Видение исчезло, Виллем ощутил обиду, которая страшной болью пронзила все его тело. Собрав последние силы, со злостью и отчаянием, он погрозил кулаком в небо:

— Ты такая же баба, как все! Подлая, мерзкая баба!

В небе над Чернолесьем снова засияли звезды. Дубы печально шелестели вслед закутавшемуся в плащ ссутулившемуся чародею. Ему казалось, что все вокруг, даже деревья, птицы и камни смеются над его слабостью. А внутри Виллема уже кипела, пока что не находя выхода, отчаянно рвалась наружу новая сила, родившаяся в отчаянии и боли, насквозь пропитанная обидой, злобой и завистью…

Забившись в дальний угол придорожного трактира, спрятавшись от всех, Виллем топил свое горе в дешевом вине. Он потерял счет времени, разочаровался в идеалах и дерзких стремлениях юности, бессильно сжимая кулаки, проклинал всех и вся. И не добродетель наполняла его, а тихая бессильная злость червем пожирала и без того уже ожесточившееся сердце. А еще это странное ощущение, поток силы, рвущийся наружу. Эта сила была совсем не той, к которой он привык раньше, она не согревала, а жгла изнутри, причиняя боль, но в то же время, опьяняя разум сильнее вина, даря какое-то странное наслаждение от осознания ее невероятных масштабов.

Сквозь пьяную поволоку Виллем не сразу разглядел присевшую напротив него молодую женщину. А разглядев, отмахнулся, приняв неожиданную гостью за игру воображения. Она в ответ улыбнулась снисходительно и закинула ногу на ногу. Обворожительна, ничего не скажешь! Гибкая, как и полагается, со всеми женскими прелестями, в костюме для верховой езды, отороченном соболиным мехом. Смоляные волосы до плеч, густые брови, словно нарисованные углем на бледном лице, мутно-зеленые как омут глаза, ярко-красные губы, навевающие не совсем пристойные мысли. Не спрашивая разрешения, красотка улыбнулась, подтянула к себе бутыль вина и, опустошив из горла до самого дна, как ни в чем не бывало, встала и протянула руку Виллему:

— Пойдем, не бойся.

— Я и не боюсь, я знаю, кто ты.

А черноволосая уже увлекала пошатывающегося мужчину в комнаты для постояльцев, под одобрительные и в то же время завистливые взгляды присутствующих.

— Никто больше не посмеет смеяться над тобой, — шепнула она, и чародей, почувствовав ее горячее дыхание над самым ухом, расплылся в блаженной пьяной улыбке.

Наверное, я задремала. Видимо бессонная ночь не прошла бесследно — когда открыла глаза, то солнце стояло уже довольно высоко и уже припекало. Испугавшись, что уже прошло много времени, я рывком вскочила, запутавшись в плаще. Одевшись в высохшую на ветерке одежку, стала собирать все то, что выпало когда я разворачивала плащ. На траве оказался еще один сверток с хлебом и куском мяса, довольно большой, надо сказать, фляга с водой, охотничий нож в чехле и огниво. Не трогая пока этих запасов, я наскоро перекусила тем хлебом, что взяла сама, надела еще сырые ботинки, освободив лукошко, и затолкала в него все, что осталось. Ну, кроме чехла с ножом, который пристроила за пояс. Плащ свернула и положила сверху, не очень удобно, но можно продолжать путь.

Дальше откладывать было нельзя. Я обратила свой взгляд на деревья, что стояли впереди. Надо идти, обелен-трава сама не найдется, тем более, что Священных Дубов я как-то не наблюдала на обозреваемом пространстве. Глубоко вздохнув, я шагнула в лес за полосу деревьев. Ничего опять не произошло, как и тогда, когда я взобралась на высокий берег. Все так же пели птицы на ветвях, ветер шуршал листвой, гуляя высоко в кронах деревьев, скрипя старыми стволами. Все как в обычном лесу. Я вдруг почувствовала себя дома, лес словно приветствовал и радовался моему присутствию. Страх растворился в лучах солнца, которые пробивались сквозь кроны. Меня тянуло дальше в глубину чащи. Трава, будто сама, стелилась под ноги. Ягод кругом было много, но я пока решила не собирать их. «Соберу на обратном пути, а то потом таскайся с ними». Я шла и шла сквозь лес, как будто меня кто-то тянул дальше и дальше, я искала место, где растут Священные Дубы, мне было легко и весело, и я совершенно не могла понять, а что же собственно меня так пугало вчера. Я ни о чем не думала, просто наслаждалась теплом и прогулкой. Почему «Чернолесье»? Удивительно светлый и чистый лес. Птицы перелетали с дерева на дерево, белки скакали по ветвям, ягодные полянки встречались очень часто, я даже немного полакомилась спелой земляникой. Было удивительно хорошо, покой снизошел на мою душу.

Я прошла довольно-таки далеко, когда лес стал другим: лиственные деревья сменились елями, а те, в свою очередь, наконец-то, дубами. Это еще не были Священные Дубы Богини, но меня все так же тянуло дальше, и я бездумно шла, вот уже, наверное, пару часов вглубь чащи. Лес становился все темнее, но мне по-прежнему было легко и ничуть не страшно.

Постепенно я начала уставать, да и беспокойство поселилось у меня в душе — судя по солнцу, уже перевалило хорошо за полдень, а я еще не достигла ни одной из своих целей: ни ягод не набрала, ни обелен-травы не нашла, а еще дорогу назад искать. Хотя кое-где уже мой взгляд стал отмечать выделяющиеся крупными листьями, серебристой корой и массивными стволами Священные Дубы. У нас в селе рос один такой на площади перед Управой. Около него всегда собирались мужики обсудить сельские дела, а также под ним, проезжие менестрели свершали все нужные обряды. Они записывали всех родившихся недавно младенцев, заключали браки перед лицом Богини, решали споры между селянами, которые не мог разрешить староста, ну и прочие мелочи и не только, в которые я особенно не вдавалась. Так что Священный дуб я не могла не узнать. Хуже дело обстояло с обелен-травой. Она не росла на нашей стороне реки. Даже под Священным Дубом не росла. Я ее видела только один раз — наша знахарка как-то показала нам, детям, эту травку, свежепривезенную отсюда, из Чернолесья, заезжим чародеем.

Чем дальше я заходила в Чернолесье, тем деревья становились все величественнее и старше. Почувствовав, что совсем утомилась, я решила отдохнуть, присев под одним из дубов-великанов. Расстелила под деревом плащ, чтоб не сидеть совсем уж на оголенных корнях старого дерева и обратила внимание на характерные узкие резные листья травы, светлые, почти белые по краям, с темно-зеленой серединкой, которая росла практически везде под деревьями. Ну конечно, обелен-трава уже давно была вокруг меня, просто я ее не видела. Такая вот невзрачная — пока не присмотришься, не заметишь. Я обрадовалась, сорвала несколько стебельков, а потом подумала, что раз уж я тут, в Чернолесье, и ее тут полно, возможно, наша знахарка будет рада, если я принесу целое лукошко вместо ягод. Я занялась сбором. Стебли у травы были тоненькими, но процесс меня увлек, я представляла, как обрадую старушку, и как Баська будет посрамлена, а Сенька завидовать моему приключению. «Ну ничего, в следующий раз пойдем вдвоем сюда», — думала я, представляя, как мы бегаем в Чернолесье и собираем лекарственные листья травы в размерах сенокоса. А что? Ничего тут страшного нет, совершенно непонятно, почему люди сюда не ходят. Ведь все так просто.

Занималась я этим полезным делом довольно-таки долго и с увлечением. Каждый раз проверяя, не наполнилось ли лукошко хотя бы наполовину — я испытывала разочарование, травка была очень уж хлипкой, и собирать ее оказалось вовсе нелегко. Ползая под деревьями, я не заметила, как в лесу потемнело. Вдруг стало мрачно и душно. Ветер, который шумел в верхушках дубов, стих. До меня дошло, что погода поменялась, только когда дождь стал довольно-таки сильным и кроны могучих исполинов уже не могли от него защитить. Опомнившись, я хотела было подобрать вещи, которые вытряхнула из корзинки, но, увы — я не смогла найти тот дуб: следуя за обелен-травой, я закружилась среди деревьев. Плащ и запасы продуктов, собранные предусмотрительным Сенькой, были потеряны. Вместе с ними потерялся и мешочек с принадлежностями для разведения огня. Все это было очень обидно — в один момент, благодаря собственной беспечности, я лишилась и тепла, и пищи, когда они стали необходимы. Остался лишь охотничий нож и фляга с водой, которую я машинально повесила на шею, вытряхивая пожитки из лукошка.

Сжавшись в комочек под самым большим деревом, которое переплетением мощных ветвей закрывало меня от воды, падающей с небес, я предавалась мрачным мыслям. Одежда моя опять промокла, пока я лихорадочно бегала в поисках своей потерянной поклажи. Голод все настойчивее напоминал о себе, так что потеря Сенькиного «трехдневного» пайка вызывала самую настоящую досаду. Где-то рядом, под деревьями валялся и мок под дождем плащ, столь мне сейчас необходимый — после предгрозового затишья поднялся ветер, и мне в сырой рубашке становилось зябко. Но все это были сущие мелочи по сравнению с тем, что я теперь уже не представляла себе в какую сторону идти назад. Солнце и так уже было совсем невысоко, да еще и скрыто тучами, так что свет стал серым и тусклым, а скоро ведь совсем стемнеет. И как тогда искать дорогу домой? Мало того, что ребята меня уже потеряли и мы не сможем скрыть от взрослых мое приключение, так Сенька же взаправду пойдет меня искать и тоже заблудится. И вообще, предстоящая ночь в Священном Лесу меня как-то не сильно вдохновляла. Как будто специально, для придания мне решимости и желания что-то срочно предпринять, где-то вдалеке завыл волк. Ему ответил другой, и эти звуки вернули меня в действительность из моих невеселых размышлений.