И опять заплакал кот-мурлыка.
— Кот-коток, серый лобок, о чем же ты еще-то плачешь?
— Как мне не плакать? Баба меня била да приговаривала: «К нам-де придет зять, где будет сметаны взять? Поневоле придется колоть козла да барана!»
Заревели козел да баран:
— Ах ты, серый кот, бестолковый лоб! За что ты нас-то загубил? Вот мы тебя забодаем!
Тут кот-мурлыка вину свою приносил и прощенья просил. Козел да баран его простили и стали втроем думать: как быть и что делать?
— А ну, середний брат, — спросил кот барана, — крепок ли у тебя лоб? Попробуй-ка о ворота.
Поднялся баран, с разбегу стукнулся о ворота лбом — покачнулись ворота, да не отворились.
— А ну, старший брат, — спросил кот козла, — крепок ли у тебя лоб? Попробуй-ка о ворота.
Поднялся козел-козлище, разбежался, ударился — ворота отворились.
Пыль столбом подымается, трава к земле приклоняется, бегут козел да баран, а за ними скачет на трех ногах кот — серый лоб.
Устал кот, взмолился названым братьям:
— Козел да баран, не оставьте меньшого брата…
Взял козел кота, посадил его на себя, и поскакали они опять по горам, по долам, по сыпучим пескам.
Долго бежали, и день и ночь, пока в ногах силы хватило.
Вот пришло крутое крутище, станово становище. Под тем крутищем — скошенное поле, на том поле стога, что города, стоят.
Остановились козел, баран и кот отдыхать.
А ночь была осенняя, холодная. Где огня добыть?
Думают козел да баран, а кот — серый лоб уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном стукнуться лбами.
Стукнулись козел с бараном, да так крепко — искры из глаз посыпались, — береста и запылала.
Развели они огонь, сели и греются.
Не успели путем обогреться — глядь, жалует незваный гость — медведь:
— Пустите обогреться, отдохнуть, что-то мочи моей нет…
— Садись с нами, Михайло Иванович! Откуда идешь?
— Ходил на пасеку да подрался с мужиками.
Стали они вчетвером делить темную ночь: медведь под стогом, кот — серый лоб на стогу, а козел с бараном — у костра.
Вдруг идут семь серых волков, восьмой — белый, и — прямо к стогу.
Заблеяли козел да баран со страху, а кот — серый лоб такую речь повел:
— Ахти, белый волк, над волками князь! Не серди нашего старшого брата: он сердит, как расходится — никому несдобровать. Али не видите у него бороды: в ней-то и сила, бородою он зверей побивает, а рогами только кожу снимает. Лучше с честью подойдите да попросите: хотим, дескать, поиграть, силу попытать с меньшим братишкой, вон с тем, что под стогом лежит.
Волки на том коту поклонились, обступили медведя и стали его задирать. Вот медведь крепился, крепился — да как хватит на каждую лапу по волку! Перепугались они, выдрались кое-как — да, поджав хвосты, давай наутек.
А козел да баран тем временем подхватили кота, побежали в лес и опять наткнулись на серых волков.
Кот живо вскарабкался на макушку ели, а козел с бараном схватились передними ногами за еловый сук и повисли.
Волки стоят под елью, зубами лязгают.
Видит кот — серый лоб, что дело плохо, стал кидать в волков еловые шишки да приговаривать:
— Раз волк! Два волк! Три волк! Всего-то по волку на брата. Я, кот, давеча двух волков съел с косточками, так еще сытёхонек, а ты, большой брат, за медведями ходил, да не изловил, бери себе и мою долю!
Только сказал он эти речи, козел сорвался и упал прямо рогами на волка. А кот знай свое кричит:
— Держи их, лови их!
Тут на волков напал такой страх — пустились бежать без оглядки. Так и убежали.
А кот — серый лоб, козел да баран пошли своей дорогой.
Лиса-плачея
(В обработке А. Н. Толстого)
или-были старик да старушка.
Старушка померла. Жалко старику старушку. Пошел он искать плачею. Идет, а навстречу ему медведь:
— Куда, старик, пошел?
— Плачею искать, старушка померла.
— Возьми меня!
Старик спрашивает:
— Умеешь ли плакать?
Медведь и заревел:
— Ах ты, моя родимая бабушка! Как тебя жалко!
Старик говорит:
— Не умеешь, медведь, плакать, не надо, да и голос не хорош!
Пошел дальше. Шел-шел и повстречал волка.
— Куда, старик, пошел?
— Плачею искать, по старушке плакать.
— Возьми меня!
— А плакать умеешь?
— Умею: у старика была старуха, он ее не любил!
— Нет, не умеешь ты плакать, не надо!
И пошел дальше. Шел-шел, а навстречу лиса бежит:
— Куда, старик, пошел?
— Плачею искать, старушка померла.
— Возьми, дедушка, меня!
— Умеешь ли ты плакать?
Лиса и заплакала, запричитала:
— У ста-рич-ка бы-ла ста-руш-ка.
По-у-тру pa-но вста-ва-ла,
Боль-ше прост-ня пря-ла.
Щи, ка-шу ва-ри-ла,
Ста-ри-ка кор-ми-ла!
— Хорошо, — говорит старик, — ты мастерица плакать!
Привел лису домой, посадил у старухи в ногах и заставил плакать, а сам пошел гроб строить.
Пока старик ходил да воротился, а в избе нет ни старухи, ни лисицы. Лисица давно убежала, а от старухи одни кости остались. Поплакал, поплакал старик и стал жить один.
Мужик и медведь
(В обработке А. Н. Толстого)
ужик поехал в лес репу сеять. Пашет там да работает. Пришел к нему медведь:
— Мужик, я тебя сломаю.
— Не ломай меня, медведюшка, лучше давай вместе репу сеять. Я себе возьму хоть корешки, а тебе отдам вершки.
— Быть так, — сказал медведь. — А коли обманешь, так в лес ко мне хоть не езди.
Сказал и ушел в дуброву.
Репа выросла крупная. Мужик приехал осенью копать репу. А медведь из дубровы вылезает:
— Мужик, давай репу делить, мою долю подавай.
— Ладно, медведюшка, давай делить: тебе вершки, мне корешки.
Отдал мужик медведю всю ботву. А репу наклал на воз и повез в город продавать.
Навстречу ему медведь:
— Мужик, куда ты едешь?
— Еду, медведюшка, в город корешки продавать.
— Дай-ка попробовать — каков корешок?
Мужик дал ему репу. Медведь как съел:
— А-а! — заревел. — Мужик, обманул ты меня! Твои корешки сладеньки. Теперь не езжай ко мне в лес по дрова, а то заломаю.
На другой год мужик посеял на том месте рожь. Приехал жать, а уж медведь его дожидается:
— Теперь меня, мужик, не обманешь, давай мою долю.
Мужик говорит:
— Быть так. Бери, медведюшка, корешки, а я себе возьму хоть вершки.
Собрали они рожь. Отдал мужик медведю корешки, а рожь наклал на воз и увез домой.
Медведь бился, бился, ничего с корешками сделать не мог.
Рассердился он на мужика, и с тех пор у медведя с мужиком вражда пошла.
Бабка и медведь
(Из сборника И. В. Карнауховой, в пересказе В. П. Аникина)
оехала бабка в лес по дрова. Вдруг слышит: в болоте хряснуло, в лесу стукнуло — медведь идет.
— Бабка, бабка, съем я кобылку.
— Не тронь кобылку, я тебе за это крепушку дам.
— Ладно.
Не тронул медведь кобылку.
Вот в другой раз поехала бабка по дрова. В болоте хряснуло, в лесу стукнуло — медведь идет.
— Бабка, бабка, а я съем кобылку.
— Не ешь, я тебе за это теплушку дам.
— Ну ладно.
Не тронул медведь кобылку.
Вот и в третий раз поехала бабка в лес за дровами. В болоте хряснуло, в лесу стукнуло — медведь уж тут.
— Бабка, бабка, я съем кобылку.
— Не ешь, я тебе за это потом байку скажу.
— Ну ладно же.
Не тронул медведь кобылку.
Бабка домой приехала, кобылку во двор поставила, ворота подперла, натопила жарко избу, поужинала да и спать.
Пришел медведь да в ставень — стук-стук!
— Бабка, давай посуленное.
— Что тебе посулено?
— А крепушка.
— Ох — хо-хо, изба у бабушки крепко заперта.
Медведь лапой — тук-тук-тук!
— Бабка, давай другое посуленное.
— Что тебе посулено?
— А теплушка.
— Ох-хо-хо, тепло бабушке на печи сидеть.
Подождал медведь немножко и опять стучится — тук-тук-тук!
— Чего тебе?
— Давай, бабка, третье посуленное.
— А что тебе посулено?
— А потомбайка.
— Байка-то? Потом в лес не едут — дров и так много!
Так и обманула бабка медведя.
Медведь — липовая нога
(В обработке А. Н. Толстого)
или-были старик со старухой.
Посеяли они репку. Вот повадился медведь репку у них воровать. Старик пошел посмотреть и видит: много репы нарвано да разбросано кругом.
Воротился он домой и рассказывает старухе.
А она ему говорит:
— Да кто же репу нарвал? Если бы люди, так унесли бы. Наверное, это медведь проказит! Поди-ка, старик, покарауль вора!