– Адвениат реньум туум.
Все вокруг исчезало, все валилось в бесформенный провал, в ничто, а центром этого ничто был Арвет.
– Смор! – закричала Дженни. – Останови его!
Краем глаза она увидела, как Бьорн пятится назад, но на лице его нет и тени испуга, а есть лишь спокойное любопытство, будто его ничего не страшит, будто он знает, чем все это кончится…
– Смор!
– Фиат волюнтас туа…
Вихрь льда и света воздвигся над Арветом, и он был живым, этот вихрь, полным ярости, алые гневные зарницы пробегали по нему.
– ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ!
Саам попятился.
– Я дал тебе приют! Я скрыл тебя от врагов!
Трещины рассекли стены, Дженни, Арвет, Бьорн полетели на пол, а потом свод с грохотом раскололся, лавина льда и призрачного света обрушилась на них. Девушка успела вздернуть руки – бесполезный инстинктивный жест, просто рефлекс перед неминуемой смертью. Но смерти не было. И свода не было.
Над ними качалось черное небо, загроможденное частыми звездами – чистыми и холодными. Меж них дрожало и струилось что-то живое, трепещущее, нити света протягивались от звезды к звезде, словно небеса играли во вселенские крестики-нолики.
Сколько она смотрела на ночь и небо – секунду, две? Над ними, вытесняя все иное, заполняя мир, нависло чудовищное лицо, составленное из лезвий синего льда, из морщинистого, спрессованного сотнями лет снега, лицо, на котором пылали хрустальным пламенем глаза. Ярость, ненависть… и страдание увидела в них девушка.
– ЛЮДИШКИ!
«Он не великан, – поняла Дженни. – Не тролль, не хранитель ледника, он и есть ледник! Это Сморстабббрин, зверь древнего льда, западный страж Йотунхеймена…»
Арвет и Бьорн катались по полу, зажимая уши, их немилосердно трясло, а невообразимый лик Сморстабббрина приближался. Дженни встала на ноги – удержать равновесие ей помогла только цирковая выучка и любимый шест от носилок чаклингов. Девушка бросила взгляд окрест, и вот тогда ей стало по-настоящему страшно.
Горы лежали под ними, горы и облака, а они стремительно возносились вверх, и не пол уже был под ногами, а чудовищно широкая когтистая лапа. Ледяной дракон вставал над горами Йотунхеймена, держа на ладони трех человек:
– ВЫ ВСЕ УБИВАЕТЕ!
Дженни подняла шест. Да, бессмысленно, да, бесполезно, но что ей оставалось?
– Разве пришел последний час? – Девушка вздрогнула. Это голос Бьорна!
– Разве волк уже проглотил Солнце?
Юноша даже не пытался встать. Он сидел на корточках, зажимал нос. С ладони капали густые редкие капли и так же медленно гнусаво цедились слова.
– Зачем ты проснулся, Сморстабббрин? Рог еще не трубил и корабль мертвецов еще не причалил.
– ВЫ… – Грохот голоса был невыносим, но девушка почувствовала, что накал пламенных глаз ослабел. Где-то глубоко внутри себя Смор остановился, прекратил разгонять ураган гнева.
– Отпусти нас! – попросила Дженни. – Арвет не хотел.
– Он разрушитель! – сказал западный страж Йотунхеймена. – Вся ваша проклятая порода… вы уничтожаете все, чего касается ваш алчный взгляд! Вы чума этого мира! Вас не должно быть!
– Отпусти нас! – хрипло потребовала девушка и ударила шестом под ноги. Их всех закачало.
– Именем Магуса, именем Договора!
– Я НЕ ЗАКЛЮЧАЛ ЭТОГО ДОГОВОРА! – Пламя вновь взвилось в глазницах Сморстабббрина.
– Отпусти нас, – настаивала Дженни. – Отпусти, Смор. Ты же все знаешь. Про меня. Пожалуйста…
Смор склонился, приблизил свое циклопическое лицо – наблюдать это было невыносимо, чудилось, что на землю валится комета, колоссальный кусок космического льда раздвигает небосклон, выгоняя облака и сам воздух. Огромный глаз навис над ней. Дженни бы легко провалилась в его зрачок, если бы он существовал в этой пропасти холодного света.
Смор думал.
– Я отпущу вас… но с условием, Дженни Далфин, – прогрохотал он. – Ты никогда не поднимешь руку против Первых, дочь Магуса.
Дженни с радостью согласилась бы на что угодно, лишь бы спастись. К тому же дед говорил, что этих Первых уже и не осталось на Земле. Но ее остановило предчувствие.
– Нет, – помотала она головой. – Все может случиться. Я не могу. А вдруг от этого будет зависеть моя жизнь? Или жизнь моих друзей?
Смор задумался на мгновение:
– Обещай, что когда придет время, ты встанешь на сторону мира.
– Что? – не поняла девушка.
– Ты не примешь сторону Первых. И не примешь сторону детей Полудня. Ты будешь истинной дочерью Магуса – той, что вечно разделяет и оберегает оба мира.
Дженни склонила голову. Едва ли она когда-нибудь будет решать судьбы планеты. Ей бы выжить…
– Да, обещаю.
Дракон встряхнул лапой, и они полетели в темноту, цепляясь скрюченными пальцами за стылый воздух, обгоняя собственный крик. И ночь поглотила их.
Сморстабббрин заворочался, грохоча позвонками льда, со скрипом и скрежетом пластины его панциря занимали прежнее, определенное ходом времени место, он возвращался на свое ложе, и затихал удивленный гул гор, смолкал звон недоумения соседних стражей Йотунхеймена – Фаннарёкбрин, Тверрёббрин, Буккехольбрин, Свеллносбрин… Они вновь засыпали, погружались на дно всепобеждающего потока времени, который стирает горы и возносит вверх дно морей.
Но Сморстабббрин не спал. Слишком много мыслей разбудила в нем эта человеческая девочка, слишком много воспоминаний, и еще – до сих пор болела рана, оставленная ее спутником. Зачем они существуют, эти люди, для чего нужна их природа, для чего они существуют – не сознающие своей силы, не понимающие сами себя, глухие к миру, в котором живут?
«Эта девочка, Дженни Далфин, песчинка в часовом механизме мира, отлаженном и безупречном. А может быть, она последняя песчинка на чаше весов? Мир был отдан людям, и как они с ним распорядились? Прошлое рвется обратно, разделенная природа человека жаждет восстановиться, и барьер между Той и Этой стороной готов рухнуть. Но не потому, что в Скрытых землях кто-то слишком сильно его подталкивает. Эти глупые высокомерные Первые думают, что держат судьбу мира в руках, но на самом деле они лишь играют свои роли. Нет, мир созрел к переменам и готов упасть в руки, как яблоко. Опять яблоко, то самое, что сбило с толку Адама. Мир трепещет и ждет выбора своей судьбы. И возможно, этот выбор ляжет на плечи одной девочки…»
– Отвезите ее со спутником туда, куда они укажут, – распорядился Смор, и чаклинги послушно зашуршали, потекли в путь.
Глава 31
Чудовищная трапеза придала охотнику сил. Он двинулся дальше. Он искал Дженни Далфин. Когда-то его звали Клаус Хампельман, и он был куклой и шефом безопасности Альберта Фреймуса, главы ковена Западной Англии. Теперь же он – охотник, и у него всего лишь одна добыча – Дженни Далфин. Он будет гнать ее до края мира и дальше. Но сейчас Дженни вне его досягаемости – она здесь и одновременно не здесь, сокрыта в этих льдах, словно в потайном кармане пиджака фокусника. Давняя сила этих мест пока еще непреодолима для него. Что ж… надо ждать. Всего лишь ждать – и обязательно найдется лазейка. Охотник уселся на черный камень, источенный водой и ветром, его трещины складывались в причудливое лицо. Наверное, в представлении людей так мог бы выглядеть тролль, которого застало солнце. Охотник засмеялся.
– Кусок камня. – Он потянулся. – Здесь нет троллей. Никого нет. Даже мышей. А жаль. Закусить не мешало бы… Теперь уже чем-нибудь живым.
Слабое зимнее солнце несильно, но надоедливо жгло незакрытые участки лица. Он бы предпочел идти по следу ночью, а днем отлеживаться под снегом. Но нельзя было терять времени. Девчонка уходила все дальше. Охотник широко зевнул, обнажая заостренные зубы, и решил, что имя… имя «Клаус» он себе оставит. Он привык к нему.
Слабый шорох привлек его внимание. Тот, старый мистер Хампельман, никогда бы не услышал его, не почуял бы в воздухе тонкий шлейф терпкого мышиного запаха. Где-то под снегом шуршал лемминг. Жирный норвежский лемминг!
Охотник облизнулся. Да уж, прежний шеф безопасности не унизился бы до того, чтобы полевать[30], как какая-то тощая норвежская лисица. Но консервы, готовые армейские пайки, газовая горелка, снайперская винтовка и арктический спальник остались далеко позади, притороченные к снегоходу. Сейчас у него только узкий обоюдоострый кинжал, с черною рукоятью и в черных же ножнах на плоской металлической цепи. Этот дедовский кинжал – единственное, что оставил себе после преображения охотник Клаус. Теперь он сам себе оружие, смертоносное и безотказное.
Клаус примерился и одним точным ударом выбросил лемминга на поверхность. Вторым ударом он хотел еще в воздухе сломать зверьку позвоночник, но упругий и до крайности мускулистый грызун увернулся и, приземлившись на снег, пустился наутек. Охотник большими прыжками понесся следом, но путь лежал через ложбину, переметенную снегом, и он завяз, потерял темп. Юркий комочек пестрого меха докатился до скалы и шустро-быстро завернул за нее.