Он огляделся по сторонам, сел за стол, включил компьютер и набрал: «История седьмая. Выздоровительная». А потом написал эту сказку.

… А утром, только проснувшись, он сразу же стал перечитывать написанное вчера, что-то поправлять и менять… И тут позвонила мама и сказала таким забытым радостным тоном, только слегка приглушенно:

- Сашка сейчас спит. А вообще нам сегодня лучше. Она уже вчера вечером хорошо покушала. Не тошнит, и температуры нет. И настроение получше. Мы даже, наверное, в четверг выпишемся. Так нам врач сказал.

- Ура, - сказал папа. – Ты не представляешь, какое ура. Что вам сегодня привезти?

- Привези мне попить, а Сашке - немного сыра, только свежего-пресвежего. И еще какую-нибудь игрушку… Музыкальную, например. Только тихую, чтобы никого не будить.

- Хорошо, - сказал папа, - барабан.

Мама тихонько хохотнула, а потом сказала:

- А к нам тут в окно какая-то зверушка заглядывала - то ли белка, то ли мышка…

- То ли крыска, - предположил папа. – Знаю я вашу больницу. Хвост распушила, под белку маскируется.

Мама засмеялась снова, потом сказала:

- Ладно. Приезжай, мы ждем, - и отключилась.

А папа сидел перед компьютером и думал: «Выздоравливает. Слава Богу. Что же ей помогло? Уколы? Лекарства? Или песенки игрушек из моей сказка? Или мамина любовь? Или и то, и другое, и третье?.. Да какая разница?! - решил он. - Главное, что выздоравливает, и скоро будет дома. Вот это ура, так ура».

И еще он подумал (когда опасность отступает, все мы становимся смелыми): «А может быть, я все-таки был прав? Может быть, после всего этого Сашка будет еще здоровее и веселее?.. Во всяком случае, любить и беречь мы ее теперь будем уж точно еще сильнее, чем раньше! Все мы», - подумал он еще и посмотрел на разбросанные по комнате игрушки.

А вскоре Принцесса Букашка, совсем уже здоровая, бегала по квартире. И, между прочим, ножками!!! Вот какая она сразу стала взрослая. А, оступившись, она не пугалась, а только приседала и смеялась. Вот какая смелая.

Она уже вовсю говорит, но по-своему. «Га» на сегодняшнем Букашкином языке - глазки. Ну, так ей проще произносить. Без «л», без «з», без «к» и без «и». Но, вообще-то, почти правильно. «Га-га» - это собачки, потому что они говорят «гав-гав». А «га-га-га» - это прогулка. Почему, не ясно. То ли потому что на улке много собачек, то ли потому что, наряжая ее, мама приговаривает: «гулять, гулять, гулять…», а «гу-гу-гу» пока не получается…

Как бы то ни было, больше всего на свете Букашка любит как раз «га-га-га», там находить «га-га» и показывать их папе с мамой. И еще «мя» (кисок). Их тоже надо найти и показать. Ну, и уж непременно «ка» (это значит, качаться на качелях). Последнее – самое-самое любимое-прелюбимое ее занятие. Происходит это так. Мама устраивается на подвесном сидении, садит дочку себе на колени и, придерживая ее, начинает плавно раскачиваться. А Букашка при этом самозабвенно повторяет: «Ка-а… Ка-а-а…»

… Сегодня мама сказала:

- Ужасно обидно, что, когда мы с Сашкой валялись в больнице, прошел ее День рождения. Самый первый в жизни настоящий День рождения у человека, а отметить его, как следует, не получилось.

- Зато мы выздоровели, – возразил папа. – Вот что главное. А День рождения мы можем хоть сейчас устроить. Делов-то.

На том и порешили: как придет с работы бабушка, так все и отправятся на праздничный пикник, благо, погода стоит на редкость ясная. А пока бабушки нет – именинницу решили выгулять в центре города.

- Пора ребенку развеяться, - пояснила мама.

- Давно пора, – согласился папа, усадил Сашку себе на загривок.

- Га-га-га, - подтвердила она, и втроем они двинулись к остановке.

Сначала ехали на автобусе, и Сашка прыгала у папы на коленях. Потом вышли на площади, и Сашка увидела огромную клумбу розовых тюльпанов. Как будто ими случайно засадили вместо травы футбольное поле. Лицо у Букашки сразу стало такое светлое и удовлетворенное, словно она всегда знала, что мир должен выглядеть именно так. Как будто рыбке впервые показали море, и она подумала: «А, так вот где я должна жить!» Топ, топ, топ, - пошла Сашка к цветам. Наклонилась, понюхала и зажмурилась от удовольствия. Или потому что лепесточки нос пощекотали.

Потом папа с мамой подвели ее к фонтану, и она огромными глазами стала разглядывать, как высоко взмывают, а затем падают вниз белые пенные струи. Смотрела, смотрела… И вдруг стала канючить, протягивая к воде лапки. Что тут поделаешь? Папа приподнял ее и, держа за животик, осторожно наклонил. «Шлёп! Шлеп!! Шлеп!!!» - принялась она бить ладошками по воде, брызги – в стороны! Мы – сами себе фонтаны!..

А потом она увидела прекрасных животных. Они были точно такие же, как ее резиновый ослик, только не резиновые и раз в десять больше. И еще живые. И это были не ослики, а лошадки. Но все равно она их узнала, во всяком случае, сразу поняла, что на них, как и на ослике, можно кататься. Или как на папе. Среди них была одна лошадка поменьше других – пони. На нее-то мама и посадила Сашку, и они осторожно обошли площадь кругом. Выражения лица Букашки и морды пони были при этом одинаково серьезные и ответственные. Еще бы: катание верхом – занятие не шуточное: одно из важнейших и древнейших достижений человека.

… По дороге назад, в автобусе, Сашка уснула. А когда проснулась, дом был полон народу: тут были и папа с мамой, и бабушка, и дядя Макс с тетей Наташей. И все они стали дарить ей подарки. Очень нужные и полезные. А именно.

Пестрый металлофон («бум-бум»), на котором можно было бы, наверное, сыграть какую-нибудь песенку, если бы уметь. Но даже если не уметь, можно замечательно тоненько-тоненько звякать, ударяя по железным полоскам деревянной колотушкой – «бум, бум, бум…»

Блестящую надувную бабочку («ба») на рукоятке.

Большеглазую куклу («кука») с рыжими косичками, которая умеет петь, если ей стукнуть по животу, и которой можно приплясывать об пол.

Разноцветные шарики («мя», потому что, по сути, они – мячики). Шарики были надуты гелием, отчего, если отпустить веревочку, они падали не на пол, а на потолок.

Какую-то странную деревянную штуковину на колесиках («га», потому что с глазками и похожа на гусеницу), которую можно катать, держа за палочку («па»), и ее рожки при этом весело подрагивают.

- Вот, Саша, запомни, - сказала мама. – Когда всего так много, и все такое интересное, это называется «День рождения». А теперь давай-ка собираться на природу.

- Ж-ж-жили мы себе, не туж-ж-жили, как вдруг являются какие-то, понимаешь, граж-ж-ждане и давай тут всё ж-ж-жечь! – возмущенно поглядывая на дым костра, пожаловался большой черный жук знакомому комару.

- З-запах з-зато - з-замечательный! – возразил тот, вися поблизости и мелко подрагивая крылышками.

- Ж-женым ж-же воняет! - не поверил хитиновым ушам жук.

- Я про приез-зжих, - кровожадно потер лапками комар. – З-знатно, соблаз-знительно пахнут. Раз-зведаю… - сказав это, он, не медля, полетел к людям.

- Уж-жас, – угрюмо промолвил жук, провожая его взглядом. - Ну, и друж-жок у меня. Ж-жуть. Как ж-жить?.. – заключил он и закопался в землю.

Рядышком, почти из того же места, вылез розовато-серый дождевой червяк, потянулся на солнышке и сказал собственному хвосту:

- Не знаю… Лично мне всё нравится.

- Мне тоже, - согласился хвост.

Действительно, ничего такого уж страшного и необычного тут не происходило. Регулярно с конца весны и до начала осени в этом загородном саду-огороде устраиваются семейные пикники с шашлыками. Но еще в прошлом году ни этого жука, ни этого комара на свете не было, потому они и не знали о такой традиции.

Комар подлетел к компании и принюхался. Вкуснее всех, само собой, пахла Сашка-Букашка. Но она же была и зорче всех.

- Ма! – сказала она веско, указывая на него вытянутым вперед пальцем. Она и раньше видела комаров и называла их именно так. Однажды один такой даже укусил ее, и с тех пор она относилась к этим насекомым настороженно. Идея того, что кто-то может ее есть («ням-ням») была для Букашки неприемлема.

Все посмотрели в указанном направлении и принялись шлепать ладонями. Глядя на взрослых, радостно хлопать в ладоши стала и Сашка. Комар оторопело раскланялся.

- Я, конечно, з-замечательный, благообраз-зный и грациоз-зный, - забормотал он, - и все же я не раз-зумею, чем обяз-зан…

Но люди его не слушали.

- Ах, негодяй! – воскликнула мама, и комар еле успел проскользнуть между ее ладоней. – Так и вьется вокруг ребенка!

- Не трожь, вампир! – вторил ей папа.

- Вот мясо для еды, его и кусай, не жалко, - гостеприимно предложила тетя, нанизывая на шампур маринованные кусочки.

«Вот, значит, вы как…» - мрачно подумал комар, увертываясь в очередной раз. Возмущению его не было границ. Сперва он хотел объяснить людям, как несправедливо и нечестно они с ним поступают, но потом плюнул и полетел прочь, тихонько зудя себе под хоботок: