Эта книга знакомит читателя с творчеством современной польской писательницы А. Осецкой. Её весёлую и увлекательную сказку, рассказывающую об удивительных приключениях глиняной птицы — Евгения, хорошо знают и любят польские дети. Она была отмечена премией на конкурсе польского детского издательства «Наша Ксенгарня».Рисунки Льва Мильчина

Если уж на то пошло — Евгений был птицей.

— Подумаешь, дело какое! — скажете вы. — Это ж с каждым может случиться. Бывают неприятности и похуже. Например, можно родиться муравьем и весь свой век провести в обществе муравьев и муравьишек. Или, допустим, быть слоном и всю жизнь прослоняться Взад-И-Вперёд по зоопарку.

Словом, птицей быть не так уж плохо.

Но и не так уж хорошо. Ведь у птицы могло бы быть не две, а четыре ноги, как у слона, или две руки и две ноги, как у человека! Но, увы, это всего лишь мечты. Остаётся радоваться тому, что есть. А есть у птицы одна рука (скажем, левая) и одна нога (скажем, правая). Можно мечтать о чём угодно и стремиться к чему угодно, но уйти от действительности нельзя. А действительность состоит в том, что у тебя в наличии имеются только две лапы.

Быть птицей не так уж легко, особенно зимой. Как известно, одни птицы улетают на зиму в тёплые края, а другие остаются дома и ужасно мёрзнут.

Мёрзнуть, на первый взгляд, хуже, чем улетать. Но и летать бывает тоже пренеприятно. Тучи мокрые и грустные, как булыжная мостовая.

Несмотря на всё это, птичья жизнь — дело весёлое. Во-первых, прыгаешь сколько хочешь; во-вторых, поёшь; в-третьих, попадаешь в разные истории, а в-четвёртых, перья у тебя красивые.

Итак, жизнь всех тех, кто а) ПОЕТ,

б) СКАЧЕТ,

в) ПОПАДАЕТ В УДИВИТЕЛЬНЫЕ ИСТОРИИ

г) И ДАЖЕ ИНОГДА РОНЯЕТ ПЕРЫШКИ, называется Птичьей Жизнью.

Евгений мог бы жить Птичьей Жизнью, Мог бы, но не жил, поскольку был птицей особенной.

У него были три удивительные особенности. Первая особенность Евгения заключалась в том, что у него не было ни пуха, ни пера. В отличие от всех прочих птиц, он был сделан из глины. И значит, был он глиняной птицей.

Вторая важная особенность Евгения состояла в том, что он умел стучать зубами. А это среди птиц встречается очень редко. Столь же редко встречаются люди, умеющие шевелить ушами.

Я, например, умею шевелить только одним ухом (левым). Этому, не жалея своих сил, учил меня знакомый лесничий из Пишского района. К сожалению, шевелить правым ухом я так и не научилась. Наступила осень, надо было готовить соленья, и лишнего времени у лесничего больше не было. Если у вас есть знакомый лесничий, и вы мечтаете научиться шевелить ушами, то заранее, ещё весной, вежливо попросите его позаниматься с вами.

Евгений умел стучать зубами, но, как он этому научился и в каких случаях стучал особенно выразительно и громко, об этом я расскажу вам после.

А сейчас я хочу объяснить вам, в чём заключалась третья важная и удивительная особенность Евгения.

А заключалась она в том, что Евгений родился в Швеции. И был он, значит, шведской птицей.

По этому случаю всякий, кто хочет, может огорчиться (или обрадоваться), чтобы и в дальнейшем легче было огорчаться (или радоваться) по поводу глиняного происхождения Евгения или его умения стучать зубами. Ведь только от вас зависит, огорчат вас или обрадуют три удивительные особенности Евгения. Одни люди предпочитают смеяться, другие — плакать. Что касается меня, то зимой я плачу, а летом радуюсь, потому что я хоть и не глиняная, но тоже птица.

Когда-то, в давние-предавние времена, никто в Польше не знал, где находится Швеция. Но, по правде говоря, мало кто думал о том, существует ли она вообще. Людям было не до того, потому что у них были дела поважнее.

Им надо было покрикивать на маленьких детей и поучать больших детей. Надо было собирать шишки и приваживать собаку, строить частокол вокруг деревни, смотреться в озеро, ставить молоко на простоквашу… Словом, дел у людей хватало, и ломать себе голову из-за Швеции у них просто не было времени.

Но как-то раз одна маленькая девочка (Моника), которая жила у моря, вышла на берег и посмотрела вдаль. Погода была прекрасная. Девочка увидела три большие, освещенные солнцем волны, за ними два огромных вала, за волнами ещё три волны, и потом много-много маленьких, сверкавших, как брошки, волн, а за ними она увидела полоску.

— Папа, смотри! — закричала девочка. — Там Швеция!

И пришёл на берег девочкин папа, который был рыбаком.

— Что ты там видишь, папа? — спросила девочка.

— Я вижу три большие волны, а за ними два огромных вала, и снова три большие волны, а за ними две тысячи триста восемьдесят шесть маленьких блестящих волн, — со свойственной ему обстоятельностью ответил девочкин папа, который был рыбаком.

— А ещё что? — спросила девочка (Моника).

— А больше ничего, — сказал рыбак.

— Ничего?

— Ничего!

— Да нет же, папа, ты ошибаешься! Там — Швеция.

— Никакой Швеции там нет.

— Неправда, есть! — сказала девочка и заплакала.

Тут папа отшлёпал девочку (правда, совсем не больно) — уж очень рассердило его слово «неправда»…

Мама, которая была рыбачкой, вечером сказала Монике:

— Нельзя говорить папе, что он врёт.

— А если я на самом деле видела Швецию? — сказала девочка и заснула, так как у неё уже давно слипались глаза.

— А если Моника и вправду видела Швецию? — сказала мама папе, когда девочка заснула. — Разве можно говорить неправду ребёнку?

— Я проверю это, — ответил папа. — Я это проверю, потому что нельзя говорить ребёнку неправду, — повторил он ещё раз, взял байдарку, бутылку, трубку и отправился в плавание.

Его не было дома 17 дней, 7 часов и 77 секунд. А когда папа вернулся домой, он съел тарелку вареников, выпил кружку пива и сказал:

— Моника права. Швеция действительно существует.

В те самые давние-предавние времена люди в Швеции тоже толком не знали, где находится Польша, да и вообще не задумывались над этим. Люди занимались более важными и неотложными делами. Им нужно было красить свои домики в красный цвет, ловить рыбу и раков, строить корабли, покрикивать на детей и кормить гномов хлебными крошками. Словом, работы у них хватало и не было даже пяти свободных минут, чтобы подумать о Польше.

Но в один прекрасный день маленький Ларс (так звали шведского мальчика) вышел на берег и увидел Польшу. И позвал своего отца, который был рыбаком.

Папа Ларса нацепил на нос очки, но Польшу всё равно не увидел. И тут разгорелся спор точно такой же, как дома у Моники. А потом папа взял байдарку, фонарь, трубку и поплыл, потому что не хотел говорить детям неправду. Он решил удостовериться, существует ли на свете Польша.

Он отсутствовал ровно 17 дней, 7 часов и 77 секунд. То есть как раз столько же, сколько и отец Моники. Будем считать это случайным совпадением. Папа Ларса плыл на отличной байдарке, которая вообще не протекала. На ней можно было обернуться в оба конца и быстрее, гораздо быстрее, чем за 17 дней, 7 часов и 77 секунд, но папе Ларса было очень холодно, и каждые семь часов он вынужден был останавливаться и греть руки над огнём фонаря.

Папа Моники плыл на очень скверной, дырявой байдарке, из которой всё время приходилось вычерпывать воду. Но зато ему не нужно было останавливаться и греться, потому что у него в бутылке была такая жидкость, которая согревала ему сердце все 17 дней, 7 часов и 77 секунд.

— Значит, горячее сердце и дырявая лодка не уступят хорошей лодке, — сказал на птичьем языке Евгений, узнав эту историю.

Но для нас важнее всего то, что папа Моники узнал про Швецию, а папа Ларса — про Польшу. Каким-то образом новость распространилась и стала известна многим людям. Разумеется, птицы, которые путешествуют чаще, чем люди, знали всё это и раньше, но мало кто в Польше и Швеции понимает птичий язык. Мне известен только один такой человек. Он профессор, и его фамилия так длинна, что буквами, из которых она состоит можно исписать всю дорогу от Польши до Швеции и обратно. Поэтому легче вообразить себе её, чем написать. К тому же у меня всё равно не хватило бы чернил даже на дорогу от Гданьска до Мальборка или от Нючепинга до Норчепинга, а от Польши до Швеции путь гораздо длиннее. Если же названия неизвестных городов кажутся вам трудными, то, значит, вы представляете себе, как трудна фамилия профессора, знающего птичий язык!