Абдулла был готов запротестовать, что хотя джинну такое желание и могло показаться скучноватым, но ему самому избавиться от цепей очень даже важно, – как вдруг оказалось, что теперь Абдулла способен двигаться легко и при этом не звенеть. Он опустил глаза и увидел, что цепи исчезли.

Абдулла бережно заткнул бутылку пробкой и поднялся. Все у него ужасно затекло. Чтобы заставить себя пошевелиться, ему пришлось сначала подумать о быстроногих верблюдах с всадниками, вихрем летящих к оазису, а затем – о том, что произойдет, если спящие разбойники проснутся и увидят, что он стоит столбом, а оков на нем нет. Это заставило его тронуться с места. Ковыляя, словно старик, он подошел к пиршественному столу. Изо всех сил стараясь не потревожить всевозможных разбойников, уснувших лицом в скатерть, Абдулла собрал кое-какой еды и завернул ее в салфетку. Еще двумя салфетками он привязал к поясу фляжку вина и бутылку с джинном. Последнюю салфетку он взял с собой, чтобы прикрыть голову от солнца, – он слышал от путешественников, что солнце в пустыне чревато опасностями, – и отправился, отчаянно хромая, в путь из оазиса на север.

От ходьбы затекшее тело размялось. Теперь идти стало едва ли не приятно, – по крайней мере, первую половину утра Абдулле шагалось легко: он думал о Цветке-в-Ночи, грыз на ходу вчерашние булочки и прихлебывал из фляжки с вином. Вторая половина утра была уже похуже. Солнце плавало над головой. Сверкающее небо побелело, и все кругом блестело. Абдулла начал жалеть, что не вылил вино и не наполнил фляжку из мутного озерца. Вино ничуть не утоляло жажду, наоборот, от него хотелось пить еще сильнее. Абдулла смачивал вином салфетку и прикладывал ее сзади к шее, но салфетка высыхала с удручающей скоростью. К полудню Абдулла уже решил, что умирает. Пустыня раскачивалась у него перед глазами, и смотреть было больно. Он чувствовал себя головешкой, а не человеком.

– Кажется, Судьбе угодно, чтобы я наяву пережил все мои мечты! – прохрипел он.

До сих пор Абдулла полагал, будто продумал свой побег от Кабула Акбы, предусмотрев все детали, но теперь ему было ясно, что он и представить себе не мог, какой это кошмар – брести по слепящей жаре, когда пот заливает глаза, и каково это, когда песок загадочным образом проникает всюду, в том числе и в рот. К тому же в его мечтах ничего не говорилось о том, как трудно сверять путь по солнцу, если солнце находится прямо над головой. Крошечное пятнышко тени под ногами совсем не помогала определять направление. Абдулла был вынужден то и дело оборачиваться и проверять, ровная ли за ним остается цепочка следов. Это раздражало его, поскольку отнимало время.

В конце концов Абдулле пришлось, невзирая на трату времени, остановиться и отдохнуть, присев в углублении между барханами, куда не доставало солнце. Чувствовал он себя по-прежнему куском мяса на Джамаловой жаровне. Он смочил салфетку в вине и прикрыл ею голову, глядя, как на его лучших одеждах остаются красные потеки. Абдулла уже давно уверился бы в том, что ему суждено вот-вот умереть, если бы не пророчество относительно Цветка-в-Ночи. Если Судьбе угодно, чтобы Цветок-в-Ночи вышла за него замуж, тогда ему, Абдулле, ничего не остается, кроме как остаться в живых, – ведь он еще не женился. Затем он подумал о том пророчестве, которое записал его отец. У пророчества могло быть несколько толкований. По правде говоря, не исключено, что оно уже сбылось: разве не вознесся он выше всех жителей этой страны, взлетев на ковре-самолете? Или пророчество все-таки относилось к сорокафутовому колу?

Это соображение заставило Абдуллу подняться и зашагать дальше.

Днем стало еще хуже. Абдулла был молод и силен, однако жизнь торговца коврами не предполагает долгих прогулок. У бедняги болело все от пяток до макушки, к тому же пальцы на ногах были сбиты до мяса. При этом один башмак немилосердно тер в том месте, где был тайничок для денег. Ноги у Абдуллы так устали, что еле двигались. Тем не менее Абдулла твердо знал, что, покуда разбойники не начали его искать или не появилась колонна беговых верблюдов, нужно сделать так, чтобы между ним и оазисом оказался горизонт. А так как сколько оставалось идти до горизонта, было непонятно, Абдулла все ковылял и ковылял.

К вечеру на ногах его удерживала исключительно мысль о том, что завтра он увидит Цветок-в-Ночи. Это станет следующим желанием, которое должен исполнить джинн. Еще Абдулла зарекся пить вино и поклялся никогда в жизни не взглянуть ни на одну песчинку.

Когда спустилась ночь, он рухнул на бархан и уснул.

На рассвете зубы у Абдуллы стучали, и он всерьез тревожился, не отморозил ли себе чего-нибудь. Ночью в пустыне было не менее холодно, нежели днем – жарко. Однако Абдулла понимал, что бедам его скоро придет конец. Он присел с той стороны бархана, где было потеплее, глядя в золотое зарево рассвета, и подкрепился остатками съестного и последними каплями ненавистного вина. Зубы у него перестали стучать, хотя во рту стоял такой дух, словно он принадлежал псу Джамала.

Ну вот. Сейчас всем бедам конец. Абдулла вытащил пробку из бутылки с джинном.

Наружу вырвался лиловый дым и сгустился в недружелюбные очертания джинна.

– Чему ты улыбаешься? – спросил голос, подобный вою ветра.

– Сегодняшнему желанию, о аметист среди джиннов, красотою оттенка превосходящий ирисы, – отвечал Абдулла. – Да освежится твое дыхание ароматом фиалок. Я желаю, чтобы ты доставил меня к моей будущей невесте, к Цветку-в-Ночи.

– Да что ты говоришь? – Джинн сложил на груди дымные руки и повернулся вокруг своей оси, чтобы поглядеть во все стороны. К изумлению Абдуллы, нижняя часть джинна, уходящая в горлышко бутылки, скрутилась из-за этого движения, как штопор. – А где, собственно, находится эта девица? – раздраженно уточнил джинн, снова оказавшись лицом к Абдулле. – Никак не могу ее найти.

– Некий ифрит похитил ее из ночного сада во дворце Султана Занзибского, – объяснил Абдулла.

– Тогда все ясно, – сказал джинн. – Я не могу исполнить это желание. На земле ее нет.

– Значит, она наверняка в царстве джиннов, – разволновался Абдулла. – А ты, о князь среди джиннов, несомненно, знаешь это царство как свои пять пальцев!

– Твои слова являют меру твоего невежества, – заявил джинн. – Если джинн заключен в бутылку, все духовные уровни для него закрыты. Если твоя барышня где-то там, доставить тебя туда я не могу. Послушай моего совета – верни пробку на место и поспеши своей дорогой. С юга сюда движется довольно большой отряд всадников на верблюдах.

Абдулла так и взлетел на вершину бархана. И правда – к нему плавным танцующим галопом неслась цепочка верблюдов, которых он так боялся. На расстоянии они пока еще казались серовато-синими тенями, однако уже по контурам этих теней Абдулла различил, что всадники вооружены до зубов.

– Видишь? – спросил джинн, выгнувшись так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Абдуллы. – Конечно, они могут тебя и не найти, но я в этом сомневаюсь. – Эта мысль явно доставляла ему удовольствие.

– Тогда исполни другое желание, и побыстрее, – сказал Абдулла.

– Еще чего, – возразил джинн. – Одно желание в день. Ты уже свое пожелал.

– Разумеется, о великолепнейшее из лиловых испарений, – с отчаянной стремительностью согласился Абдулла, – однако это было желание, удовлетворить которое ты не смог. А твои условия – как я прекрасно усвоил в тот миг, когда ты их огласил, – предполагают, что ты обязан удовлетворять одно желание своего владельца в день. Этого ты не сделал.

– Да хранят меня небеса! – с отвращением воскликнул джинн. – Этот юноша – адвокат-самородок!

– Естественно! – не без горячности ответил Абдулла. – Я – гражданин Занзиба, где каждый ребенок знает, как защищать свои права, поскольку больше никто их, совершенно точно, защищать не будет! И я заявляю, что сегодняшнее мое желание ты еще не удовлетворил!

– Это казуистика, – упирался джинн, сложив руки на груди и красиво колыхаясь перед Абдуллой. – Желание было высказано.

– Но не удовлетворено! – не сдавался Абдулла.

– Ты сам виноват, что требовал от меня невыполнимого, – сказал джинн. – Я могу доставить тебя к миллиарду других красавиц. Могу предоставить в твое распоряжение даже русалку, если ты имеешь слабость к зеленым волосам. Ты хоть плавать-то умеешь?

Стремительная цепочка верблюдов за это время заметно приблизилась.

– Подумай, о черная жемчужина магии, и смягчись в сердце своем, – поспешно сказал Абдулла. – Ведь мчащиеся сюда солдаты, настигнув меня, несомненно отнимут бутылку. А если они отнесут тебя Султану, он заставит тебя ежедневно совершать по подвигу – доставлять ему оружие и войска и покорять врагов, – а это в высшей степени утомительно. Если же они оставят тебя себе – а они это могут, ведь не все солдаты отличаются честностью, – ты будешь переходить из рук в руки и тебе придется исполнять каждый день по многу желаний, по одному на каждого воина в отряде. В обоих случаях трудиться тебе придется куда более тяжко, чем если ты будешь работать на меня, которому требуется сущий пустяк.