На противоположной стороне моста начиналась другая ночь, ночь лесная, с пением больших тёмных птиц, стрекотанием цикад и перешёптыванием трав. Лис остановился у спуска, но оглядываться не стал, лишь уцепился лапой за перила лестницы, голова кружилась не на шутку. Лес на другом берегу сгорел, оставаться там он не мог, идти вперёд не очень-то хотел, но, как и всё, что он делал в последнее время, пересилив себя, он шагнул вперёд. В спину ему откуда-то издалека ударил раскат далёкого громогласного рыка, от чего уши у него прижались к голове, а из лап сами собой вылезли когти.

Крот Филипп и мышка По сидели на крыльце поместья дядюшки Грея, благодарные запасливым предкам за сытный ужин и прекрасный вид.

– Верно, ваш дядюшка Грей был выдающейся мышью, не такой, как все остальные. Объединить всех этих мышей, – фыркнул Филипп, с ухмылкой и качнул головой в сторону дверей, – чтобы построить такой большой дом, сложить запасы, которых и нам хватило через столько времени.

– О, да, он был удивительной мышью, – мечтательно протянула По, – поговаривают, он даже видел… людей! И не однажды, а много-много раз.

Филипп затаил дыхание, по шее у него гурьбой пробежали мурашки.

– Лю-людей?.. – шёпотом проговорил он.

– Да, людей. – так простодушно отозвалась По, как будто сама видела этих сказочных существ из другого мира.

– Ну это уж байки, – покачал головой крот.

– Про поместье ты тоже не верил.

– Но ведь мы не можем… Эх, что там… Пожар, спаливший добрую половину леса у реки, мышиное поместье, песни ветра в тростнике, тут уж и в людей поверишь, – просмеялся крот.

– Говорят, они хорошие.

– Кто?

– Люди.

– Уж не знаю, какие они, но очень рад, что в лес они не суются.

– Почему же? Думаешь, они, как и мы, не любят посидеть у реки, послушать ветер? А посмотреть на купание солнца на закате?

– Думаю, ты одна такая на целом свете, По. – совершенно искренне ответил Филипп.

– Тогда откуда ветер взял эту песню?

Филипп навострил уши и чуть наклонился вперёд, приготовившись слушать. А По запела:

– Думаю, это был светлячок… – зевая протянул Филипп. Он уже почти уснул, убаюканный тихим голоском По.

– Кто?

– Король лесов. Он, наверное, был светлячком. Они все светятся, очень красивые и разгуливают по ночам, как короли, ничего не боясь. Только вот насчёт пения не уверен, не слышал, чтобы светлячки пели. Может, только очень тихо… И, уж точно, не так хорошо, как ты.

По хихикнула и положила голову на плечо кроту. Филипп уже несколько минут спал и разговаривал во сне. Одинокое стрекотание сверчка под крыльцом больше не прерывалось шумом из мышиного поместья, спали все.

В эту ночь спали все звери. Усталые, измученные переселением, дневными трудами, новыми надеждами. Каждому снился свой сон, но всем им в ту ночь приснился лес, новый лес, который должен был стать их домом. Не спал лишь лис, но ему казалось, что он бежит во сне. Убегает и никак не может убежать, догоняет и никак не может догнать, и так всю жизнь. Хотел бы он проснуться, но так хотелось есть, а мышиный след вёл прямиком от речной долины к лесу и был таким свежим, что он уже не мог остановиться.

Филипп внезапно упал на бок и ударился головой. От этого он резко проснулся, словно в яму упал. Очки отлетели в сторону и скатились вниз по лестнице.

– Филипп! – услышал он приглушённый писк.

– По! – выкрикнул он, – где ты, По?

Ответа не последовало. Филипп наощупь спустился с лестницы и пролетел последние три ступеньки кубарем.

– По? – снова позвал он.

Страх пронзил крота насквозь и пригвоздил на месте. «Пожар!» – мелькнуло на секунду. «Нет, нет, не снова…». Филипп подался вперёд, нащупал очки задней лапой, дрожа, нацепил их на нос и увидел, как чёрная фигура лиса с чем-то маленьким в лапах исчезла в ветвях кустарника. Запаха лиса не было слышно, Гилберт слишком обгорел и пах, как потушенный костёр.

– По! – ещё раз попытался он.

Тишина в ответ оправдала его худшие ожидания. Он, было, кинулся в лес, но, пробежав шагов десять, понял, что одному ему не справиться. Он кинулся к поместью так быстро, как только мог. «Помогите!» – кричал он что было мочи. «По унёс лис!».

Будь мышиная семья такой никчёмной и трусливой, какими их видел крот, ни к чему было бы ему спешить к ним за помощью. Однако, Филипп только потом понял, что его ничуть не удивило то, что они сразу же повскакивали с кроваток и стали вооружаться тем, что попадалось им на пути из комнат к выходу. Вскоре толпа мышей, вооружённых палками, скалками, верёвками и мешками мчалась по ночному лесу, ещё лишь слегка потревоженному первым лучиком, проскочившим вперёд солнца.

Крот сильно отстал, он запыхался так, что пришлось высунуть язык. Сучья пару раз больно ударили его по морде, мышиный след уводил всё дальше, в глубь леса. Он не слышал ничего, кроме собственного дыхания. Он никогда так долго не ходил без остановок, а уж тем более не бегал! Солнце поднималось всё выше над лесом, ветви деревьев раздвинули сучья и стали пропускать свет, как песок сквозь пальцы. Чаща заливалась светом и теплом. Постепенно Филипп стал видеть, как вдаль от него убегает, прыгая то в одну сторону, то в другую, рыжеватое пятно. Оно металось из стороны в сторону, потом резко становилось меньше, а иногда и увеличивалось. Мышей видно не было, но они были там тоже, впереди, в одном крот был уверен – обогнать мышей ему бы не удалось. Внезапно лес поредел, и лапы вынесли Филиппа на поляну. Он огляделся по сторонам. «Куда бежать?». Пятнышко пропало, мышей нигде не было видно. Чуть позади раздался шорох травы, он пошёл на него. Высокая трава шелестела рывками, а потом и вовсе утихла. Когда крот достиг цели, он увидел, что посреди круга, образованного примятой травой, лежал лис. Лапы его были связаны и спрятаны в мешки, глаза закрыты повязкой. Он лежал неподвижно, не пытаясь сопротивляться, только движения груди выдавали в нём дыхание запыхавшегося зверя. Изумлению Филиппа не было предела, – мыши отловили лиса! «Не успел вылезти из-под земли, и сразу столько чудес!» – думалось ему. А не был ли он сам ко всему этому причастен? Сейчас уже было похоже, что да! За прошедшие несколько дней взгляд крота на мир переворачивался с ног на голову уже несколько раз. Вам-то всё может показаться таким простым и вполне естественным, а вот совсем недавно угрюмому и неповоротливому зверю, впервые вылезшему из норы несколько дней назад, такой вот сейчас и виделась жизнь на поверхности – нет, не спокойные чаепития в кругу близких знакомых, и не размеренная подготовка к зиме, и даже не тихие вечера у очага, с моросящим дождём за окном. То ли крот пришёл, когда жизнь леса перевернулась, то ли жизнь леса перевернулась, когда пришёл крот… Кто бы мог подумать?