Роголд трагически всплеснул руками и, роняя на пол крупные слезы, побрел к лестнице, ведущей на второй этаж дворца. Возле ступенек ему попался столик, заставленный блюдами с фруктами и вазочками с мороженым. Увидев их, Роголд сразу же забыл о своем «глубоком отчаянии». С радостным визгом он схватил сразу две хрустальные вазочки и танцующим шагом двинулся дальше.

Шарлота проводила его суровым, но в то же время любящим взглядом.

— Ну что ты с ним поделаешь! — в сердцах воскликнула она. — Роголд — большой ребенок. Я просто не могу на него долго сердиться.

— Вся молодежь такова, — согласился Болд. — Когда я был юношей, то тоже мечтал о правительнице Стелле. Я был тогда наивным и глупым…

— И с той поры вы ничуть не поумнели! — заявила первая фрейлина. — Об этом я и хотела поговорить. Считаю, что Стилг в последнее время ведет себя неподобающим образом. А вы поощряете его, вместо того чтобы призвать к порядку!

Дожан Болд невольно выпрямился и подтянул животик. С Шарлотой он чувствовал себя словно солдат с генералом.

И все же Болд попытался робко возразить:

— Стилг — талантливый художник. Сама правительница так считает.

— А я считаю, что он совершенно несносен! — повысила голос Шарлота и стукнула палкой по паркетному полу. — Все мои фрейлины в обиде на него. Почему он не желает писать их портреты? Вторая фрейлина Агнет третьего дня жаловалась, что Стилг уже месяц не может закончить ее портрет.

Дожан Болд хотел было сказать о своей встрече с молодым художником, но вовремя прикусил язык. Если Шарлота узнает про последнюю работу Стилга…

— Хорошо, я поговорю с ним, — вежливо поклонился Болд. — И призову к порядку.

— Вот именно — к порядку, — уже более мягко заметила Шарлота. — А теперь идите, Болд, и займитесь делом. Скоро правительница изволит подняться с постели, а ее завтрак, наверно, еще не готов!

Болд собрался возмутиться, но, взглянув на суровое лицо старой фрейлины, поспешил уйти. «И почему я позволяю этой женщине так с собой разговаривать? — с тоской думал он. — Ведь я — дворецкий, а она всего лишь фрейлина, хоть и первая!»

Задумавшись, он едва не столкнулся в полутемном коридоре с высокой дамой. Это была вторая фрейлина Агнет.

Стелла по праву считалась красивейшей женщиной в Волшебной стране, второй же красавицей, по крайней мере в Стелларии, слыла Агнет. Она была высокой, грациозной девушкой с тяжелой копной белокурых волос, всегда аккуратно уложенных в замысловатые прически. Овал ее юного лица был безупречен, нос — чуть вздернут, губы — свежи и алы. Но главным украшением ей служили чудесные, оранжевого цвета глаза — таких в Стелларии не было ни у кого. К тому же девушка обладала природной грацией, ее походка завораживала всех кавалеров. Только Стелла с ее царственной осанкой могла затмить Агнет. Но правительница редко танцевала на балах, и здесь Агнет царила безраздельно. Ко всему девушка была еще и очень умна. Она пришла во дворец всего пять лет назад и за это время сумела сделать головокружительную карьеру — от простой служанки до второй фрейлины. Ей удалось расположить к себе даже Шарлоту. Именно эта старая дама добилась того, что правительница Стелла сделала Агнет второй фрейлиной. Придворные дамы завидовали ей, многие даже не любили — но соперничать с ней никто не мог.

Едва не столкнувшись с грузным дворецким, Агнет недовольно сдвинула брови, но, узнав его, сразу же расцвела обворожительной улыбкой.

— Ах, это вы, дорогой Болд! Простите, я, кажется, чуть не наступила вам на ногу.

Болд вежливо поклонился:

— Ну что вы, прелестнейшая Агнет. Это я во всем виноват. Признаюсь, разговор с первой фрейлиной Шарлотой меня несколько расстроил.

Агнет понимающе кивнула:

— Ей опять не удалось женить своего племянника?

— Увы, увы, — вздохнул дворецкий. — Роголд снова будет приходить на балы с тоскливым видом, шумно вздыхать и ронять слезы — словом, портить всем настроение. А это непорядок! Но простите — мне надо проследить, как слуги накрывают столы в пиршественном зале.

Вторая фрейлина и дворецкий вежливо раскланялись.

Дожан Болд направился в пиршественный зал, лично удостоверился, что там почти все готово к завтраку, а затем поднялся на второй этаж. Здесь, в левом крыле, жили придворные, а в правом — люди искусства. Вокруг царило утреннее оживление — двери хлопали, дамы прохаживались взад-вперед по коридору, оживленно переговариваясь. Кавалеры собирались группами и обсуждали предстоящую программу дворцового дня. В нее входили конкурс певцов, рыцарский поединок гвардейцев-Марранов и соревнование в парковом лабиринте на ловкость и находчивость. Вечером же предстоял роскошный бал, который правительница Стелла давала в честь мэра Стелларии Данора, которому нынче исполнялось сто лет — довольно почтенный возраст для Болтунов. Уже давно среди придворных ходили слухи, что Стелла подготовила к этому балу множество волшебных сюрпризов.

— Дамы и господа, до завтрака осталось всего полчаса, а точнее — тридцать две минуты! — воскликнул дворецкий, взглянув на карманные хрустальные часы — подарок самой Стеллы. — Поторопитесь, если не хотите остаться голодными!

Придворные ответили ему кто вежливым поклоном, кто улыбкой, а одна юная фрейлина, известная своими постоянными опозданиями, дерзко показала ему язык.

Дожан Болд укоризненно покачал головой и проследовал в правое крыло. Здесь суеты было значительно меньше. Поэты, художники, музыканты не любили вставать рано, поэтому завтракали позже, не выходя из своих комнат. Зато они редко ложились спать раньше двух часов ночи, и с этим непорядком дворецкий ничего не мог поделать.

Одна из дверей внезапно распахнулась, и в коридор выскочил Жевун по имени Ялон, самый сладкоголосый певец Стелларии. Халат на нем был распахнут, глаза — вытаращены, густые волосы — взлохмачены. В руках он держал смятый лист бумаги.

Опять! — завопил Ялон. — Сколько же можно! Эй, Болд, поглядите, что творится в вашем замечательном дворце!

Дворецкий поморщился. Он терпеть не мог подобной фамильярности. Но что можно ждать от этих людей искусства? Известно что — один беспорядок.

Взяв из рук Ялона лист бумаги, Дожан Болд начал читать и почувствовал, что багровеет от ярости.

Вот уже несколько месяцев то один, то другой обитатель огромного дворца получали неизвестно кем написанные послания. В них перечислялись все последние дворцовые сплетни и слухи. Понятно, что Болтуны не могли утерпеть и рассказывали их всем и каждому. После чего начинались выяснении отношений и ссоры, от которых дворец гудел словно улей. Сочинителя этих гнусных историй Дожан Болд усиленно разыскивал, но найти никак не мог.

Письмо, которое подбросили Ялону, было совершенно возмутительно. В нем доставалось буквально всем заметным людям дворца. Первая фрейлина Шарлота якобы крала серебряные ложки из пиршественного зала, полковник гвардии Норгон обвинялся в тупости, и прочее, прочее, прочее. В записке сообщалось и то, что художник Стилг совсем сошел с ума — влюбился в правительницу Стеллу и собирается сегодня вечером на балу просить ее руки. Досталось и Ялону — его обвиняли в бездарности и называли неряхой и первым глупцом Розовой страны. А дальше… великий Торн, не может быть!

— Болд, вы должны найти сочинителя этих гнусных историй! — гневно закричал Ялон. — Я просто вне себя от ярости! От этих сплетен у меня… кхе-кхе, голос пропадет!

— Успокойтесь, уважаемый Ялон, — пробормотал насмерть перепуганный дворецкий. — Я принимаю все меры…

Не обращая больше внимания на разошедшегося Ялона, дворецкий спрятал бумагу в карман камзола и поспешил на третий этаж, в покои правительницы Стеллы. То, что он прочитал в конце письма, привело его в ужас. Хорошо, если разгневанный Ялон не обратил внимания на ЭТО!

У дверей, ведущих в покои волшебницы Стеллы, как всегда, дежурили два гвардейца-Маррана. Дворецкий, изо всех сил стараясь сохранить внешнее спокойствие, попросил их узнать, может ли правительница принять его по очень срочному и важному делу.

Спустя минуту Дожан Болд вошел в гостиную.

Стелла сидела за небольшим столиком в форме раковины и кормила с руки порхающих в воздухе радужных рыбок. По углам гостиной прямо из пола росли чудесные вьющиеся орхидеи. Одна стена была полностью прозрачной, и сквозь нее открывался чудесный вид на дворцовый парк. На балконе был разбит небольшой цветник, за которым ухаживала сама Стелла, и среди роз, хризантем, астр и других цветов особой красотой выделялись семь крупных гвоздик. Заметив вошедшего дворецкого, Стелла сделала легкое движение пальцами — и рыбки превратились в цветы и уселись на вьющиеся по стенам стебли орхидей.