Юноша со всех ног бросился домой, не замечая, что за ним по пятам следуют два телохранителя царицы, которым было приказано проследить за всеми перемещениями пажа.

Вскоре по его возвращении во дворец Мавродия вызвал к себе начальник стражи.

— Царица велела тебе сопровождать вон ту повозку, — сказал он, указывая на крытую телегу, стоявшую у ворот. — В ней очень ценный груз. Доставишь его в храм богини Фетаксы. Возьмешь с собой двух стражников.

Мавродий кивнул.

— Чтобы груз не убежал по дороге, — добавил начальник стражи и весело рассмеялся.

Мавродий присоединился к нему, полагая, что стражник шутит.

То, что это не шутка, он узнал, лишь когда повозка достигла места назначения и стражники выгрузили поклажу.

В освещенном факелами внутреннем дворе храма царило заметное оживление.

— Что здесь происходит? — спросил Мавродий одного из жрецов.

— Идут приготовления к обряду очищения.

— Никогда не слышал о таком обряде.

— Это потому, что ты слишком молод. При прежних царях, когда в жертву богам приносили живых мышей, этот обряд осуществлялся достаточно часто, обычно в ночь, предшествующую церемонии жертвоприношения. Жертва, приносимая богам, должна быть чиста во всех отношениях — не только телесно, но и духовно. Душа жертвенной мыши должна очиститься от обуревающих ее страстей — гнева, страха, ревности, вожделения, иначе боги не примут жертву.

— А кого будут очищать сегодня?

— Ту мышку, которую ты только что доставил.

— Царица решила возродить древний обычай, — пояснил жрец, наблюдая за тем, как стражники пытаются выудить доставленный груз. Казалось, у них возникли какие-то проблемы.

Наконец им удалось снять с повозки и поставить на ноги небольшую мышь. На голову жертвы был накинут мешок, в каких запасливые грызуны хранят свои припасы. Мышка отбивалась и пыталась сорвать его с головы. На секунду на ее левой лапке блеснуло колечко, похожее на то, которое Мавродий всего несколько часов назад надел на палец любимой, но юноша тут же отогнал невероятную мысль.

— Снимите это с нее, — приказал жрец. — Ей трудно дышать.

Один из стражников развязал веревку у основания шеи мышки и приподнял мешок.

— Медея! — прошептал Мавродий, чувствуя, как холодная лапа ужаса схватила его за горло и не дает ему сделать вдох.

Между тем вокруг телеги собралась небольшая толпа. Один из подошедших помахал факелом перед мордочкой мышки. Та отпрянула.

— Не бойся, — попытался успокоить ее жрец, только что беседовавший с Мавродием. — Тебе нечего страшиться. Наоборот, ты должна гордиться тем, что именно твоя кровь, окропив жертвенный камень, спасет от неминуемой гибели тысячи мышиных жизней.

Медея втянула голову в плечи и оглядела присутствующих поверх прижатых ко рту кулачков. Сейчас она казалась совсем маленькой и беззащитной.

— Кто это? — вдруг спросила она, подслеповато щуря глаза.

Жрец проследил за направлением ее взгляда.

— Это? — переспросил он. — Это тот юноша, который доставил тебя сюда.

Кровь отхлынула от лица Медеи.

— Этого не может быть, — прошептала она бесцветными губами.

Внезапно по телу мышки прошла дрожь. Из смертельно бледной ее мордочка вдруг стала цвета перезрелой вишни, и она без чувств упала на землю.

Мавродий бросился к возлюбленной.

— Я ничего не знал. Медея, очнись! Прошу тебя. Я ничего не знал, — бормотал он, как безумный.

Так и не дождавшись ответа, он поднял недоуменный взор на стоявшего рядом знакомого жреца:

— Она не встает.

— Оставь ее. Она тебя не слышит, — ответил жрец. — У нее случился удар.

Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент толпа почтительно расступилась, пропуская вперед верховного жреца.

— Кто-нибудь сходите за Мефодием, — велел верховный жрец, оценив ситуацию.

— Лучше всего ты сходи, Маркос, — продолжал священнослужитель, обращаясь к уже знакомому зрителям жрецу. — Объясни старику, что случилось. Пусть поторопится. А девственницу отнесите в здание.

Маркос отсутствовал два часа. Два томительных часа, которые показались Мавродию вечностью. Наконец он вернулся, но он был один.

— Отшельник совсем плох, — сказал он, отвечая на вопрошающие взгляды собравшихся. — Он уже не встает со своего земляного ложа. Но он дал мне вот это.

Маркос показал всем небольшой флакончик, наполненный бесцветной жидкостью.

— Две капли этого зелья должны вернуть больную к жизни. Если этого не произойдет, через два часа можно влить ей в рот еще две капли, но не больше. Это средство является лекарством лишь в малых дозах. В больших дозах это смертельный яд. Помогите мне приподнять ей голову.

Маркос отсчитал две капли и отставил флакончик на край каменной скамьи, на которой лежала Медея.

Чуда не произошло. Медея оставалась неподвижной.

— Хорошо, — прервал напряженную тишину верховный жрец. — Подождем еще два часа. Если и вторая доза не поможет, придется искать другую девственницу. Боюсь, царица останется недовольной. Она хотела принести в жертву богине именно эту мышь.

«Царица… Царица хотела принести в жертву богине именно эту мышь», — эхом отдалось в голове Мавродия. Наивный юноша до сих пор не задумывался над тем, каким образом выбор жрецов мог пасть на никому неизвестную мышку, лишь несколько дней назад прибывшую из глухой провинции. Но слова верховного жреца заставили его посмотреть на события последнего дня совершенно другими глазами, и ему вдруг открылся коварный план царицы. Маврикия не простила его! Она решила отомстить, отняв у него самое дорогое! Но ей и этого было мало. Она все подстроила так, чтобы он сам отвез любимую на заклание. Более страшную месть трудно придумать. Внезапная болезнь Медеи нарушила первоначальный план царицы, но для него лично ничего не изменилось. Медея умрет в любом случае. Если она оправится от удара, ее принесут в жертву кровожадной богине Фетаксе.

Взгляд Мавродия упал на флакончик с ядовитым зельем, который Маркос неосмотрительно оставил на скамье. Юноша протянул к нему лапу. Никто его не остановил. Никто вообще не обращал на него никакого внимания. Он медленно отвинтил крышку. Если Медеи не будет с ним на этом свете, то и ему здесь не место. Лучше он подождет ее на небесах.

Услышав звук падающего тела, жрецы обернулись.

— Что здесь делает этот юноша? — недовольно спросил один из них.

— Уже ничего, — ответил Маркос, пытаясь разжать пальцы Мавродия, сжимавшие пустой флакончик. — Он мертв.

Таково было краткое содержание пьесы, которая должна была открыть первый сезон первого любительского театра при дворе великого султана. Графа в этом произведении устраивало все. Удивительным образом, в нем даже нашлось применение его недавней покупке. Образ ослицы Офелии, обладательницы пары великолепных ушей, позволял виконтессе не прослыть обманщицей. По большому счету, это обстоятельство не имело особого значения, потому что, полагал граф, если все пройдет так, как он задумал, то султан даже и не вспомнит об эпизоде с ослиными ушами. А если их с Марселем ожидает фиаско, то это обстоятельство опять же не будет иметь никакого значения, хотя уже по совсем иной причине. До сих пор все складывалось как нельзя лучше, и если удача от них не отвернется, то постановка этой замечательной пьесы должна принести им свободу. Оставалось только правильно распределить роли между уже выстроившимися в очередь обитательницами гарема, успевшими прослышать о новой интересной забаве. Три главные роли, правда, уже были заняты, но еще оставались заморские гости, придворные, телохранители, стражники, жрецы, слуги — всех не перечесть.

И вдруг Мюнире, которой виконтесса предложила роль царицы Маврикии, неожиданно преподнесла всем сюрприз.

— Я подумала и решила, что роль жреца Маркоса подходит мне больше, — заявила она виконтессе на следующий день после того, как получила свой экземпляр пьесы.

— У меня не очень хорошая память, — пояснила она свой выбор. — Боюсь, что мне не запомнить всего, что говорит царица.

Однако не прошло и дня, как Мюнире опять передумала.

— Я хочу, чтобы мне вернули мою роль, — потребовала она, врываясь в покои Марселины, которая сидела за утренней трапезой в компании своей тетушки. — Какой бездарности вы ее отдали?

— Боюсь, что я вас не очень хорошо понимаю, дорогая Мюнире, — спокойно ответила виконтесса, помешивая кофе.

— Или я играю царицу, или никакого спектакля не будет!

— Ну, вот это вряд ли. Вы ведь сами не заинтересованы в срыве спектакля, или я ошибаюсь?

На мгновение мордочка Мюнире окаменела, и она непроизвольно отпрянула под пристальным взглядом виконтессы. Но султанша быстро совладала с собой, еще раз доказав графу, что перед ним достойный противник.