— Но ведь я говорила только с Томом, — протестующе произнесла она. — Не понимаю, какое это имеет значение? Ой же все равно знает, что мы здесь. Ведь он сам нас сюда принес! Ему ничего не стоило причинить нам вред, если бы он захотел.

— Как бы он добрался, до нас? — спросила Хомили.

— Сломал бы стенку — это всего лишь дранка и штукатурка.

— Не говори таких вещей, дочка, — содрогнулась от ужаса Хомили.

— Надо смотреть правде в глаза, — сказала Арриэтта. — Но так или иначе, он уезжает.

— Уезжает? — переспросил Под.

— Они оба уезжают, — сказала Арриэтта, — и он, и его дедушка, дед в какое-то место, которое называется Больница, а Том — в место, которое называется Лейтон-Баззард; он будет там жить у своего дяди конюха. Что такое конюх? — спросила она.

Но и мать и отец молчали и смотрели друг на друга отсутствующим взглядом. Казалось, они потеряли дар речи. Арриэтта не на шутку испугалась.

— Надо сказать об этом Хендрири, — проговорил наконец Под, — и побыстрей.

Хомили кивнула и опустила ноги с кровати. Не успела она прийти в себя после одного потрясения, как на нее обрушилось другое.

— Не стоит их сейчас будить, — сказал Под. — Завтра я первым делом спущусь к ним.

— О боже, — вздохнула Хомили, — все эти несчастные детки…

— В чем дело? — спросила Арриэтта. — Что я такого сказала?

Ей вдруг, стало страшно, она неуверенно переводила глаза с отца на мать, с матери на отца.

— Арриэтта, — проговорил Под, оборачиваясь к ней, лицо его было серьезным, — все, что мы рассказывали тебе про человеков, — правда, но одно мы упустили из виду, а возможно, упомянули об этом только вскользь: мы, добывайки, не можем без них существовать. — Он глубоко вздохнул. — Когда они запирают дом и уезжают, это — конец.

— Ни пищи, ни тепла, ни одежды, ни огня, ни воды… — запричитала Хомили.

— Голодная смерть, — закончил Под.

На следующее утро после того, как семейству Хендрири сообщили новости, было созвано совещание. Встревоженные, удрученные, они входили один за другим в гостиную и усаживались за большим столом на указанные Люпи места. Арриэтта повторила свой рассказ.

— Ты уверена в числах, Арриэтта?

Да, Арриэтта была абсолютно уверена.

— А в самих фактах?

Да. Молодой Том с дедом уезжают через три дня в двуколке; повезет их серый пони по кличке Герцогиня, а править будет дядя Тома по имени Фред Тэрабоди, конюх, который живет в Лейтон-Баззарде, а работает в гостинице «Лебедь»… («Что такое «конюх»?» — снова спросила себя Арриэтта). И молодой Том очень встревожен, потому что он потерял своего хорька, хотя у него на шее колокольчик и ошейник с именем Тома: хорек кинулся в кроличью нору два дня назад и не вернулся. И Том боится, что ему придется уезжать без хорька; даже если тот найдется, Том не уверен, что ему разрешат взять его с собой.

— Ну, это не идет к делу, — заметил дядя Хендрири, постукивая пальцами по столу.

Все были обеспокоены и в то же время держались на удивление спокойно.

Хендрири обвел взором стол.

— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, — сказал он мрачно и принялся поглаживать бороду.

— Под тоже может ходить за добычей, — сказала Хомили.

— И я, — вставила Арриэтта.

— И я, — неожиданно пропищал Тиммис.

Все, кроме Хендрири, обернулись к нему, а Люпи погладила его по голове.

— За добычей? — спросил Хендрири. — За какой? Нет, нам не добытчики нужны, — он взглянул через стол, и Хомили, встретив его взгляд, неожиданно покраснела, — было бы что добывать. Они не оставят нам ни крошки, этот мальчишка и его дед, уж я-то знаю. Нам придется жить только на наши запасы.

— Пока их хватит, — хмуро проговорила Люпи.

— Пока их хватит, — повторил Хендрири, — таких, какие есть.

Глаза всех, кто был за столом, стали еще шире.

— …А хватит их ненадолго, — продолжала Люпи.

Она взглянула на полки с продуктами и быстро отвела глаза. Ее щеки тоже неожиданно вспыхнули.

— Насчет добычи… — заикаясь проговорила Томили, — я имела в виду — выходить из дома… на огород… за бобами и горохом… и в таком роде.

— Это все склюют птицы, — сказал Хендрири, — стоит человекам запереть дом и уехать, птицы вмиг об этом узнают… И что еще важнее, — продолжал он, — в окрестных лесах водится больше всяких хищников и всяких вредных тварей, чем во всем остальном графстве, — ласки, лисы, горностаи, барсуки, сорокопуты, сороки, ястребы-перепелятники, пустельга воробьиная, вороны…

— Хватит, Хендрири, — прервал его Под, — Хомили уже дурно…

— Ничего, ничего, — пробормотала Хомили.

Отпив глоток воды из желудевой чашки, она подперла рукой голову и уставилась на стол.

Хендрири, увлекшись, казалось, ничего не заметил.

— …совы и канюки, — удовлетворенно закончил он свой длинный перечень. — Вы сами видели шкурки, прибитые над дверью в пристройку, и птиц, наколотых на шипы боярышника. Этот куст называется «виселица лесника». Когда старик здоров и обходит лес, все эти твари сюда носа не кажут. И мальчик ему помогает. Но когда их тут не будет!..

Хендрири поднял тощие руки и возвел глаза к потолку.

Все молчали. Арриэтта взглянула украдкой на Тиммиса; его лицо посерело.

— А когда они закроют ставни и запрут двери, — вдруг снова заговорил Хендрири, — как, вы полагаете, мы выберемся наружу?

Он торжествующе обвел взглядом стол, словно привел неоспоримый довод. Хомили, по-прежнему не поднимая глаз, ничего не ответила. Она стала сожалеть о том, что вообще открыла рот.

— Ну, всегда можно найти выход из положения, — пробормотал Под.

— Какой? — налетел на него. Хендрири. — Какой?

И не успел Под ответить, как Хендрири загремел:

— В последний раз, что человеки уезжали отсюда, на дом напали полевые мыши… повсюду кишели здесь, внизу, наверху. Теперь, когда они запирают, то крепко. И пауку не пролезть внутрь.

— И не вылезти наружу, — добавила Люпи.

— И не вылезти наружу, — согласился Хендрири и, словно устав от собственного красноречия, отпил глоток воды.

Несколько мгновений все молчали. Затем Под откашлялся и сказал:

— Ну, не навсегда же они уезжают.

Хендрири пожал плечами.

— Кто знает?

— Мне кажется, — сказал Под, — что без лесника здесь не обойтись. Скажем, этот уйдет, так пришлют другого. Дом недолго будет пустовать; он так удобно стоит, на самой опушке леса и вода сюда проведена…

— Кто знает? — повторил Хендрири.

— Ваша задача, как я это понимаю, — продолжал Под, — продержаться здесь какое-то время.

— Именно, — подтвердил Хендрири.

— Но какое именно время, вы не знаете, так?

— Так, — подтвердил Хендрири.

— И чем больше вы сможете растянуть запасы, — развивал свою мысль Под, — тем дольше вы сможете продержаться…

— Разумеется, — сказала Люпи.

— И чем меньше у вас будет едоков, — продолжал Под, — тем на дольше вам хватит еды.

— Верно, — сказал Хендрири.

— Скажем, — продолжал Под, — вас шестеро…

— Нас девять, — сказал Хендрири, обводя взглядом стол, — если быть точным.

— Мы не в счет, — сказал Под. — Хомили, Арриэтта и я… мы съезжаем с квартиры.

Настала гробовая тишина, а Под, обернувшись к Хомили, спокойно спросил:

— Ты ведь согласна со мной, да?

Хомили вытаращила на него глаза, словно на сумасшедшего, и он в отчаянии толкнул ее под столом ногой. Судорожно проглотив комок в горле, она тут же закивала.

— Согласна… — с трудом проговорила она, хлопая ресницами.

Поднялся страшный шум: вопросы, советы, доводы, возражения.

— Ты сам не знаешь, что говоришь, Под, — снова и снова повторял Хендрири, а Люпи так же безостановочно спрашивала: — Съезжаете с квартиры? Но куда?

Наконец Хендрири сказал:

— Нечего спешить, Под. Конечно, тебе решать, но мы попали в беду все вместе, и, пока хватит наших запасов, — он посмотрел на всех, сидящих за столом, с таким видом, словно делал публичное заявление, — таких, какие есть, — и что наше, то ваше.

— Это очень великодушно с твоей стороны, Хендрири, — сказал Под.

— Вовсе нет, — сказал Хендрири, пожалуй, слишком ровным голосом. — Это только справедливо.

— И человечно, — добавила Люпи; ей очень нравилось это слово.

— Но я вижу, — продолжал Хендрири, так как Под ничего не ответил, — что ты уже все решил.

— Верно, — сказал Под.

— В таком случае, — проговорил Хендрири, — нам остается одно: объявить собрание закрытым и пожелать вам успеха.

— Верно, — сказал Под.

— Желаю тебе удачи, Под, — сказал Хендрири.

— Спасибо, Хендрири, — сказал Под.

— И всем вам, троим смельчакам — Поду, Хомили и крошке Арриэтте — удачи и хорошей добычи.