— Ах, если бы мне попасть в столицу! Там поучился бы я поэтическому искусству.
Но настоятель храма не соглашался отпустить мальчика в трудный путь:
— Учиться поэзии — дело похвальное, но летами ты еще слишком мал. Не по силам тебе дальняя дорога. Нет, и не проси меня: я не дам своего согласия. Подожди, пока вырастешь.
Не вытерпел Миятиё и однажды потихоньку убежал из храма. На рыбачьей лодке переправился он через морские воды. Перед ним расстилались поля, высились горы, и даже с самой высокой горы нельзя было увидеть столицу… Но не испугался мальчик, а решил идти день и ночь.
Вот миновал он большое селение Сиогама, оставил за собой высокие стены замка Тагадзё. Уже поздно вечером вышел он на равнину Миягино [176]. Куда ни взглянешь — всюду голубые от лунного света высокие травы.
И тут мальчик сложил начало танка. Легко-легко, словно сами собой, родились три первые строки:
Долго думал Миятиё, как завершить танка. Он глядел то на небо, то на землю, но напрасно: в голове не рождалось ни одной мысли. Казалось, вдохновение улетело от него навсегда.
Горько стало мальчику. Угасла в нем вера, что он станет поэтом. Усталость и тоска одолели его. Упал он на землю и умер. А умирая, все повторял слова своей неоконченной песни:
— В небе луна одна…
— Бедный мальчик, вот горемыка! — пожалели о нем крестьяне ближайшей деревни. Похоронили они его возле дороги и насыпали над ним невысокий холмик.
Но с той поры на равнине начал появляться каждую ночь призрак мальчика. Голосом печальным, как шелест сухого камыша, он повторяй:
— О стыд! О горе! — И призрак со стоном исчезал во тьме. Слух об этом дошел до настоятеля храма. Он разыскал могилу мальчика и пролил над ней слезы.
— О, зачем ты ослушался меня! Но я отпускаю тебе твой грех. Утешься же, твоя песня не останется незаконченной.
И он громко произнес два последних стиха:
После этого призрак мальчика перестал бродить по ночам. Его последняя песня была наконец завершена.
Так говорит старинное предание.
140. Певец с оторванными ушами
Случилось это в старину, в далекую старину, много веков тому назад. В селении Акамагасэки [177] был храм Амида, где молились за упокой всех погибших из рода Тайра. Настоятель этого храма очень любил слушать слепого певца по имени Хоити. Нищий Хоити бродил по окрестным деревням и под звуки лютни пел о падении и гибели могучего рода Тайра, о великих битвах прошлого.
Настоятель приютил Хоити у себя в храме и стал заботиться о нем.
Однажды летом, под самый вечер, позвали настоятеля в дом одного из прихожан совершить заупокойную службу. Вместе с ним пошли и служки. Хоити остался в храме один. Стояла душная жара, и слепцу не спалось. Сидя на веранде, он поджидал настоятеля.
Вдруг подул прохладный ветерок, и со стороны ворот послышались чьи-то тяжелые шаги. Слепец прислушался. Наверно, это шел воин, в лад шагам доспехи побрякивали. Воин остановился прямо перед слепцом и сказал:
— Я слуга одного высокого лица. Мой господин сейчас находится в Акамагасэки. Узнал он, что есть здесь хороший певец, умеющий играть на лютне. Он хочет послушать тебя. Идем же со мной немедля.
Слепцу показалось, что его влечет какая-то неотвратимая сила. Не мог он отказаться и взял свою лютню, а воин повел его куда-то за руку.
Короткое время шли они по дороге неизвестно куда, а потом поднялись по ступеням лестницы, такой высокой, словно вела она во дворец. Удивился Хоити: он ведь знал, что поблизости никакого дворца не было. Но вот слышит он: ввели его в залу, полную знатных людей, шуршат шелка женских одежд, слышится вежливая речь придворных…
— Господин наш соизволил пожелать, чтоб исполнил ты сказ про битву Данноура [178]. Начинай же! — прозвучал властный сухой голос. Так могла говорить только самая знатная госпожа.
Повинуясь ей, Хоити заиграл на лютне и запел о гибельной битве. В зале все затихло, не слышно было ни звука.
Но вот начал он сказ о том, как старая государыня Нии погрузилась в пучину моря вместе с юным императором Антоку:
При этих словах послышались неистовые стоны и леденящий душу плач. Певец замолк, но рыдания долго не утихали.
Наконец Хоити покинул дворец, удостоившись самых высоких похвал.
— Наш господин восхищен твоей игрой на лютне. Еще шесть ночей подряд мы будем посылать за тобой. Смотри же, непременно приходи, но никому об этом ни слова! — приказал певцу тот же самый повелительный женский голос.
Хоити обещал молчать.
На следующую ночь опять пришел за ним тот же воин и снова отвел слепца туда же, куда и прежде.
Снова Хоити начал сказ о гибели рода Тайра. И снова еще громче прежнего раздались рыдания, возгласы: «О горе нам, горе!», глухо зазвенело оружие… И раньше, бывало, люди плакали, слушая певца, но таких скорбных вздохов и стенаний он никогда еще не слышал.
Незадолго до рассвета слуга отвел его назад в храм.
Но настоятель заметил, что Хоити странным образом ушел куда-то поздней ночью, никому не сказавшись.
— Послушай, Хоити! Куда это ты ходил в такой поздний час? — мягко спросил он слепца.
Но Хоити, помня свое обещание, не проронил ни слова.
Встревожился настоятель и велел служкам следить за слепцом. Когда ночью Хоити потихоньку вышел из храма, один из служек пошел за ним по пятам.
Ночь была ненастная. Стояла непроглядная темень. Хоити шел вперед уверенным и быстрым шагом, как будто кто-то вел его за руку. Служка скоро потерял слепца из виду и хотел уже повернуть назад, как вдруг до него донеслись со стороны кладбища громкие звуки лютни.
«Тут что-то неладно…» — насторожился служка и пошел поглядеть. Видит он: сидит Хоити перед усыпальницей Тайра, играет на лютне и поет о битве при Данноура, а вокруг него летают синие огоньки.
Испуганный служка схватил слепого певца, силой потащил его оттуда и все рассказал настоятелю. Лишь тогда Хоити поневоле открыл свою тайну.
— Страшное дело! — воскликнул настоятель. — Жаль мне тебя, Хоити, ты попал во власть мертвецов. Того, кто хоть раз говорил с мертвецами, они уже считают своим и ни за что не выпустят из-под своей власти. Ночь от ночи они будут все больше приходить в неистовство, пока не растерзают тебя. Беда нависла над тобой. Но попробую спасти тебя чудесной силой сутры, отгоняющей демонов.
Тут с помощью служки раздел он Хоити донага и написал повсюду кистью на его теле священные знаки этой сутры.
— Когда за тобой придут ночью, смотри — ни звука. Сиди неподвижно. Если пошевелишься, если подашь голос, тебя утащат силой, и тогда ты погиб, — сказал слепцу настоятель, и к вечеру он снова ушел. Хоити остался один.
Настала глубокая ночь.