Разбойники, открывшие бутылку, в мгновение ока исчезли без следа. Пробка и бутылка упали наземь, отчего джинна отнесло в сторону. Из синего тумана выползли две большие жабы и принялись оглядываться, словно бы в изумлении. Джинн медленно и туманно выпрямился и воспарил над бутылкой, сложив дымные руки на груди, и на туманном лице у него застыло выражение лютой ненависти.

К этому времени все уже убежали, кроме Кабула Акбы и Абдуллы: Абдулла остался на месте потому, что в оковах не мог пошевелиться, а Кабул Акба – потому, что неожиданно оказался человеком бесспорно отважным. Джинн сердито уставился на них.

– Я раб бутылки, – объявил он. – И хотя вся эта затея вызывает у меня глубочайшее отвращение, вынужден сообщить, что владелец бутылки имеет право на одно желание ежедневно, и я обязан его удовлетворять. – И грозно добавил: – Каково будет ваше желание?

– Я… – начал Абдулла.

Кабул Акба мгновенно закрыл ему рот ладонью.

– Желаю здесь я, – сказал он. – И прошу это твердо усвоить, о джинн!

– Слышу, – отозвался джинн. – Что за желание?

– Минуточку, – ответил Кабул Акба. Он прижал губы к уху Абдуллы. Дух у него изо рта был даже хуже, чем дух от его ладони, хотя ни то ни другое не шло ни в какое сравнение с псом Джамала. – Что ж, Волшебник, – зашептал бандит, – ты доказал, что знаешь, о чем говоришь. Посоветуй мне, чего пожелать, и я верну тебе свободу и сделаю почетным членом нашей банды. Но если попробуешь пожелать чего-нибудь сам – я тебя убью. Понятно? – Он приставил дуло пистолета к голове Абдуллы и отнял руку от его рта. – Чего же мне пожелать?

– Что ж, – сказал Абдулла, – самым мудрым и добросердечным было бы пожелать, чтобы двое твоих подчиненных превратились обратно в людей.

Кабул Акба удивленно глянул на жаб. Они растерянно ползали по илистому берегу озерца, раздумывая, по всей видимости, умеют ли они плавать.

– Пустая трата желания, – заявил он. – Подумай еще.

Абдулла рылся в памяти в поисках того, что больше всего понравится главарю шайки разбойников.

– Само собой, ты вправе потребовать безбрежных богатств, – протянул он, – но тогда тебе нужно будет возить деньги за собой, так что сначала, вероятно, стоит пожелать табун крепких верблюдов. И эти сокровища надо будет охранять. В таком случае первым твоим желанием может стать партия прославленного северного оружия, однако…

– Так чего мне желать? – настаивал Кабул Акба. – Скорее. Джинн теряет терпение.

Это была правда. Конечно, ногами джинн не топал, поскольку ног у него не было и топать было нечем, но в туманном темно-синем лице появился явный намек на то, что стоит ему подождать еще немного – и в озерце станет двумя жабами больше.

Необычайно кратких размышлений оказалось довольно, чтобы убедить Абдуллу: оковы оковами, но если он станет жабой, жизнь его изрядно ухудшится.

– Почему бы не пожелать пиршества? – запинаясь, предположил он.

– Так-то лучше! – пробурчал Кабул Акба. Он хлопнул Абдуллу по плечу и живо вскочил на ноги. – Хочу роскошный пир, – объявил он.

Джинн поклонился – словно пламя свечи на сквозняке.

– Исполнено, – кисло ответил он. – И пусть эта пища пойдет вам на пользу. – И осторожно влился обратно в бутылку.

Пир был роскошнее некуда. Яства появились едва ли не в тот же миг – они с глуховатым опаньем возникли на длинном столе под полосатым навесом от солнца, а вместе с ними возникли и ливрейные рабы – прислуживать пирующим. Прочие разбойники довольно быстро преодолели страх и примчались назад, чтобы расположиться на подушках, вкусить изысканных блюд с золотых тарелок и орать на рабов: «Еще, еще, еще!» Когда Абдулле представилась возможность перемолвиться словечком с кем-то из прислужников, оказалось, что это рабы самого Султана Занзибского и блюда тоже предназначались Султану.

При этом известии Абдулле стало пусть чуточку, но легче. Во время пира он оставался в оковах, привязанный к оказавшейся поблизости пальме. Хотя ничего другого от Кабула Акбы ожидать не стоило, все равно Абдулле приходилось тяжко. Одна радость – иногда Кабул Акба вспоминал о нем и царственным мановением руки посылал к нему раба с золотым блюдом или кувшином вина.

Ибо яств было много. То и дело снова раздавалось приглушенное «оп», и появлялась следующая перемена, которую приносила очередная партия ошарашенных рабов, а иногда прибывали потрясенные музыканты или отборные вина из султанских погребов на изукрашенных самоцветами передвижных столиках. Когда Кабул Акба посылал к Абдулле рабов, всякий раз оказывалось, что они весьма словоохотливы.

– По правде говоря, о благородный пленник царя пустыни, – сказал один из них, – когда первая и вторая перемены исчезли столь таинственным образом, Султан был очень недоволен. Перед третьей переменой, в которую входил и этот жареный павлин, что у меня на блюде, Султан приказал приставить к нам по дороге с кухни стражу из наемников-северян, но у самой двери пиршественного зала мы были похищены прямо у них из-под носа и тут же оказались в этом оазисе, а не во дворце.

Наверное, подумал Абдулла, Султану хочется есть все сильнее и сильнее.

Затем появилась стайка девушек-танцовщиц – их тоже похитили. Что наверняка разъярило Султана еще больше. Танцовщицы навеяли на Абдуллу меланхолию. Он подумал о Цветке-в-Ночи – она была вдвое красивей любой из этих девушек, – и на глаза ему навернулись слезы. Веселье вокруг стола разгоралось, а две жабы сидели на мелководье у бережка и скорбно квакали. Все происходящее нравилось им едва ли больше, чем Абдулле.

Когда спустилась ночь, рабы, музыканты и танцовщицы разом исчезли, однако остатки еды и вина никуда не делись. Разбойники к тому времени наелись до отвала и набили себе брюхо еще раз. По большей части они уснули, где сидели. Но Кабул Акба, к большой досаде Абдуллы, поднялся – несколько нетвердо – и прибрал бутылку с джинном, вытащив ее из-под стола. Он проверил, заткнута ли она. Затем он, пошатываясь, побрел к ковру-самолету и улегся на него с бутылкой в руке. Заснул он почти сразу.

Абдулла сидел, прислонясь к пальме, и тревожился все сильнее. Если джинн вернул похищенных рабов в Занзибский дворец – а судя по всему, так оно и было, – то сейчас кто-то задает им гневные вопросы. Все они расскажут одну и ту же историю о том, как прислуживали шайке грабителей, а прекрасно одетый молодой человек в цепях сидел у пальмы и наблюдал за ними. Султан сложит два и два. Он же не дурак. И может статься, уже сейчас отряд солдат на беговых верблюдах отправился прочесывать пустыню в поисках некоего маленького оазиса.

Но больше всего Абдуллу тревожило даже не это. На спящего Кабула Акбу он смотрел с еще большим беспокойством. Абдулла понимал, что вот-вот лишится ковра-самолета, а заодно и необычайно полезного джинна.

И в самом деле, полчаса спустя Кабул Акба перекатился на спину и рот у него открылся. И, как и пес Джамала, и как и сам Абдулла (только не может же быть, чтобы у Абдуллы получалось так громко!), Кабул Акба издал оглушительный скрежещущий храп. Ковер дрогнул. В свете восходящей луны Абдулла ясно видел, как ковер поднялся примерно на фут от земли и завис, выжидая. Абдулла сделал заключение, что ковер занят расшифровкой сна, который сейчас видит Кабул Акба. Что может сниться главарю разбойников, Абдулла не имел представления, однако ковер, судя по всему, это знал. Он взмыл в воздух и полетел.

Абдулла проводил взглядом ковер, плавно скользящий над верхушками пальм, и предпринял последнюю попытку вразумить его.

– О несчастнейший ковер! – тихонько окликнул он. – Я бы обращался с тобой куда как любезней!

Возможно, ковер его услышал. А возможно, так вышло случайно. Только вдруг что-то округлое, слабо поблескивая, перекатилось через край ковра и с негромким «тум» упало на песок в нескольких футах от Абдуллы. Это была бутылка с джинном. Абдулла поспешно потянулся к ней, стараясь при этом не слишком брякать и звякать цепями, и спрятал бутылку в укромное местечко между собственной спиной и пальмовым стволом. И стал сидеть и ждать утра, чувствуя, что надежды у него изрядно прибавилось.

Едва солнце окрасило песчаные дюны бело-розовым светом, Абдулла вытащил пробку из бутылки с джинном.

Из горлышка заструился пар, забил струей и взмыл вверх, приняв сине-лиловые очертания джинна, вид у которого был еще более сердитый, чем раньше, – если это вообще было возможно.

– Я сказал – одно желание в день! – провозгласил голос, подобный вою ветра.

– Да-да, но настал новый день, о сине-сиреневое сиятельство, а я твой новый владелец, – сказал Абдулла. – И желание у меня очень простое. Хочу, чтобы эти оковы исчезли.

– Стоило тратить желание на подобные пустяки, – презрительно бросил джинн и быстренько скрылся в бутылке.