Граф не обманул султана, говоря, что в пакете находится один из предметов театрального реквизита. Он лишь умолчал о том, что замыслил не один, а целых два спектакля, причем небольшую костюмированную репетицию одного из них он предполагал провести уже сегодня по возвращении с прогулки. Что же касается второго спектакля, то граф еще не определился с выбором пьесы. Но одно он знал твердо: роль для Мюнире в ней обязательно найдется.

Проснувшись на следующее утро, Марсель позвал служанок и приказал приготовить ему ванну. Когда служанки, выполнив приказ госпожи, послушно удалились, Марсель с наслаждением погрузил в прохладную воду свое измученное тело. Ванная была единственным местом, где он мог скинуть с себя непривычную одежду (не забывайте, бедняге даже ночью приходилось спать одетым) и наконец-то избавиться от многочисленных крючков и других замысловатых приспособлений, которые двадцать четыре часа в сутки впивались в его тело, вызывая болезненно-щекочущее раздражение на коже, но без которых его тело не могло приобрести необходимые пикантные округлости, отличавшие представительниц прекрасного пола от их противоположностей.

До сих пор Марсель не решался принимать ванну в отсутствие своей дуэньи, но сегодня виконтесса не пришла пожелать племяннице доброго утра. Однако еще с вечера предусмотрительная дама оставила своей подопечной содержимое таинственного пакета, которое Марсель должен был отныне надевать во время купания.

Марсель лениво вытянулся в ароматной ванне и закрыл глаза. Нет, что ни говори, а жизнь во дворце не лишена приятностей. Жаль, конечно, что нельзя немного поохотиться в этих сказочных угодьях. Хотя одну маленькую серну ему все же удалось приручить. Марсель вспомнил свой волшебный сон, и губы юноши сами собой расплылись в блаженной улыбке.

Вдруг он ощутил на влажной коже слабое дуновение ветерка. Марсель незаметно скосил глаза в сторону двери и заметил, что щелочка, которую он специально оставил, войдя в ванную, стала шире. Это означало, что тот единственный зритель, ради которого разыгрывался утренний спектакль с купанием, уже на месте.

«Надеюсь, ты не будешь разочарована, любопытная крошка», — подумал Марсель и, набрав в легкие воздуха, запел арию из известной оперетты, в свое время обошедшей все оперные сцены мышиного королевства. Правда, сейчас ария звучала в редакции графа де Грюйера, посчитавшего нужным внести в текст произведения кое-какие изменения, из которых самым смелым был призывный ослиный крик, завершавший припев. «Поедем в Бороздин, всех ослов там я господин, там-та-рам-та-рам-там, и-а! и-а!» — с чувством пропел Марсель и приготовился повторить свое выступление на бис, но в этот момент из-за двери послышался глухой звук — так падает на землю тело, повинуясь закону земного притяжения.

Накинув халат, Марсель выбрался из ванной и растворил дверь, которая по счастью открывалась вовнутрь. Первое, что он увидел, было распростертое на ковре безжизненное тело его служанки Мелисы. Как и любой актер, Марсель надеялся произвести неизгладимое впечатление на зрительницу (пусть даже единственную), но, видимо, он все же недооценивал силу своего таланта и потому неожиданный обморок потрясенной мышки застал его врасплох. Однако расторопный юноша быстро сообразил, что следует делать. Для начала он плеснул служанке в лицо водой из ванны, но, увидев, что этого недостаточно, несколько раз шлепнул ее по пухлым щечкам. Наконец Мелиса открыла глаза, которые тут же заполнил ужас. «А-а-а», — затянула любопытная Варвара, быстро перебирая лапками и отползая вглубь комнаты. При этом она, как зачарованная, продолжала смотреть на свою госпожу, не в состоянии отвести испуганного взора от ее головы, которую украшала великолепная пара ослиных ушей. Решив, что отползла достаточно далеко, мышка проворно вскочила на задние лапки и с криком: «Оборотень!» — ринулась вон из покоев будущей султанши. Выглянув в коридор, Марсель увидел лишь кончик хвостика, мелькнувшего за поворотом лестницы.

К счастью, в этот утренний час многие обитательницы гарема еще нежились в своих мягких постелях, и в коридорах дворца было пусто. Не останавливаясь, Мелиса добежала до основания лестницы и выбежала в сад, где попала прямо в лапы старшей жены султана, Мюнире, которая любила прогуляться перед завтраком.

— Куда это ты так несешься, словно за тобой гонится дюжина чертей? — спросила Мюнире.

— Там, — выдохнула служанка, показывая на вход во дворец.

— Что там?

— Там ослица. Я ее видела.

— Какая еще ослица?

— Большая. С копытами.

— Ты хочешь сказать, что кто-то привел во дворец ослицу?

— Нет. Но она там, в покоях госпожи Марселины. Принимает ванну. И очень похожа на госпожу Марселину.

— Кто похожа? Я ничего не понимаю.

— Ослица похожа.

— А ты, часом, не больна? Может, у тебя жар?

Мелиса покачала головой.

— Нет, я только упала, но это было потом. Когда она ударила меня копытом.

— Ослица в ванной госпожи Марселины ударила тебя копытом. Я правильно тебя поняла?

Служанка закивала головой, довольная, что наконец-то ее поняли. Она все еще дышала с трудом, но уже достаточно пришла в себя, чтобы говорить более связно.

— Рано утром госпожа Марселина позвала нас и велела приготовить ей ванну. Ее дуэньи с ней не было, и я решила, что настало время выполнить ваш приказ и последить за госпожой Марселиной во время купания. Когда Мимоза и Мелахат отправились на кухню завтракать, я сделала вид, что пошла в свою комнату, а сама вернулась в покои госпожи Марселины. Дверь в ванную была приоткрыта, и я увидела госпожу Марселину. Вернее, это была госпожа Марселина и в то же время не она. Вместо мышиных ушек из воды торчали вот такие ослиные уши. А еще госпожа Марселина пела, но не мышиным голосом, а по-ослиному. Вот так: и-а, и-а! А потом она вдруг как выскочит из ванны, и как ударит меня копытом. Я упала и потеряла сознание. Когда я пришла в себя, она стояла надо мной, вот так, — Мелиса попыталась изобразить ослиный оскал, — и готовилась укусить. Я еле лапы унесла.

— Если то, что ты говоришь, правда, то мы теперь знаем тайну этой самозванки, — задумчиво произнесла Мюнире. — Мне эта Марселина с самого начала показалась подозрительной. Разве бывают мышки такого огромного роста? Но теперь все понятно. Она — оборотень. И ее так называемая дуэнья, скорее всего, тоже. Хорошо, что нам удалось их вовремя разоблачить. Но все равно, пока никому ни слова. Поняла? Ни одной душе. Если я узнаю, что ты кому-то проболталась, не сносить тебе головы.

— Я никому не скажу ни слова. Госпожа может на меня положиться.

— Смотри у меня.

— Госпожа обещала мне дополнительную награду, если я что-нибудь узнаю.

— Ты ее получишь. Приходи сегодня вечером, и я позволю тебе покопаться в моей шкатулке. Возьмешь то, что понравится. Ты это заслужила.

— Благодарю. Госпожа очень щедра.

— А теперь ступай. Не нужно, чтобы нас видели вместе.

Мелиса послушно удалилась, а Мюнире повернула назад, к фонтанам, где в этот час не было никого, и где можно было, не таясь, порадоваться своей удаче. Ей не терпелось поделиться новостью со своим господином, великим султаном, который так опрометчиво влюбился в существо, оказавшееся на поверку чудовищем, но сначала нужно было немного привыкнуть к мысли о легко доставшейся победе, иначе выражение торжества на ее мордочке может выдать ее с головой.

Государя и своего господина султанша нашла в его кабинете. Султан как раз изучал макет новой крепости, которую предполагалось возвести в одной из южных провинций султаната, сильно пострадавшей от недавнего набега целого полчища крыс, и потому встретил старшую жену не очень приветливо.

— Я надеюсь, произошло что-то достаточно важное, Мюнире, потому что сейчас я очень занят, — сказал султан, продолжая разглядывать макет и не обращая внимания на тщательно подобранный наряд супруги, чересчур откровенный даже для фривольных обитательниц гарема. — Через час у меня военный совет.

— Я думаю, то, что я имею сообщить своему господину, не менее важно, чем глупые советы тупых военачальников.

— Ну, насколько глупы их советы, не тебе судить. Говори, с чем пришла, и возвращайся к себе. Нехорошо, если кто-нибудь застанет тебя здесь в таком виде.

— Вот как раз об этом я и хочу поговорить со своим господином, — ответила Мюнире, приблизившись к столу и приняв позу, которую считала особенно выигрышной.

Однако на султана эта уловка не подействовала. Окинув безразличным взглядом выставленные напоказ прелести жены, он сказал нечто такое, что, не будь Мюнире целиком во власти своего замысла, привело бы увядающую красавицу в ярость.

— Если ты хочешь сделать пластическую операцию, то я готов обсудить с тобой этот вопрос, но не сейчас.