И она заторопилась, заковыляла и очутилась на дороге. Солнце светило ей в глаза, пыль ее припудривала, а она знай себе шлепала через дорогу.
— Вот где действительно суша. Какая красота кругом! Как хорошо! У меня даже внутри щекочет!
Скоро она доползла до канавы. Здесь голубели незабудки и цвела таволга. Вокруг канавы, словно живая изгородь, тесно росли бузина и боярышник. Белый вьюнок вился, как лиана. Сколько тут пестрело цветов! Над ними порхала бабочка. Жаба решила, что это тоже цветок — он оторвался от стебля и хочет полетать по свету. Кто-кто, а она его прекрасно понимала.
— Вот если бы и я могла двигаться так же быстро, — вздохнула жаба. — Квак! Ах! Какая красота!
Жаба провела в канаве восемь дней и восемь ночей, еды было вдоволь. А на девятый день решила: «Вперед! Вперед!»
От добра добра не ищут, что же она надеялась найти? Разве что встретить другую маленькую жабу или пару зеленых лягушек? В последнюю ночь ей показалось, что ветер принес знакомые звуки; видно, родственники были где-то поблизости.
— Жизнь прекрасна! Как хорошо вылезти из колодца, посидеть в крапиве, проползти по пыльной дороге и отдохнуть в сырой канаве! Но вперед, вперед! Надо разыскать лягушек или жаб. Без друзей не проживешь, одной природы мало!
И жаба снова пустилась странствовать.
Она перебралась через поле, допрыгала до большого пруда, окруженного камышом, и заглянула в заросли.
— Вам здесь не слишком сыро? — спросили ее лягушки. — Но мы вам очень рады. Вы кавалер или дама? Впрочем, все равно, будьте как дома.
Вечером ее пригласили на домашний концерт. Тут все было совершенно как у людей — шуму много, а голоса никуда. Ужином не угощали, зато напитки были бесплатные — целый пруд, пей на здоровье!
— Ну, я отправляюсь дальше, — заявила маленькая жаба, точно ее тянуло к лучшему.
Она видела, как мерцают звезды, большие и ясные, как сияет молодой месяц, как встает солнце и поднимается высоко в небо.
— Я все еще в колодце, только он больше прежнего. А мне надо подняться наверх. Меня так и влечет туда, места себе не нахожу!
А когда луна стала полной и круглой, бедняга подумала: «Может, это такое большое ведро? Его опустят сюда, я смогу забраться в него и подняться еще выше! А может, солнце — ведро? Вон оно какое огромное, сверкающее. Мы все в нем поместимся. Нужно следить, не пропустить случай. Ах, какой свет! Наверно, даже драгоценный камень не горит так ярко. Но камня у меня нет, и не надо — мне он ни к чему. Нет, я хочу подняться выше, ближе к блеску, к счастью! Я уже решилась, но мне как-то страшно, шутка ли сделать такой шаг! Но раз надо, так надо. Вперед, вперед, на дорогу!»
И она прыгнула так далеко, как не всякая жаба сумеет, и очутилась на проселочной дороге. Кругом жили люди. Всюду были сады и огороды. Жаба остановилась отдохнуть под капустой.
— Сколько же вокруг удивительных созданий, а я и не подозревала. Ах, как велик мир и до чего в нем интересно!
Надо только не сидеть сиднем, а постараться разглядеть все как следует.
И она прыгнула в огород.
— Какая здесь зелень! Какая благодать!
— Еще бы! — сказала гусеница, сидевшая на капустном листе. — А мой лист здесь самый большой! Он закрывает полмира, но я прекрасно обхожусь и так.
— Ко-ко-ко! — услышала жаба, это приближались куры, семеня по огороду. Курица, выступавшая впереди, была дальнозоркая. Она сразу же приметила гусеницу на кудрявом капустном листе и нацелилась на нее клювом. Но гусеница свалилась на землю и давай извиваться и корчиться. Курица посмотрела на нее сначала одним глазом, потом другим: она не понимала, к чему это кривлянье.
«Это она не по доброй воле», — подумала курица и приготовилась клюнуть еще раз. Жаба пришла в такой ужас, что прыгнула прямо на обидчицу.
— Ах вот как, да у нее тут подкрепление! — воскликнула курица. — Взгляните, какая уродина! — И она отвернулась. — Очень мне нужен этот зеленый объедок, от него только в горле першит.
Другие куры были того же мнения и удалились с огорода.
— Вот как я вывернулась! — сказала гусеница. — Хорошо, что я всегда сохраняю присутствие духа. Но самое трудное впереди — как вернуться на мой капустный лист? Где он?
Маленькая жаба подскочила к ней выразить свое участие. Она так рада, что ее уродство сослужило гусенице службу, отпугнуло врагов.
— Что вы имеете в виду? — спросила гусеница. — Я вывернулась сама, без вашей помощи. А на вас ужасно неприятно смотреть. И вообще, нельзя ли меня оставить в покое в моем собственном доме? О, я чую запах капусты! Теперь я знаю, где мой лист. Нет ничего прекраснее, чем собственный дом. Только надо забраться повыше.
«Да, да, повыше, — сказала себе жаба. — И гусенице хочется наверх, совсем как мне. Просто она не в настроении. Еще бы, ее так перепугали! Всем нам хочется повыше». — И она запрокинула голову, а жабе это нелегко.
На крыше крестьянского домика квартировали аисты. Аист-отец и аистиха-мать тараторили без умолку.
— Как высоко они живут, — удивилась жаба, — вот бы туда забраться!
А в домике жили два молодых студента. Один был поэт, другой изучал природу. Один воспевал божьи творения, которые с радостью созерцала его душа, воспевал в коротких, чистых и звучных стихах. Другой хотел докопаться до сути каждого явления, вскрыть все связи, если понадобится. Для него вселенная была сложной арифметической задачей, он вычитал, умножал, жаждал до всего дознаться, обо всем судить с умом, восхищался тем, как мудро все устроено, и говорил обо всем разумно и с увлечением. Словом, оба студента были веселыми, славными малыми.
— Смотри-ка, отличный экземпляр жабы, — сказал естествоиспытатель, — надо бы ее заспиртовать.
— У тебя ведь уже есть две, — возразил поэт, — оставь ее, пусть наслаждается жизнью.
— До чего она безобразна, просто прелесть! — воскликнул второй.
— Вот если бы я был уверен, что у нее в голове драгоценный камень, — сказал поэт, — тогда и я согласился бы ее вскрыть.
— Драгоценный камень у жабы! — засмеялся его друг. — Недурно же ты разбираешься в естествознании.
— А разве не прекрасно это народное поверье, что в голове жабы — безобразнейшего животного — часто скрыт драгоценный камень? Возьми людей, и к ним это можно отнести. Вспомни Эзопа, Сократа!
Больше жаба ничего не услышала, да и из услышанного половину не поняла. Друзья прошли мимо, и она избежала опасности угодить в банку со спиртом.
— И они тоже говорили про драгоценный камень! — удивилась жаба. — Какое счастье, что у меня его нет, а то не миновать бы мне неприятностей.
На крыше дома затараторили еще громче. Это аист-отец читал своему семейству лекцию, а аистята, скосив глаза, смотрели на двух молодых людей в огороде.
— Человек — это самое тщеславное животное, — учил аист. — Послушайте только, как они болтают! А что толку от их трескотни? Они столько мнят о своем красноречии, о богатстве своего языка. А что это за язык? Стоит им переехать из одного места в другое, и они уже друг друга не понимают. То ли дело мы! Наше наречие для всех нас понятно, во всех уголках земли, и в Дании, и в Египте. Эх, люди! Они даже летать не умеют! Правда, теперь они стали передвигаться быстрей, придумали какую-то железную дорогу, но сколько народу на ней шею ломает! Даже мороз по клюву пробегает, как подумаешь об этом! Нет, без людей было бы куда лучше. Мы прекрасно проживем без них, были бы только лягушки да дождевые черви.
«Какая великолепная речь! — подумала маленькая жаба, — Видно, он особа выдающаяся, и как высоко он забрался! Никого еще не видела на таком высоком месте. А как он плавает!» — воскликнула она, когда аист распростер крылья и поднялся в воздух.
А аистиха продолжала болтать, сидя в гнезде. Она рассказывала птенцам про Египет, про воды Нила, про изумительный ил, которого так много в этой чудесной стране. Для маленькой жабы все это было ново и захватывающе.
— Придется ехать в Египет, — сказала она. — Вот если бы аист взял меня с собой или кто-нибудь из его птенцов. А потом я отплачу им, послужу им в день их свадьбы. Ах, наверно, я попаду в Египет, мне ведь так везет! Как приятно испытывать такую тягу, такие стремления! Куда приятнее, чем носить в голове драгоценный камень.
А драгоценный-то камень как раз в ее голове и скрывался! Что может быть драгоценнее этого вечного стремления вперед, все дальше и дальше! Оно горело у нее в душе, озаряло ей жизнь, приносило радость.
Вот тут-то и подошел аист. Он увидел жабу в траве, спустился и схватил беднягу, да не слишком учтиво. Клюв сомкнулся, в ушах у жабы засвистел ветер. Это было пренеприятно, но ведь ее подняли вверх, ее несли в Египет! Глаза у жабы заблестели, из них брызнули искры.
— Квак — ах!
И маленькой жабы не стало. Но куда же делись искры, брызнувшие из ее глаз?