И хотя Заяц спал с открытыми глазами, это не мешало ему видеть сны. Сны-запахи, то приятные, сладкие и душистые, как молодая кора, то страшные, пахнущие собакой. Сны-шорохи, шелесты, шепоты, бормотушки. Сны разных цветов: зеленые, желтые, лиловые, багровые, как листья осенних осинок, которые Заяц считал самыми красивыми деревьями в лесу.

Особенно хорош был осинник в полнолуние, когда над лесом повисала круглая луна, золотисто-оранжевая, как тугая, налитая соком репка. Зайцу казалось — опустись луна чуточку ниже, он бы подпрыгнул и отгрыз от нее кусок.

Но оранжевая луна стояла высоко, и Заяц довольствовался осиновой корой.

Наевшись, он отдыхал. Чтобы отдых был спокойным, лесной зверь должен спрятать свой запах.

Все пахнет, и все пахнут. Нос для зверя часто важней глаз. Пусть я тебя не вижу, но если я чую запах, я знаю, кто ты и где ты!

Запахом звери отмечают свои владения, по запаху преследуют добычу. Когда собаки гонятся за зайцем, им дорогу показывает запах его пяток. Только одни пятки потеют у зайца, и чем дольше он бежит, тем пахучей его след.

Вот почему отдыхающий Заяц сидел неподвижно, прижав предательские пятки к земле.

Сидел и слушал тишину. Для зверя, чья жизнь вся в бегах и страхах, нет ничего приятней. Никто за тобой не гонится, ничто тебе не грозит.

Но недолго тихое заячье счастье. Длинное ухо тревожно дрогнуло. Что это? Да ничего страшного: с ветки скатилась дождевая капля, сверкнув, как падучая звезда.

Вот тогда-то Заяц и сочинил свои первые стихи:

Каждому поэту хочется иметь слушателей. Осенней ночью по дороге в осинник Заяц встретил барсука, который грудью толкал в нору желтый ворох сухих листьев, устраивал себе постель на зиму.

Ночные звери — народ молчаливый, но в эту лунную ночь угрюмый барсук разговорился:

— Здорово я придумал! Спать на перине будет тепло и мягко, бока не отлежишь. Вот и ты натаскал бы листьев к себе в нору.

— Но я… — Заяц запнулся, — я еще не вырыл норы.

— Это почему же? Болел, что ли?

— Нет, не болел, я писал стихи. Хочешь, я тебе их прочту?

— Когда-нибудь в другой раз. Сейчас я могу думать только про перину. Признаться, я в первый раз вижу зайца, который пишет стихи. И зачем ты их пишешь?

— Не знаю. А зачем птицы поют?

Барсук в раздумье почесал лапой за ухом.

— Конечно, твое дело. Но ведь зима на носу. Я бы тебе по-дружески посоветовал: сперва вырой нору, а уж потом сочиняй стихи.

Барсук скрылся в норе, а непризнанный поэт заковылял в осинник. Там по ночам собирались зайцы. В первом лесу их было немного.

Когда Заяц прочитал им свои стихи, они в восторге захлопали ушами. А потом стали просить косоглазого поэта, чтобы он сочинил заячий гимн. Или хотя бы песенку. Под песенку им будет веселей рыть норы, которые никто из них еще не рыл.

Начало Заяц сочинил быстро:

Но дальше у него не получалось. Никак.

А погода становилась все хуже. Однажды Заяц проснулся оттого, что у него озяб нос. С неба падали белые, холодные крохотные звездочки и таяли на Заячьем носу.

Звездочек нападало столько, что земля стала белой и пахла уже не палым листом, а какой-то особенно нежной свежестью.

По белой земле прогуливалась незнакомая Зайцу птица. У нее была голубоватая спинка, толстый черный клюв и ярко-красная, как шляпка мухомора, грудь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Простите, не знаю, как вас зовут, — обратился к ней Заяц. — Вы не могли бы мне объяснить, чем сейчас пахнет в лесу и что это такое холодное и мокрое падает с неба?

— Это замерзший дождь, который называется «снегом», — проскрипела птица. — Я прилетаю к вам с первым снегом, потому у меня снежное имя. Будем знакомы: снегирь!

— Очень приятно! Снег… Снегирь… Какой ужас! — заметался Заяц. — Значит, уже зима. А я еще не сочинил заячий гимн, и никто из зайцев не вырыл норы.

Заяц попробовал рыть и чуть было не сломал когти. Земля стала твердой, как камень.

Что делать? Тут посоветовать мог только Аук.

Заяц нашел его возле медвежьей берлоги. Аук уговаривал медведя погрызть корешок, который действует как слабительное.

— Но он горький! — жалобно ворчал медведь. — И зачем мне это поганое лекарство, я не больной!

— Надо очистить желудок. Если заляжешь в берлогу с набитым брюхом, сон будет плохой. А спать придется долго.

Медведь еще сильней засопел, но взял в зубы корешок.

И тогда Аук обернулся к Зайцу.

— Что тебе надо от меня, лентяй, так и не вырывший норы?

— Я не лентяй. Я сочинял стихи. Это гораздо трудней, чем вырыть самую глубокую нору.

— И другие зайцы тоже сочиняли?

— Нет, но они ждали, когда я сочиню. Они не виноваты. Как же теперь жить нам, зайцам, Аук?

— Так и живите. Где прикорнул, там и твой дом. Ничего, не замерзнешь. У тебя меховая шуба.

— Но моя шуба рыжеватая, а земля стала белая. Меня каждый заметит. Сам знаешь, сколько у бедного зайца врагов!

— А ты от них наутек. Ведь хвастался, что у тебя быстрые ноги!

— Но это летние ноги. И сейчас они уже не быстрые, потому что проваливаются в снег. Мне нужны зимние ноги.

— Хорошо, будут у тебя зимние ноги.

Аук подул на Заячьи лапы. Между пальцами выросла шерсть, лапы распушились, стали широкими.

Держа Зайца за уши, Аук несколько раз окунул его в сугроб. И, кроме кончиков ушей, Заяц стал белым, как снег.

Аук пообещал, что белую шубу и пушистую обувку получат и каждую осень будут получать все лесные зайцы.

— Теперь зима вам не страшна. Беги, беляк!

И Заяц побежал. Сперва неуверенно. Потом все быстрей и быстрей на широких лапах, словно на лыжах.

Попробуй, волк, догони! Заяц даже перекувырнулся от радости.

На суку дуба, мимо которого пробегал Заяц, сидела пара ворон: Кар-Кар и Кар-Кара.

— Ты не спишь? — спросил подругу Кар-Кар.

— Вроде не сплю, — откликнулась ворона. — Хотя то, что я вижу, может только присниться. По лесу бегает и кувыркается сугроб.

Тут «сугроб» еще раз перекувырнулся и закружил по поляне, сочиняя новую песенку:

— Каррр! Так это ты, бездомный бродяга? — прокаркала оскорбленная ворона. — Не рано ли радуешься? Посмотрим, какие стишки ты сочинишь, когда у тебя родятся дети. Они пропадут.

— Почему пропадут? — вздрогнул Заяц.

— Таков лесной закон. Малыши родятся слепыми, голыми, беспомощными. Без дома они пропадут. Если не веришь мне, спроси хотя бы белку. Небось побоишься спросить волчицу или лису.

Проживавшая неподалеку белка подтвердила, что ворона права.

— Бедный Заяц! Пока не поздно, попроси барсука потесниться. Может, он тебя пустит. У него огромная нора.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Но я привык, сочиняя стихи, смотреть на луну, на звезды… и я думал, что мои дети тоже… Я поговорю с Ауком. Я его попрошу…

Весь лес был взволнован судьбой Заячьих еще не родившихся детей. Пропадут ли они, как напророчила известная предсказательница ворона Кар-Кара, или не пропадут? Этот вопрос обсуждался в гнездах и в норах, в небе и на земле.

Но пришло Время Зимних Снов, и лес уснул, так и не узнав, что ответил Зайцу Аук.