– Вот таким-то образом я им наследство и оставлю!

Сосед его обеднел догола, дошел до нищенства. Хотел было попросить у Шана, но было совестно. Шан прослышал об этом.

– Вот что, – заявил он соседу, – то, что случилось тогда, было моей судьбой, пришедшей в свое время к чему полагалось. Вот почему духи и боги твоими руками разрушили и погубили меня. Какая вина на тебе?

И помог ему весьма основательно. Сосед, весь растроганный, лил слезы.

Шан достиг восьмидесяти лет. Дети, внуки шли, череда за чередой, несколькими поколениями и – не беднели, не опускались.

Автор этих странных историй сказал бы при этом так:

Мотовство и расточительность, доходящие до крайности, неизбежны даже у князей, графов и им подобных. Еще бы им не быть у человека из черни!

Жаль, конечно, когда человек в своей жизни грубо обращается с небесными дарами, а перед смертью – есть-то и нечего!

Счастье еще, что птица (отец), умирая, жалобно запела, а сын сумел покрыть отцовскую беду! Счастье, что отец с сыном, пробыв в бедности и упадке семьдесят лет, кончили тем, что повернули-таки вверх (к счастью)!

Иначе отцовское злое горе опутало бы сына, а сын запутал бы в свою очередь внуков и т.д. И до тех пор, пока не опустились бы до выпрашивающих подаяние нищих, не остановились бы…

А что за создание эта старая колдунья, что разоблачает тайны неба?

Ох, как странно!

При Канси{301} появился какой-то маг с коробкой, в которой был спрятан маленький человек, ростом около фута. Когда ему бросали деньги, то он открывал коробку и выпускал человека, который пел песню и опять уходил к себе.

Маг явился в ямынь{302}. Народоправитель потребовал коробку и удалился в свои покои, где стал подробно допрашивать человечка о его происхождении. Тот сначала не решался говорить, но правитель продолжал задавать настойчивые вопросы, и человечек наконец рассказал о себе и о своих родных все подробно.

Оказалось, что это мальчик, начитанный и образованный. Как-то раз он шел домой из школы. К нему пристал с разными соблазнами маг, давший ему, кроме того, еще какое-то снадобье, от которого все четыре его конечности съежились быстро, сократились. Тогда маг стал носить его с собой, как игрушку или прибор для фокуса.

Правитель рассердился и казнил мага, а мальчика оставил у себя.

Хотел было лечить его, но до сих пор все еще не набрел на верное средство.

Название для сборника составитель заимствовал у писателя эпохи Тан (VII-IX вв.) Ван Ду (новелла «Древнее зеркало»). Как нам кажется, оно наиболее точно характеризует сложившееся у просвещенного европейца представление о Китае. Зеркало (так же, как фарфор, порох, бумага) – изобретение китайское, а в подсознании европейца Китай и поныне – древний. Мы легко произносим – современная Англия, Россия, Франция, современный же Китай – произносится с какой-то внутренней запинкой. Гениально просто, одним лишь словом охарактеризовал эту страну А.С.Пушкин: «От потрясенного Кремля до стен недвижного Китая». Недвижного Китая. Может быть, секрет и кроется в этой недвижности, отгороженности от всего мира Великой Стеной? Возникает образ двух стен – физической и метафизической, отделивших эту уникальную цивилизацию от остальных, при всех своих различиях вступавших друг с другом в контакт, взаимообогащавшихся. В старину народы довольствовались скудными сведениями от немногочисленных, с огромным трудом проникших в пределы Поднебесной империи путешественников, по большей части нелепыми, фантастическими. Но и правдивые сведения не вносили ясность, а порой еще больше запутывали. И оттого китайцы рисовались в воображении не людьми, а какими-то диковинными существами, у которых все наоборот. Мужчины носят косы и обмахиваются веерами, у всех народов цвет траура черный, а у китайцев – белый, вместо глаз у них какие-то щелочки, а едят они змей, лягушек и ящериц. Но время пробило брешь в Великой Китайской Стене. Экспедиции Марко Поло, Великий Шелковый Путь, по которому вели свои караваны арабские и персидские купцы, миссия нашего соотечественника Иоакинфа Бичурина, археологические раскопки Масперо и Шаванна, все это постепенно изменило обывательски-извращенное представление о китайской цивилизации… и оказалось, что под причудливыми китайскими одеждами бьется такое же, как у нас, человеческое сердце, что китайские поэты и мыслители размышляют и мечтают о том же, о чем поэты и философы Европы, – о Добре, Зле, о том, что ныне принято называть «общечеловеческими» ценностями. Но это уже сфера ученых-синологов, культурологов, искусствоведов, наша задача – составить сборник, дающий представление о «сказочной» прозе Древнего Китая, о китайской фантазии, а явление это совершенно уникальное. В «сказочном» фантастическом творчестве большинства народов всегда есть некая дистанция, грань, разделяющая два мира – реальный и потусторонний. Эту границу нечистая сила нарушает лишь в определенные ночные часы (с полуночи до первых петухов). У китайцев же никакой грани, разделяющей два этих мира, нет. Они переплетены столь причудливо, что в этой поистине «китайской» головоломке европейский читатель совершенно путается, теряется и лишь только в конце повествования узнает, кто на самом деле живой человек, а кто нечистый дух, лис-оборотень, ведьма. Хаотичность, перенасыщенность китайской фантазии коренится в мифологии. Миф – это изначально данный божественный, архетипический текст, фундамент, на котором покоится здание цивилизации, литература, искусство, наука, национальный характер народа, ее создавшего. Различаются четыре наиболее значительные мифологии мира: индийская, древнеегипетская, древнегреческая и китайская. Первые три сохранились как цельные законченные системы, китайская же представляет собой, увы, лишь многочисленные осколки, черепки от некогда драгоценного, необыкновенной красоты и формы сосуда. Эти осколки собирали и собирают археологи, филологи, историки, собирают, пытаясь склеить, восстановить этот сосуд, но… осколков слишком много, и далеко не все еще найдены. Мифы сохранились в поэзии, в учениях философов Древнего Китая: Конфуция, Мэн-цзы, Чжуан Чжоу, в исторических, географических трактатах. Настоящими гомерами и гесиодами Древнего Китая были еще самые обыкновенные чиновники, сидевшие в присутственных палатах и по указанию начальства с китайской кропотливостью составлявшие каталоги с описаниями земель и областей Поднебесной империи. Эти каталоги оказались подлинным кладом для ученых-исследователей. Огромное внимание в них уделялось описанию гор, камней, деревьев, рек. Мифологическое мышление китайцев во многом определено необыкновенным ландшафтом этой страны, животным, минеральным, растительным миром. Совершенно особое место занимает культ камней. Здесь и маленькие камни (из них самые любимые китайцами нефрит и яшма), и Камни Большие – горы. На горе живут солнце, ветры, облака. Вершина горы соприкасается с небом – Ян (творческое, мужское начало), а подошва уходит в землю – Инь (начало женское, пассивное). В горах обитает еще один очень важный «предмет» культа – Дракон, олицетворение водной стихии. Днем он витает в облаках, а ночь проводит в глубоких земных водоемах.

Если миф – результат работы «коллективного бессознательного», то в волшебных сказках наряду с чудесными превращениями появляются и рассудочные, «сознательные» мотивы. Здесь и выстроенность сюжета, дидактика, мораль. И как много у этих сказок общего с произведениями Шарля Перро, братьев Гримм, Уайльда. Но и народные сказки – плод «коллективного» творчества, теперь же мы переходим к «авторским», литературным сказкам, к блистательной эпохе Тан (VII-IX вв.), танской новелле. Вот что писал о танской новелле собиратель жемчужин древней словесности, ученый-литератор XII века Цзэн Цао:

«Рассказы эти помогут исцелить тело, познать великие учения, поведают о беседах и шутках давно прошедшего, расширят круг виденного и слышанного. Они подобны вечно ценному жемчугу, удивительным яствам, укрепляющим мышцы, великому и непременному порядку суши и вод».

Танская новелла – образец непревзойденного мастерства, виртуозного умения «нарядить» сухой факт, незначительное происшествие в необыкновенные по красоте и причудливости одежды вымысла. Мастерством рассказа, построения сюжета писатели Тан обладали в гораздо большей степени, чем их персидские, арабские и греческие собратья по ремеслу. Танская новелла подобна китайской картине на шелке, расписным ширмам, веерам. Все соткано, вышито столь искусно, что создается иллюзия абсолютной достоверности как реального, так и фантастического. Выбранные нами новеллы, как нам представляется, наиболее характерны.

Китайские «городские» повести собраны и составлены учеными Фэн Мэнлуном и Лин Мэнчу. Здесь авантюрно-приключенческий сюжет, традиционный для китайской прозы не только XVII, но и последующих веков, сочетается с волшебными, мифологическими мотивами. Должен предупредить, что эти повести трудны для восприятия европейца, в них много длиннот, стихотворных вставок, морализирования, но все же, читатель, наберись терпения, почаще заглядывай в комментарии, и ты узнаешь много интересного о политической культуре Китая, судебной системе, философии, поэзии…