Радостные взоры, смешанные слова, и сладкие поцелуи надолго удержали их в восторге. Отец мой после того уведомил её обо всем произошедшем с ним с часа разлуки; а Остана повторила то же, что слышал он от волшебницы. По окончании этих разговоров, увидели они свою благодетельницу. Она поздравила их со счастливым соединением, предвещала им спокойные дни, и получив талисман, подхватила их обоих за руки, и, как молния, понесла по воздуху. Не успели они опомниться от столь скорой езды, как они уже были в Винете, на том самом дворе, где хранились пожитки моего отца, и стояли его люди. Волшебница исчезла. Святобой нашел все дела свои в порядке, исправил их, и вскоре возвратился в Новград; где соединился вечными узами с Останой, и вкушал плоды сладостного брака. Остана забыла все свои несчастья в объятиях нежного супруга. Остальные дни их протекли в удовольствии. Небо одарило их несчетным богатством, и благословило взаимную их верность, усугублению радости и приумножению любви сыном, который не наследовал прежних злоключений моей родительницы.
Таковы приключения моих родителей. Я помню их так, как слышал из их уст, и объявил их вам (продолжал Светомил Гассану) для того, чтоб вы узнали, что печальная часть их досталась мне по наследству. Теперь приступаю я ко описанию моих злоключений. Я не думаю, чтоб кто-либо из смертных мог быть таковой забавой жестокого рока, и жертвой столь несносных огорчений и напастей, как я. Вот история бесконечных бед моих.
Едва достиг я лет, в которые можно познавать самого себя; лишился я сперва родительницы моей, и вскорости затем отца, который, любя её больше жизни, не мог перенести её лишения. Мне оставили они по себе неутешную печаль, и великое имение. Но время, истребляющее все, умалило тоску мою, и хотя не нагнало жалостного воспоминания; но по крайней мере воображение не столь уж было горестно. Я не скрою пред вами порок мой, свойственный, по большей части, молодым людям. Сделавшись полным обладателем моей воли и имения, начал я жить великолепно. Гордая мысль, «Происходит от крови владетельных князей» была тому главной причиною. Дом мой превратился в собрание радостей. Открытый стол и роскошная жизнь, доставили мне великое число друзей и столько же прихлебателей. Подложная их искренность довела меня до разорения, а оно самое истребило из моей памяти тот упадок, который претерпела наша фамилия, и что неусыпные труды отца моего были сперва поправлением дел, и наконец пали жертвой моей расточительности. Мне и в мысль не приходило, что богатство без подкрепления доходами, при неумеренных расходах может ввергнуть меня в крайнюю нищету. Одни высокопарные мысли, набитые мне в голову льстецами, господствовали в моих рассуждениях. Право на чешский престол, изгнало навсегда из моей памяти помыслы отца моего. Я желал достигнуть скипетра, и думал о том день и ночь. Не взирая на тысячные препоны к исполнению этого желания, я был всегда в этих помыслах. Предложения знаменитых людей нашего государства о вступлении с ним в союз, через женитьбу на их дочерях были мною отвергнуты. Высокомерие мое, хотя и служило тому не меньшею опорой, но не чувствительность моя к нежному полу была главной тому причиною. Люди прямодушные такому редкому моему свойству удивлялись, а льстецы подтверждали это, зная отчасти, на чем мое равнодушие к любовной страсти было основано.
Два года протекли в великолепном житье и высокопарных мыслях. Но с исходом их вдруг сказались плоды моей неосмотрительности. Я лишился богатства, сделался весьма беден, потерял друзей. С ними исчезли льстецы, и мысли мои, освобожденные от ослепления, представили моему рассудку, что я есть никто иной, как обедневший дворянин, принужденный доставать пропитание трудами рук своих. Душа, рожденная в ненависти пороков, мучится узнав, что она была подвержена какой-нибудь постыдной страсти. То же ощущал я, и стыдился сам себя о моем ослеплении гордостью; и если с одной стороны жалел о потерянном моем имении: то с другой стороны радовался, что тем были истреблены высокомерные идеи наполнившие мою голову, и привело в познание самого себя. Тогда я понял, что знатное происхождение есть ничто само по себе, когда его не подкрепляют достаток и разумная осторожность.
Приведя в порядок заблудшие мои мысли, я не знал, как мне поправить мои запущенные обстоятельства. Малое иждивение не могло послужить мне надолго пропитанием, поскольку я издержал остатки, не заботясь о приумножении средств. С чего мне следовало начать? Купеческий промысел казался мне диким зверем; но я и несведущ был в нем. Чувствуя склонность к военной службе, порешил я искать счастья моего в оружии. Поэтому продал я дом мой, и превратив всё оставшееся имущество в деньги, простился с моим отечеством, и выехал в варяжское государство. Оно вело тогда жестокую войну с печенегами. Я пожелал, приняв службу у тамошнего князя, воспользоваться этим случаем. Но не доезжая несколько верст до варяжской столицы, напали на меня разбойники, и поскольку был я только вдвоем с моим учителем: то и не мог противиться превосходящему их числу. Они дочиста меня ограбили, и принудили продолжать путь мой пешком; а питаться подаянием добродетельных и милосердных людей. Я остался без всякой помощи, имея единственную надежду на великодушие варяжского князя. Высомерные помыслы, гнездившиеся еще дотоле в голове моей, совсем испарились.
С этим я пришел варяжскую столицу. Сыскался случай изъяснить несчастья мои главному вождю войск, который собирался тогда к выступлению в поход после зимнего отдыха. Счастье еще мне благоприятствующее, сделало так, что я показался ему достойным сожаления. Он представил меня самому князю, пред которым я рассказал о моем происхождении и причинах, доведших меня до столь бедственного состояния. Усердие моё к принятию у него службы, объяснил я пред ним в таких выражениях, что князь обнадежив меня своей милостью, повелел причислить меня в войска свои сотником[53], и дать некоторое число денег на мое содержание. Принеся чувствительную благодарность за его щедроты, отправился я в поход при главном вожде, который ежедневно оказывал на мне знаки больше дружества, нежели начальства. Обращение моё нравились ему настолько, что я получил первую доверенность между всеми его подчиненными. Мы дошли в неприятельские земли. Начались военные действия. Я бывал с своею ротою во многих отрядах, и поскольку воины мои за снисхождение мое к ним любили меня безмерно: то мог я с ними делать всё, что хотел. Я пускался в великие опасности, и они, любя меня, всюду следовали за мною. Счастье мне благоприятствовало; предприятия мои всегда имели успех. Несколько превосходящих неприятельских разъездов были мною истреблены. Сам сын печенежскаго государя по случаю был взят мною в плен. Все это усугубило любовь ко мне главного вождя. Он доложил князю о моих подвигах, и я благодаря этому получил чин тысячника[54]. Дошло до главного сражения, долженствовавшего решить всю войну. Я с моим полком присутствовал близ главного вождя, и первым сломил бросившуюся на нас с великой опрометчивостью неприятельскую стену, которая, не выдержав отчаянного нашего сопротивления, уступила. Я не могу присваивать себе столь великой храбрости, которую мне приписывали другие. Может быть, всё это произвело служившее мне тогда счастье; но могу сказать, что я без робости присутствовал во всех местах, где еще не решена была наша победа. Она совершилась тем, когда убит мною был полководец печенежский. Я привез голову его к главному своему вождю, и оповестил о своей победе во всех концах войска, которое ободренное этим, истребило всех рассыпанных врагов своих. Я был послан с этой вестью к варяжскому князю, и пожалован полковым воеводою. Вскоре потом, завладели мы всею печенежской землей, и взяли в плен печенежского государя со всем его домом. Благополучная звезда моя имела еще тогда полный свет свой. Не было ни одного славного дела, в коем я не имел бы участия. Война кончилась; мы возвратились, и я увидел варяжского князя, чтобы испытать на себе всю его милость. Я вновь награжден был чином наместника главного вождя, пожалован деньгами и деревнями; а что и еще больше, доверием княжеским, и заседанием в тайных его советах. Чего мне оставалось желать? Я стал богат, знаменит, присутствовал при дворе; но всё это готовило мне гибель. Благополучие мое доставило мне многих потаенных недругов, которые всеми силами изыскивали как свергнуть меня с моей высоты на дно бесконечных злоключений. Ненависть их умножилось новым моим счастьем. Главный вождь умер бездетным, и при конце своем сделал меня наследником всего своего имения; а Князь, любивший меня столько же, как и покойный вождь, произвел меня на место его. Новая война с сарматскими скифами принудила князя послать меня с порученным мне войском. Я выступил в поход, пришел в Сарматию, одержал троекратную победу над неприятелем, и нагнал на них великий страх. Где только я присутствовал, слава мне предшествовала, и враги моего Государя клонились к ногам моим. Вот как внесло меня счастье, определяя быть забавой своего непостоянства, чтоб потом низвергнуть в бездну всех бед. Войска, мне данные во власть, от первого до последнего любили меня как отца; за то, что и я числил их, как детей моих. Я мог бы сделать из них всё, разве что захотел бы преступить присягу моему Государю; но знатный чин не мог затмить мой рассудок. Почтение к добродетели связано было с моими желаниями. И хотя я желал когда-нибудь испросить у Варяжского Князя сил его, для достижения на следующий мне Чешский престол; но отлагал это до конца войны с скифами, и надежду эту возлагал на благополучный успех оружия. Между теми как продолжал я поиски над неприятелями отечества, получил я известие от друга моего великого спальника Прелимира, что враги мои постарались всеми силами уменьшить ко мне княжескую любовь и доверие. Они представили ему, что опасно поверять войско чужестранцу, подлинных обстоятельств которого нельзя проведать. Выдумывали на меня ложные измены; но ничто не действовало. Ненависть их ко мне служила к собственной их гибели. Князь, видя несправедливость доносов, наказал их за это; а ко мне усугубил свое благоволение. Я старался заслужить его всеми мерами, и не щадил жизни моей к исполнению его воли. Когда небо благословляло успехи варяжского оружия: оно мне готовило жестокие напасти. Спокойные часы моих счастливых дней уже истекли, и вместо них надвигались беды мои.