Старик погладил бороду, покачал головой и сказал: «Нельзя отрицать, такие рассказы существуют, хотя я до сегодняшнего дня не видел ни духа-карлика, ни гения в виде великана, ни волшебников, ни фей». И старик начал рассказывать и сообщил молодому человеку столько всяких удивительных историй, что у того закружилась голова, и он подумал, что-то, что случилось при его рождении перемена погоды, сладкий запах роз и гиацинтов, все это — великое и счастливое предзнаменование; что сам он находится под особым покровительством могущественной доброй феи и что дудочка подарена ему не иначе как для того, чтобы в минуту опасности призывать фею. Всю ночь ему снились дворцы, волшебные кони, гении и прочее, и он жил в царстве фей.

Но, к сожалению, уже на следующий день пришлось ему убедиться в ничтожности своих мечтаний во сне и наяву.

Торжественно выступая, прошел караван уже большую часть дня; Саид ехал по-прежнему рядом со своим старым спутником, когда у отдаленного края пустыни замечены были темные тени; одни приняли их за песчаные холмы, другие — за облака, еще другие — за новый караван, но старик, совершивший уже много переездов, крикнул громким голосом, что надо приготовиться, что приближается отряд арабов-разбойников.

Мужчины схватились за оружие, женщин и товары поместили в середину, — все было готово, чтобы отразить нападение. Темная масса медленно двигалась по равнине и издалека напоминала большую стаю аистов, когда они стали приближаться все быстрее, и едва только удалось различить отдельных людей, вооруженных копьями, как они с быстротой ветра налетели и обрушились на караван. Мужчины храбро защищались, но разбойников было свыше четырехсот человек; они окружили караван со всех сторон, многих убили издалека, а потом стали наступать с копьями. В это ужасное мгновение Саиду, который все время смело сражался в первых рядах, вспомнилась его дудочка, — он быстро вынул ее, поднес к губам, подул и — с тоской опустил вниз, так как она не издала ни малейшего звука. Придя в ярость от такого жестокого разочарования, он нацелился и пронзил грудь арабу, выделявшемуся своей великолепной одеждой; тот покачнулся и упал с коня.

— Аллах! что вы сделали, молодой человек! — воскликнул старик, ехавший рядом с ним. — Теперь мы все погибнем! — И так и случилось, ибо как только разбойники увидали, что упал тот человек, они испустили ужасный крик и набросились на караван с такой яростью, что быстро разметали немногих оставшихся в строю. В мгновение ока Саид увидал себя окруженным пятью или шестью арабами. Но он так ловко владел ножом, что никто не решался приблизиться к нему; наконец один из арабов натянул лук, наложил стрелу, нацелился и уже хотел было спустить тетиву, когда другой подал ему знак. Юноша приготовился к новому нападению, но не успел опомниться, как один из арабов набросил ему на шею аркан, и как он ни старался порвать веревку, все усилия его были напрасны: петля затягивалась все крепче и крепче, и Саид очутился в плену.

Караван был частью уничтожен, частью взят в плен, а арабы, принадлежавшие к разным племенам, поделили между собой пленных и прочую добычу и тронулись в путь — одна половина на юг, другая на восток. Возле Саида ехало четверо вооруженных, они часто с мрачной злобой поглядывали на него и осыпали его проклятиями. Он догадался, что тот, кого он убил, был знатный человек, может быть, даже принц. Рабство, которое предстояло ему, было хуже смерти, поэтому он втайне почитал себя счастливым, что навлек на себя злобу всего отряда; он думал, что, по прибытии в стан, они непременно убьют его. Воины следили за каждым его движением, и всякий раз, когда он оглядывался, грозили ему пиками; но один раз, когда лошадь одного из воинов шарахнулась, он все-таки быстро повернул голову и, к своей великой радости, увидал старика, своего спутника, которого считал уже мертвым.

Наконец вдали показались деревья и палатки; когда же они подъехали ближе, целый поток женщин и детей хлынул им навстречу, и не успели они обменяться и несколькими словами с разбойниками, как разразились ужасным ревом, глядя в сторону Саида, подняв руки и испуская проклятия. «Это он, — кричали они, — он убил великого Альмансора, храбрейшего из мужей; он должен умереть, пусть тело его станет добычей шакала пустыни!» Потом они схватили обломки дерева, комки земли и прочее, что было у них под рукой, и с такой яростью накинулись на Саида, что сами разбойники принуждены были загородить его. «Отойдите, молокососы, прочь, бабы! — закричали они, разгоняя копьями толпу, — он в бою сразил великого Альмансора и должен умереть, но не от руки женщины, а от меча храбрых».

Пробравшись среди палаток на свободное место, они остановились; пленных связали по-двое, добычу отнесли в палатки, но Саида связали отдельно и отвели в большую палатку. Там сидел старик, одетый в роскошные одежды, серьезное и важное лицо которого говорило о том, что он глава этой шайки. Люди, привезшие Саида, грустные и с поникшими головами, предстали перед ним.

— Плач женщин сказал мне о том, что случилось, — проговорил величественный старик, поглядев на всех разбойников по очереди, — ваши лица подтверждают это — Альмансор пал в бою.

— Альмансор пал, — отвечали воины, — но вот, Селим, владыка пустыни, вот его убийца, мы привели его, чтобы ты судил его; какой смерти достоин он? Пронзить ли его издалека стрелами, прогнать ли его сквозь строй, или хочешь, чтоб мы его повесили или привязали к лошадям и разорвали на части?

— Кто ты? — спросил Селим мрачно, взглянув на пленника, ожидавшего смерти, но мужественно стоявшего перед ним.

Саид коротко и откровенно отвечал на его вопрос.

— Ты вероломно погубил моего сына, ты сзади пронзил его стрелой или копьем?

— Нет, господин! — отвечал Саид. — Я убил его в открытом бою при нападении на наши ряды, спереди, потому что он на моих глазах уложил на месте восемь моих товарищей.

— Так это, как он сказал? — спросил Селим людей, приведших его.

— Да, господин, он убил Альмансора в открытом бою, — отвечал один из спрошенных.

— Так, значит, он сделал не больше и не меньше того, что сделал бы каждый из нас, — возразил Селим, — он сражался со своим врагом, который хотел отнять у него свободу и жизнь, и убил его; поэтому скорее развяжите его!

Разбойники с удивлением поглядели на него и лишь с колебанием и неохотно приступили к исполнению его приказания.

— Так убийца твоего сына, храброго Альмансора, не умрет? — спросил один, бросая свирепые взгляды на Саида. — Лучше б мы его сами прикончили!

— Он не умрет! — воскликнул Селим, — я беру его как свою законную часть добычи, он будет моим слугой.

Саид не находил слов, как благодарить старика; арабы же, ропща, вышли из палатки и сообщили детям и женщинам, собравшимся снаружи и дожидавшимся казни Саида, о решении старого Селима. Те подняли ужасный крик и вой и объявили, что отомстят убийце за смерть Альмансора, раз его родной отец нарушает закон кровавой мести.

Остальных пленных раздали по отрядам; некоторых отпустили, приказав им собрать выкуп за наиболее богатых, третьих послали пасти стада, и многие, которым прежде прислуживали по десяти рабов, должны были выполнять в стане самую грязную работу. Не так было с Саидом. Были ли причиной тому его мужество и внешность героя или таинственные чары доброй феи расположили старого Селима к юноше, — решить это было трудно, но только Саид жил в его палатке скорее как сын, чем как слуга. Однако непонятное расположение к нему старика навлекло на него вражду остальных слуг; повсюду он встречал враждебные взгляды, и когда один проходил по стану, то слышал вокруг себя брань и проклятия, иной раз даже стрелы проносились мимо его груди, без всякого сомнения предназначенные ему, и то, что они не задели его, он приписал исключительно спасительному влиянию дудочки, которую все еще носил на груди. Часто жаловался он Селиму на такие покушения на его жизнь, но напрасно старался тот отыскать этих тайных убийц казалось, все племя соединилось против взысканного милостями чужестранца. В один прекрасный день Селим сказал ему:

— Я надеялся, что ты, быть может, заменишь мне сына, погибшего от твоей руки; и ни ты, ни я не виноваты, что это не осуществилось, — все возбуждены против тебя, и я сам в будущем не смогу защитить тебя, и какая польза будет нам обоим, если после того, как ты будешь тайно убит, я накажу виноватого? Поэтому, когда наши люди вернутся из набега, я скажу, что твой отец прислал мне выкуп и прикажу нескольким верным моим приближенным проводить тебя через пустыню.

— Но разве я могу довериться хоть кому-нибудь кроме тебя? — отвечал ему смущенный Саид. — Они дорогой убьют меня.

— От этого сохранит тебя клятва, которую я с них возьму и которую никто еще не осмеливался нарушить, — возразил с большим спокойствием Селим.