кинга… Мяч пристегнут у него к предплечью…
О-Фея-Ли-Я пытается сбросить его трелями своей флейты, однако почему-то ничего не происходит. А, я поняла! Пока Ягун на спине у Кенг-Кинга, тело дракона экранирует атакующую магию! Чего бы стоили драконы, если бы их можно было сшибить с крыла какой-то флейтой… О-Фея-Ли-Я в гневе ударяет флейтой себя по колену и что-то кричит капитану Глинту. Тот пытается набрать высоту и спикировать на Ягуна сверху, но ему мешают завихрения воздуха от драконьих крыльев. Ягун ползет уже по шее Кенг-Кинга. Его едва не сбрасывает встречным ветром. Дракон, ощутив неладное, бросается из стороны в сторону, желая скинуть Ягунчика. Однако вместо этого он цепляет крылом капитана Глинта!.. Даже не знаю, как это описать… Вы когда-нибудь видели подачу в большом теннисе? Как после этого летит мяч? Вот и отлично! А теперь представьте, что ракетка – это крыло дракона, а мяч – капитан Глинт, который только что мило размазался по силовому барьеру… А что же Ягун? Он вцепился в шею Кенг-Кингу руками и ногами и терпеливо ждет, пока дракон выдохнется и перестанет метаться. И вот оно – свершилось! Ягун делает последний рывок и, не дожидаясь, пока Кенг-Кинг распахнет пасть, проталкивает мяч ему в ноздрю. О-Фея-Ли-Я пытается скинуть Ягуна с шеи Кенг-Кинга и с ненавистью колотит его своей флейтой…
Шито-Крыто подпрыгнула на своей гитаре с прицепом.
– АППППЧЧЧ! Кенг-Кинг оглушительно чихает! Магия одурительного мяча срабатывает! Мощным чихом Ягуна срывает с драконьей шеи, однако он ухитряется ухватиться за ногу О-Феи-Ли-И и летит вместе с ней, как Руслан на бороде Черномора! О-Фея-Ли-Я пытается пнуть его, но поздно: Ягунчик уже перебрался на ее метлу… Не слышу, что он ей говорит, но, судя по его ухмыляющейся физиономии, что-то вроде: «Эй, таксист, едем кутить!» И опять О-Фея-Ли-Я не может его сглазить, потому что Ягун обхватил ее руками. Сглазив его, она автоматом сглазит и себя, и Ягун отлично это знает. Он легонько касается плеча вопящей О-Феи-Ли-И и кивает ей на Кенг-Кинга… После одурительного мяча тот явно не в себе и теперь пытается схрумкать свою любимую защитницу. О-Фея-Ли-Я, продолжая голосить, вынуждена срочно удирать на метле от родного дракона, унося с собой хихикающего Ягуна, который посылает болельщикам Магфорда воздушные поцелуйчики. Однако оставим Ягунчика вместе с его новой, психически неуравновешенной девушкой… Подведем итог этого эпизода. Итак, что мы имеем?.. Кучу выбывших из строя игроков, счет 10:1, погасшего, проперченного и чихающего Гоярына и слегка офигевшего после завтрака одурительным мячом Кенг-Кинга. И еще один-единственный оставшийся в игре обездвиживающий мяч… Учитывая, что цена мяча десять очков, теперь он должен решить судьбу игры.
Трибуны возбужденно зашумели. Магфордский сектор ощутимо помрачнел. Малютка Клоппик на радостях поразил летающим ботинком Гломова еще парочку фанов Пуппера. Джейн Петушкофф открыла пудреницу и посмотрела на свое отражение взглядом василиска. Тетя Настурция закатила глаза к тучкам. «О небо! – взмолилась она. – Если ты ценишь мои добродетели, мою душу, мои пролитые в подушку слезы, мои страдания от пережаренной яичницы – подари мне лишь одно! Голову Гроттерши!»
Графин Калиостров торопливо перелистывал расширенный справочник драконбольных правил. Он пытался найти хотя бы один параграф, позволявший объявить мяч Ягуна недействительным, но увы… Все было по правилам. Мяч через ноздрю считался вполне законным. Как оказалось, карабкаться по драконьей спине тоже не возбранялось. Впервые данный способ заброса был применен в 1459 году Эдвигом Кровавым, нападающим сборной теней, и с тех пор применялся довольно регулярно. Пойти же на фальсификацию судьям мешало дымящееся ядро Клоппика, будь неладен этот малютка.
– Ну как, ничего? – кривя край рта, спросил Бессмертник Кощеев.
– Ни одной зацепки. Этот способ использовали еще тени! – пискливо пожаловался Калиостров.
– А, тени! Лично я не удивлен. Это та самая сборная, которая в полном составе погибла в полуфинале после неудачного столкновения с саламандровым драконом, – вспомнил Тиштря.
– А кто был судьей на том матче? Не ты, Тиштря? У кого хватило ума выпустить на поле дракона этой породы? – удивился Графин Калиостров.
Тиштря очень возмутился и заявил, что он тут ни при чем. Он тренер, стал судьей недавно и не собирается брать на себя чужие ошибки. Бессмертник Кощеев кашлянул в кулак. Саламандрового дракона подсунул теням он, но не собирался об этом распространяться.
Обездвиживающий мяч уходил короткими рывками, то и дело меняя направление. Таня отметила, что даже для обездвиживающего мяча он был непривычно резвым. Либо кто-то из зрителей намеренно его сглазил (учитывая собравшуюся публику, это было более чем вероятно), либо при изготовлении домовые переборщили с магией. Такое тоже нередко случалось.
Гулькинд-Нос, Шейх Спиря и Адмирал Жульсон атаковали мяч, пытаясь окружить и отсечь его со всех сторон, однако мяч, шутя, уклонялся, перемещаясь быстрыми челночными движениями.
Таня дождалась, пока Шейх Спиря в очередной раз промахнется, и сразу ринулась вслед за ним. Она стремилась подгадать момент, когда магический мяч, следуя своей тактике, вернется на ту же точку пространства. Это оказалось нелегко. Контрабас с лопнувшей струной слушался ее, но не слишком охотно. Тане казалось, что контрабас сердится на нее за обрыв струны. В первый раз Таня промахнулась, однако тут же развернула инструмент. Во второй раз ее ладонь, устремившаяся в пустоту почти наудачу, внезапно ощутила тугой теплый бок мяча, в котором упруго пульсировала магия.
Гулькинд-Нос и Шейх Спиря гневно ринулись на нее почти одновременно. Тане, вдобавок обнаружившей, что снизу к ней мчится Адмирал Жульсон, пришлось выткать в солнечном свете, пронизывающем прохладный воздух, несколько пируэтов. Гулькинда-Носа, пытавшегося подрезать Таню и раздробить днище контрабаса краем своей метлы, снес Глеб Бейбарсов, подстраховавший Таню сверху. Его атакующая ступа штопором ввинтилась в плащ хитроумного англичанина. Не решаясь убрать Бейбарсова с поля, Бессмертник Кощеев грустно показал сам себе мерцающую карточку, полюбовался на нее и убрал в карман.
– Ничего! Потерпите немного! Уже очень скоро Тибидохса не будет… Эта мерзкая независимая шарашка доживает последние часы! – прошипел он.
Оторвавшись от погони, Таня устремилась в атаку на Кенг-Кинга. Ветер запел у нее в ушах.
Тетя Настурция достала траурный креп и решительно приколола его к шляпе.
– Это по Таньке Гроттер! Кенгуша ее прикончит! – сказала она.
– Вам ее не жалко? – спросила Джейн Петушкофф. Спросила скорее на автомате, поскольку сама придерживалась взглядов, что жалко только у пчелки.
Тетя Настурция пошевелила пальцами.
– Не то чтобы мне жалко было эту особу… Для меня траур – это состояние души. Когда умер мой муж, директор завода бензопил и совладелец музея антикварных лобзиков, я рыдала минут пятнадцать, и только Гурик не проронил ни слезинки. Гурий терпеть не мог дядю Тернера после одного случая. Тернер случайно включил микроволновку, когда там гнездилась сова Гурика. Тернер потом долго извинялся, однако Гурий был неумолим. Так и не простил его. Мы ссорились с Гуриком всю обратную дорогу с кладбища. Мне пришлось даже заехать в магазин и побродить там часик-другой, чтобы немного развеяться, – сказала она.