О-Фея-Ли-Я, поневоле смирившаяся с его присутствием, озабоченно потрогала пальцем оглушенное криком Ягуна ухо.

– Тань, что это было? – изумленно спросил Пуппер.

– Обездвиживающий мяч, – с трудом понимая еще, что произошло, произнесла Таня.

Обездвиживающий мяч, выпущенный Таней из руки, когда она была еще в пасти Кенг-Кинга, некоторое время помедлил, поразмыслил, а затем, как шар в боулинге, неторопливо скатился по языку в драконье горло.

Пуппер вздохнул, но тотчас взял себя в руки.

– Что ж, Таня… Ви сражаться как лев. Мы сражаться как тигр. Это был хороший спортивный игра. А в качестве поздравлений я осмелюсь сделать всего один кис! Если мой кис тебе неприятен, заранее прошу извинений! – сказал он.

И пока Таня заторможенно соображала, кто такой кис и не собирается ли Пуппер подарить ей котенка, Гурий быстро поцеловал ее в подбородок около рта. Один раз, потом второй и третий. Учитывая, что он продолжал держать Таню, планируя с ней на парашюте, увернуться было невозможно.

– Это был не один кис! Это быль три кис! Я обмануль! Я ужасный преступник! Теперь я буду несчастен весь свой лайф! – убито сказал Пуппер.

Джейн Петушкофф, пропустившая момент, когда Пуппер спикировал в пасть Кенг-Кингу, направила на Гурия бинокль как раз во время третьего поцелуя. Она завизжала, как раненая гарпия, и, не в силах помешать, вдребезги разбила бинокль о силовой барьер.

– Она с Пуппером! Это все ты, старая выдра! Твои планы! – забыв все на свете, закричала она на тетю Настурцию.

К Бессмертнику Кощееву подбежал тренер невидимок.

– Слышите, как беснуются трибуны? Эти чертовы русские задрали носы! Последний мяч нельзя засчитывать!

Кощеев покосился на продолжавшее дымиться ядро и успокаивающе похлопал тренера англичан по животу.

– Будьте реалистом, друг мой! Мяч мы отменить можем, но вашего дрыхнущего дракона мы отменить не в состоянии. Пускай глупые подростки немного порадуются своей победе. Вскоре, открою вам тайну, все забудут о поражении Магфорда, ибо мир потрясут куда более громкие события…

И, сразу потеряв интерес к негодующему англичанину, Кощеев повернулся к сопровождавшим его юношам с колючими глазами.

– Срочно подать мне скелет моего вороного коня!.. Я вылетаю в штаб маготворцев-вуду… Рыжий, свяжись с капитаном «Крошки Цахеса». Пусть поднимают истлевшие паруса и готовят склепы-истребители. Вскоре я покажу Тибидохсу, что такое новая власть!

Прошипев это, Кощеев покинул судейскую скамью и стремительно, цепляя за колени тех, кто не успел встать или отодвинуться, направился к выходу. Спеша покинуть стадион, Бессмертник не замечал, что за ним давно наблюдают выцветшие, с блеклыми, какими-то вытертыми зрачками глаза. Глаза эти принадлежали высокому худому мужчине, с кожей, белой до голубизны и безжизненной, как мелованная бумага. Возможно, это обратило бы на себя внимание окружающих, если бы его лицо и фигура не были скрыты плащом с капюшоном. Неизвестный распространял сильный запах одеколона «Магическая свежесть», лучшего, самого дорогого и самого приятного одеколона из существующих, но все равно почему-то его соседи – мирные простоватые маги из бельгийской деревушки – морщились в неясной тревоге и отодвигались, словно одеколон не мог перебить другой, более сильный запах.

Единственный из всех болельщиков бледный мужчина наблюдал за матчем без всякого интереса. Он зябко ежился, и, казалось, ему было безразлично, что происходит на поле. Зато к разговорам Бессмертника мужчина прислушивался очень внимательно.

Едва Бессмертник ушел, как мужчина встал и быстро выскользнул наружу через проход соседнего сектора. Вскоре Грааль Гардарика сработала дважды, почти без перерыва, на что в суете и выкриках, которые обычно бывают после матча, никто не обратил внимания.

Наутро после сенсационного матча невидимки собрались улетать в Магфорд. Тетя Настурция и Джейн Петушкофф ни на метр не отпускали от себя Гурия. Даже когда Пуппер просто пытался почесать нос, обе вздрагивали, пытаясь сообразить, не является ли это условным сигналом Тане или не хочет ли он, скажем, передать записку? Прун с Гореанной, получившие хорошую взбучку, вцепились в свои сглаздаматы и выцеливали все, что движется. Не целились они лишь в Глеба Бейбарсова и малютку Клоппика, так как боялись обоих до потери пульса.

– Тань, до встречи в Магфорде! – жизнерадостно крикнул ей Гурий. Таня так и не поняла, дразнил ли он тетю и Джейн, либо просто понял, что иначе им не поговорить.

– До встречи! – крикнула она в ответ.

Тетя Настурция позеленела.

– Никогда! Слышишь, Гурий, никогда! Как только нога этой лимитчицы ступит на английскую землю, моя нога ступит в гроб! – хрипло сказала она.

– Мне будет вас ужасно не хватать, тетя, – пожав плечами, вежливо произнес Пуппер.

Гробыня Склепова хихикнула. Она, как никто, умела оценить культурные формы хамства. Графин Калиостров поманил к себе Гробыню и, когда она подошла, наклонился к ней.

– Как там наш дорогой академик Сарданапал? Нашел клад Али-Бабы? – спросил он.

Выражение лица у него было самое глумливое. Гробыня сообразила, что он все уже знает.

– Нашел, – сказала она вызывающе.

– Да? Ну-ну! Передавай ему привет! Пока-пока, моя прелесть! – проговорил Графин и кокетливо пошевелил в воздухе пальцами, как царапающийся котик.

Склепова, не любившая, когда последнее слово оставалось за кем-то другим, вспылила.

– Какая я тебе прелесть? Прополощи глаза в формалине, дядя! Проблемы с нимфетками? – громко произнесла она.

Калиостров мигом перестал хихикать, побагровел и попятился. Он жалел уже, что связался с ней. Грызиана Припятская, проходившая мимо со своей киношной свитой, захохотала.

– Я просто обожаю эту крошку! Гробби, покажи Грызиане язычок! Я хочу посмотреть, не раздвоенный ли он! – сказала она.

– И не надейтесь! Я гибрид змеи и хомяка. Яд у меня в защечных мешках, – мгновенно нашлась Склепова.

Грызиана снова расхохоталась и похлопала ее по плечу.

– Когда закончишь Тибидохс, прилетай в мой Лысегорский офис. Мы открываем новую передачку «Мертвый час». Чернушная передачка, но очень пафосная. Общение со знаменитыми покойниками в прямом эфире. Для начала копнем Калигулу, затем императора Вильгельма, а дальше как пойдет по звонкам зрителей, – сказала она.

– Что, кроме меня, лопатой уже некому работать? У меня маникюр, – капризно заявила Склепова.

Грызиана подмигнула ей бельмастеньким глазом.

– Ты не надейся, что тебе сразу доверят лопату! А вот на роль ведущей я бы, пожалуй, тебя попробовала. Как ты, не против?

– Рискнуть можно. Если знаменитые мертвяки не будут трогать меня за коленки. «Эй вы, – скажу я, – руки прочь! У меня все в порядке с коленным рефлексом», – сказала Склепова.

Принц Омлет, загипсованный от шеи и до пяток, с доброй дюжиной костеросток под гипсом, мрачно белел на носилках.

– Мы с тобой еще встретимся! – прохрипел он Ягуну.

– Обязательно. Ты так просто не отделаешься, – заверил его Ягун.

Принц Омлет с тревогой взглянул на него и прикусил губу.

Ягун только что вернулся из магпункта, где всю ночь просидел у постели Кати Лотковой. У Кати было сотрясение мозга и несколько переломов. Лишь сейчас Ягун смог отлучиться, оставив ее на Недолеченную Даму. Санитарным джиннам он не доверил бы даже раздавленного таракана. Празднуя победу сборной Тибидохса, они с вечера надышались эфиром и, витая под потолком магпункта вместе с поручиком Ржевским, пели старые азиатские песни. Изредка вспоминая о Лотковой, поручик пикировал к ней с потолка и, тревожа больную, только-только забывшуюся сном, орал:

– Катька, что ты лежишь-болеешь, костями белеешь? Может, стаканчик яду, а? Скорее покидай свое бренное тело и летай вместе с нами!

После третьей такой выходки наэфиренный до бровей поручик достал Ягуна, и тот дрыгнул-брыгнул его из магпункта вместе с джиннами, оставив только его супругу, Недолеченную Даму, кое-что понимавшую в лечении.

– В мое время, чтобы заниматься медициной, не нужен был диплом. Достаточно было иметь крепкие нервы и немного желания. Когда наш замок осаждали, я лично сделала десяток трепанаций и с полсотни ампутаций… К сожалению, никто из моих пациентов не выжил, чтобы сказать мне большое человеческое спасибо, – вспоминала Дама.

Не слишком надеясь на такую помощницу, Ягун бегал по магпункту и поочередно хватался за бабусины мешочки и пузырьки, сердясь на Ягге, что она не вела никаких записей. Он даже вытащил из постели Ваньку Валялкина, который понимал в медицине чуть больше – как-никак специализировался на ветеринарной магии.

– Ягун, перестань на меня давить! Я не умею лечить людей! – отбивался Валялкин.

– Хорошо, представь, что Катя не человек… Как бы ты ее лечил, если бы она была, ну, скажем, собакой? – напирал Ягун.