МЕДВЕЖЬЯ БЕРЛОГА
Жил в лесу Медведь. Берлога у него была большая-пребольшая. Медведь был добрым, всех пускал к себе: летом — от дождя спрятаться, зимой — погреться. И каждый ему за это старался добром отплатить. Увидит, бывало, Волк — косяк у двери покосился, скажет:
— Подправить надо. Все дверью хлопаем. Одному Медведю за всем не углядеть.
Возьмет топор и подправит.
Увидит, бывало, Лиса — занавески на окнах запылились. Скажет:
— Постирать надо. Все содомим. Медведю одному не управиться.
Нальет в корыто воды и постирает.
Увидит, бывало, Заяц — намусорено в берлоге. Скажет: — Подмести надо. Все сорим. Медведю одному не углядеть за чистотой.
Сбегает к оврагу, веник наломает, подметет. Чисто в берлоге, уютно. Хорошо всем.
И сказал как-то Медведь:
— Знаете, подарю-ка я вам эту берлогу. Живите. Я себе другую построю.
И подарил.
И все пошло по-другому. Увидит Волк — косяк у двери покосился. Скажет:
— Починить, что ли?
Но тут же подумает: «А почему это я чинить должен? И Барсук дверью хлопает. Пусть он и чинит». А Барсук на Енота смотрит, Енот — на Крота, и никто не чинит.
Увидит Лиса — занавески запылились на окнах. Скажет:
— Постирать, что ли?
Но тут же подумает: «А почему это я должна стирать их? И Куница пылит. Пусть она и стирает». А Куница смотрит на Белку, Белка — на Ласку, и никто не стирает. Увидит Заяц — намусорено в берлоге, скажет:
— Подмести, что ли?
Но тут же подумает: «А почему это я должен мести?
Суслик тоже мусорит, пусть он и метет». А Суслик смотрит на Хомяка, Хомяк — на Байбака, и не метет никто.
И вскоре в берлоге столько мусора накопилось всякого, что ступить некуда. Углы заплесневели, стены покосились, потолок провис. Поглядел как-то Волк и сказал:
Опасно жить в такой берлоге.
И другие согласились:
Опасно.
И перестали ходить в берлогу. Летом кто где под дождем мокнет, зимой кто где от мороза хоронится. И к Медведю не идут — стыдно: он им берлогу свою подарил, а они ее не уберегли.
НЕПОХОЖИЕ ПРОХОЖИЕ
Упала на нору Енота осинка и прикрыла вход в нее. Енота дома не было. На охоте был Енот. Приходит он домой, смотрит — не войти ему внутрь. Всполошился:
Как же быть мне? Мне снаружи стоять никак нельзя. У меня в норе — енотики. А уж день кончается. Мне кормить их надо.
Совсем было Енот духом упал, а потом смотрит — осинка-то тоненькая, тощенькая. В такой и тяжести, гляди, нет.
Сейчас, — говорит, — вздохну поглубже, поднатужусь и отодвину ее в сторону.
Мимо Барсук бежал. Услышал его слова, приостановился :
О чем это ты тут?
Да вон осинка упала и вход в нору прикрыла. Я сперва было растерялся, голову повесил, а потом смотрю — ничего же страшного нет.
Как нет! Это же осина, дерево, прелью не тронутое. Беда-то у тебя какая!
Какая там беда, — усмехнулся Енот, — вздохну сейчас поглубже, поднатужусь и отодвину в сторону.
А Барсук заайкал:
Ай, ай, быстрый ты какой! Нет, брат, выше ветра головы не носи. Осине-то, гляди, лет двадцать будет. А тебе сколько?
Три года.
То-то и оно — три года, а ты — вздохну. Двадцать лет и три года — разница. Слаб ты против нее: двадцать лет она тяжести набирала, а ты всего три года силы копил и — вздохну. Не захлебнись, гляди.
Осмотрел Енот себя — и впрямь слабоват он против осины. Вон она разлеглась как — во все стороны сучья
кинула. А Барсук похаживает вокруг, лапами всплескивает:
Ай, ай, сучьев-то сколько! И каждый за землю держится. Не оторвать, ни за что не оторвать — у тебя же всего четыре лапы-то!
Смотрит Енот — и верно: всего четыре у него лапы-то, где ему с осинищей справиться. И повесил голову. А Барсук побегал еще немного, поайкал:
Ай-ай-ай, беда-то какая!
И побежал дальше. А Енот у норы своей остался. Сидит, губами чмокает, вздыхает:
— Что же мне теперь делать? У меня же в норе — енотики.
Мимо Мышка бежала. Услышала его слова. Остановилась:
О чем это ты?
Да вон осинища на мою нору упала, вход закрыла, а у меня в норе енотики. Мне кормить их надо. Мне снаружи стоять никак нельзя.
Обежала Мышка осину вокруг, сказала:
Ну и чего же ты сидишь? Носом клюешь, горишься. Бери и отодвигай ее в сторону.
Отодвинь попробуй. Это же осина, дерево, прелью не тронутое.
Обежала Мышка опять осину вокруг, сказала:
Да какая же это осина? Осинка-недоросток. Чего ты, глупый, на себя страх нагоняешь? Ты сытенький, не закормыш какой-нибудь. Переполошился. Бери и отодвигай в сторону.
Сказала так Мышка и словно бархоткой по сердцу провела — так Еноту славно стало. Но вспомнил он Барсука и опять голову повесил:
Куда мне! Осине-то двадцать лет, а мне всего три года.
Двадцать лет! Нашел чем пугать себя. Да она все эти двадцать лет на месте простояла, на ветру сохла, а ты три года по земле бегал, сил набирался. Ты посмотри на себя, какой ты крепыш. У тебя вон грудь круглая какая. И плечи покатые.
Осмотрел Енот себя — точно, круглая у него грудь и плечи покатые. Может, и впрямь попытаться? Но вспомнил Барсука, сказал:
Да, у нее вон сучьев сколько. И каждый за землю держится. Сдвинь ее попробуй.
Обежала Мышка осину вокруг, сказала:
Какие же это сучья? Так, веточки зеленые. Сорока сядет — и закачаются. Присмотрись-ка лучше.
Смотрит Енот: точно, какие там сучья — ветки зеленые,
да и не держатся они вовсе за землю, а отталкиваются от нее. Может, попытаться все-таки?
А Мышка топчется рядом, подбадривает:
Берись, берись, не робей. Поднимешь сейчас, я ухну, — и отбросишь ты эту осинишку в сторону.
Взялся Енот и чувствует — точно, не такая уж осина и тяжелая, а если еще ухнет сейчас Мышка, то и вовсе в ней весу никакого не останется. Двинет он ее, и откроется вход в нору.
И ухнула Мышка:
Ух!
Двинул Енот осинку и увидел ребят своих. Обрадовался :
Вот спасибо тебе, Мышка! Выручила ты меня.
Сидел он потом у себя в норе, кормил ребятишек и думал: «Барсук прошел — силу отнял, Мышка прошла — силу дала. Какие прохожие разные бывают».
ОСОБАЯ ТАЙНА
Проведала Сорока, что у Зайца есть какая-то тайна, и растрезвонила по лесу:
Есть у Зайца тайна особая, я это знаю точно. Вот только выведать не смогла, какая.
Прослышала об этом Лиса и побежала к Зайцу. Может, проведал он, как незаметно прокрасться в колхозный птичник и разжиться курицей артельной? Вот было бы кстати в канун субботы.
Прибегает, спрашивает:
Говорят, у тебя есть какая-то особая тайна.
Есть, — отвечает Заяц.
Ну-ка, скажи мне ее, чтобы я знала.
Нет, — говорит Заяц, — не могу.
Не можешь? — наежилась Лиса и схватила Зайца за шиворот. — Ах ты, косина желтоглазая, да я нажму сейчас на тебя покрепче, и дух из тебя вон.
Ну что ж, — сказал Заяц, — дух из меня уйдет, зато тайна во мне останется.
Сказал так Заяц, и отпустила его Лиса: «Ладно, — думает, — я каким-нибудь иным путем выведаю его тайну, а умрет Заяц — ни с чем останусь». И ушла домой к себе.
А Сорока растрезвонила по лесу, что вот приходила к Зайцу Лиса, грозилась убить его, но Заяц все-таки не сказал ей, что же у него за особая тайна такая.
Лисе не сказал, а мне скажет, — решил Волк и отправился к Зайцу. Может, знает он, как неслышно подобраться к колхозной кошаре и повольничать перед воскресеньем?
Пришел Волк к Зайцу, спрашивает:
Говорят, у тебя есть какая-то особая тайна? Ну-ка скажи мне ее.
Тайна у меня есть, — отвечает Заяц, — но сказать ее тебе я не могу при всем моем трепете перед тобой.
Не можешь?! — осерчал Волк и схватил Зайца за задние ноги. — Ах ты, бестия косая, некрещеная. Да я сейчас за дерзость твою о пенек тебя, и дух из тебя вон!
Лисе сказал и тебе говорю: пусть уходит из меня дух, зато тайна моя при мне останется, — пропищал Заяц.
И Волк отпустил его. «Ладно, — думает, — я как-нибудь иначе выведаю его тайну, а умрет Заяц — ничего не узнаешь, сам же и в убытке будешь».
И ушел. А Сорока растрезвонила по лесу, что вот и Волк приходил к Зайцу, грозился убить его, а Заяц все-таки устоял, не выдал ему своей особой тайны.
Дошла эта весть до Медведя. Задумался Медведь: какая еще такая у Зайца может быть особая тайна? Он вроде весь на виду. Может, проведал, как пробраться неслышно на колхозную пасеку и в ульях похозяйничать?
Надо пойти, расспросить его, — сказал Медведь и пошел к Зайцу.
Встретил его у речки, спрашивает:
Правду, что ль, говорят, что есть у тебя какая-то тайна особая?
Есть, Иваныч, — отвечает Заяц.
Говорят, Лиса к тебе приходила, и ты не сказал ей?
Не сказал, Иваныч.
И Волку, говорят, не сказал?