Однако насладиться зрелищем он не успел, ибо тот, кто шел впереди, воскликнул:

– Вот он, смотрите!

И схватил его за плечо.

– Как не стыдно, ваше высочество! – продолжал он. – Королева Сьюзен глаза выплакала. Где же это видано, пропасть на всю ночь?! Куда вы подевались? – Шаста спрятался бы под брюхом у коня, или в толпе, но не мог – светлые люди окружили его, а один держал.

Конечно, он хотел сказать, что он – бедный сын рыбака, и непонятный вельможа ошибся, но тогда пришлось бы объяснить, где он взял коня, и кто такая Аравита. Он оглянулся, чтобы Итого помог ему, но тот не собирался оповещать толпу о своем особом даре. Что до Аравиты, на нее Шаста и взглянуть не смел, чтобы ее не выдать. Да и времени не было – глава белокожих сказал:

– Будь любезен, Перидан, возьми его высочество за руку, я возьму за другую. Ну, идем. Обрадуем поскорей сестру нашу королеву.

Потом человек этот (наверное, король, потому что все говорили ему «ваше величество») принялся расспрашивать Шасту, где он был, как выбрался из дому, куда дел одежду, не стыдно ли ему, и так далее. Правда, он сказал не «стыдно», а «совестно».

Шаста молчал, ибо не мог придумать, что бы такое ответить – и не попасть в беду.

– Молчишь? – сказал король. – Знаешь, принц, тебе это не пристало! Сбежать может всякий мальчик. Но наследник Орландии не станет трусить, как тархистанский раб.

Тут Шаста совсем расстроился, ибо молодой король понравился ему больше всех взрослых, которых он видел, и он захотел тоже ему понравиться.

Держа за обе руки, незнакомцы провели его узкой улочкой, спустились по ветхим ступенькам, и поднялись по красивой лестнице к широким воротам в беленой стене, по обе стороны которых росли кипарисы. За воротами и дальше, за аркой, оказался двор или, скорее, сад. В самой середине журчал прозрачный фонтан. Вокруг него, на мягкой траве, росли апельсиновые деревья; белые стены были увиты розами.

Пыль и грохот исчезли. Белокожие люди вошли в какую-то дверь, тархистанец – остался. Миновав коридор, где мраморный пол приятно холодил ноги, они прошли несколько ступенек – и Шасту ослепила светлая большая комната, окнами на север, так что солнце здесь не пекло. По стенам стояли низкие диваны, на них лежали расшитые подушки, народу было много, и очень странного. Но Шаста не успел толком об этом подумать, ибо самая красивая девушка, какую он только видел, кинулась к ним и стала его целовать.

– О, Корин, Корин! – плача восклицала она. – Как ты мог!? Что я сказала бы королю Луму? Мы же с тобой такие друзья! Орландия с Нарнией – всегда в мире, а тут они бы поссорились… Как ты мог? Как тебе не совестно?

«Меня принимают за принца какой-то Орландии, – думал Шаста. – А они, должно быть, из Нарнии. Где же этот Корин, хотел бы я знать?»

Но мысли эти не подсказали ему, как ответить.

– Где ты был? – спрашивала прекрасная девушка, обнимая его; и он ответил, наконец:

– Я… я н-не знаю…

– Вот видишь, Сьюзен, – сказал король. – Ничего не говорит, даже солгать не хочет.

– Ваши величества! Королева Сьюзен! Король Эдмунд! – послышался голос и, обернувшись, Шаста чуть не подпрыгнул от удивленья. Говоривший (из тех странных людей, которых он заметил, войдя в комнату) был не выше его, и от пояса вверх вполне походил на человека, а ноги у него были лохматые и с копытцами, сзади же торчал хвост. Кожа у него была красноватая, волосы вились, а из них торчали маленькие рожки. То был фавн – Шаста в жизни их не видел, но мы с вами знаем из повести о Льве и Колдунье, кто они такие. Надеюсь, вам приятно узнать, что фавн был тот самый, которого Люси, сестра королевы Сьюзен, встретила в Нарнии, как только туда попала. Теперь он постарел, ибо Питер, Сьюзен, Эдмунд и Люси уже несколько лет правили Нарнией.

– У его высочества, – продолжал фавн, – легкий солнечный удар. Взгляните на него! Он ничего не помнит. Он даже не понимает, где он!

Тогда все перестали расспрашивать Шасту и ругать его, и положили на мягкий диван, и дали ему ледяного шербета в золотой чаше и сказали, чтоб он не волновался. Такого с ним в жизни не бывало, он даже не думал, что есть такие мягкие ложа и такие вкусные напитки. Конечно, он беспокоился, что с друзьями, и прикидывал, как бы сбежать, и гадал, что с этим Кориной, но все эти заботы как-то меркли. Думая о том, что вскоре его и покормят, он рассматривал занятнейшие существа, которых тут было немало.

За фавном стояли два гнома (их он тоже никогда не видел) и очень большой ворон. Прочие были люди, взрослые, но молодые, с приветливыми лицами и веселыми, добрыми голосами. Шаста стал прислушиваться к их разговору.

– Ну, Сьюзен, – говорил король той девушке, которая целовала Шасту. – Мы торчим тут три недели с лишним. Что же ты решила? Хочешь ты выйти за своего темнолицего царевича?

Королева покачала головой.

– Нет, дорогой брат, – сказала она. – Ни за какие сокровища Ташбаана. (А Шаста подумал: «Ах, вон что! Они король и королева, но не муж и жена, а брат и сестра».)

– Признаюсь, – сказал король, – я меньше любил бы тебя, скажи ты иначе. Когда он гостил в Кэр-Паравеле, я удивлялся, что ты в нем нашла.

– Прости меня, Эдмунд, – сказала королева, – я такая глупая! Но вспомни, там, у нас, он был иной. Какие он давал пиры, как дрался на турнирах, как любезно и милостиво говорил целую неделю! А здесь, у себя, он совершенно другой.

– Стар-ро, как мир-р! – прокаркал ворон. – Недаром говорится: «В берлоге не побываешь – медведя не узнаешь».

– Вот именно, – сказал один из гномов. – И еще: «Вместе не поживешь, друг друга не поймешь».

– Да, – сказал король, – теперь мы увидели его дома, а не в гостях. Здесь, у себя, он гордый, жестокий, распутный бездельник.

– Асланом тебя прошу, – сказала королева, – уедем сегодня!

– Не так все просто, сестра, – отвечал король. – Сейчас я открою, о чем думал последние дни. Перидан, будь добр, затвори дверь, да погляди, нет ли кого за дверью. Так. Теперь мы поговорим о важных и тайных делах.

Все стали серьезны, а королева Сьюзен подбежала к брату.

– Эдмунд! – воскликнула она. – Что случилось? У тебя такие страшные глаза!..

– Дорогая сестра и королева, – сказал король Эдмунд, – пришло тебе время доказать свою отвагу. Не стану скрывать, нам грозит большая опасность.

– Какая? – спросила королева.

– Боюсь, – отвечал король, – что мы не уедем отсюда. Пока царевич еще надеялся, мы были почетными гостями. С той минуты, как ты ему откажешь, клянусь Гривой Аслана, мы – пленники.

Один из гномов тихо свистнул.

– Я пр-р-редупреждал ваши величества, – сказал ворон. – Войти легко, выйти трудно, как сказал омар, когда его варили.

– Я видел царевича утром, – продолжал король. – Как ни жаль, он не привык, чтобы ему перечили. Он требовал от меня – то есть от тебя – окончательного ответа. Я шутил, как мог, над женскими капризами, но все же дал понять, что надежды у него мало. Он страшно рассердился. Он даже угрожал мне, конечно, в их слащавой манере.

– Да, – сказал фавн, – когда я ужинал с великим визирем, было то же самое. Он меня спросил, нравится ли мне Ташбаан. Конечно, я не мог сказать, что мне тут каждый камень противен, а лгать не умею – и я ответил, что летом, в жару, сердце мое томится по прохладным лесам и мокрым травам. Он неприятно улыбнулся и сказал: «Никто тебя не держит, козлиное копытце, – езжай, пляши в своих лесах, а нам оставь жену для царевича».

– Ты думаешь, он сделает меня своей женой насильно? – воскликнула Сьюзен.

– Женой… – отвечал король. – Спасибо, если не рабой.

– Как же он может? Разве царь Тисрок это потерпит?

– Не сошел же он с ума! – сказал Перидан. – Он знает, что в Нарнии есть добрые копья.

– Мне кажется, – сказал Эдмунд, – что Тисрок очень мало боится нас. Страна у нас небольшая. Владетелям империй не нравятся маленькие страны у их границ. Они хотят победить, поглотить их. Не затем ли он послал к нам царевича, чтобы затеять ссору? Он рад бы прибрать к рукам и Нарнию, и Орландию.

– Пускай попробует! – вскричал гном. – Между ним и нами лежит пустыня! Что скажешь, ворон?

– Я знаю ее, – сказал ворон. – Я облетел ее вдоль и поперек, когда был молод. (Не сомневайтесь, что Шаста навострил уши). Если Тисрок пойдет через большой оазис, он Орландии не достигнет – людям его и коням не хватит там воды. Но есть и другая дорога.

Шаста стал слушать еще внимательнее.

– Ведет она от древних усыпальниц, – продолжал ворон, – на северо-запад, и тому, кто по ней движется, все время видна двойная вершина горы. Довольно скоро, через сутки, начнется каменистое ущелье, очень узкое, почти незаметное со стороны. Кажется, что в нем нет ни травы, ни воды, ничего. Но если спуститься туда, увидишь, что по нему течет речка. Держась ее, можно добраться до самой Орлан-дии.

– Знают ли тархистанцы об этой дороге? – спросила королева.