В минуту опасности все мои сородичи сплотились вокруг меня. Они выстроились колоннами, а во главе их встали предводители родов.

— Мы верим тебе, — сказали они мне, — выведи нас отсюда, и мы — твои рабы навек.

Но мне рабы-крысы были не нужны. Скажу честно, если бы мне удалось заполучить рабов-людей, это было бы другое дело. Не обижайтесь, господин Дулиттл, и ты, Том Стаббинс, дело в том, что мое племя издавна привыкло жить за счет людей. А в ту минуту я вообще не думала о рабах, я думала только о том, как спастись. Я побежала, а за мной устремились все остальные крысы.

Когда я вела своих сородичей к вулкану, их было несколько тысяч. Теперь их было несколько десятков тысяч. Мы бежали в долину, где находился город, который полгода назад изгнал нас. Шесть молодых крыс несли Микки, которая сама не могла быстро бежать.

Когда мы пересекли долину и взобрались на вершину холма, я разрешила моему племени остановиться на отдых. И в ту же минуту раздался ужасающий грохот — началось извержение. Я взглянула на вершину вулкана — он взорвался языками пламени и выбросил в черное небо растленные каменные глыбы.

Гора в неудержимой злобе извергала смерть, потоки огня неслись по склонам и пожирали все на своем пути. Даже до холма, где мы стояли, долетал дождь из пепла.

К утру следующего дня гора утихла и перестала извергать огонь, лишь столб дыма рвался к небу из ее вершины. Деревни и город у подножия вулкана исчезли — они лежали под толстым слоем пепла.

Теперь моему племени пришлось стать лесными крысами. Мы жили в норах, вырытых под деревьями, питались орехами и желудями. Но так уж устроена жизнь — нам снова пришлось двинуться в путь. На этот раз виной тому стали ласки, которые вдруг расплодились в нашем лесу.

Старая отшельница Микки уверяла меня, что теперь вулкан проснется не раньше, чем через пятьдесят лет. Она оказалась права, когда предсказывала извержение, и я решила, что и на этот раз она не ошибается. Я отправилась в долину.

Боже, что мне довелось увидеть! Там, где раньше на солнечных склонах были виноградники, оливковые и финиковые сады, лежала пустыня, покрытая пеплом. Я дошла до того места, где когда-то стоял город, нашла щель и попыталась вырыть там нору. К моей радости, мне это удалось. Сверху спекшийся пепел был тверже камня, но внизу он легко поддавался моим лапкам. Работа продвигалась быстро, и скоро я проникла на улицу города.

Умерший город стоял под землей и был готов принять жителей.

«Сюда, — подумала я, — вернется мой народ. Когда-то город изгнал нас, теперь он приютит нас. Эго будет первый в мире город крыс».

Белая мышь заметила, что у вулканической крысы появилась хрипотца в голосе, она кивком головы подозвала официанта и попросила его принести воды.

Вулканическая крыса благодарно поклонилась, отпила из желудевой чашечки и продолжила свой рассказ:

— Итак, настало время моему племени двинуться в путь в третий раз. Многие крысы, узнав об этом, стали роптать. Раньше они роптали из-за того, что я увела их из города, теперь они роптали потому, что я хотела привести их в город.

— Выслушайте меня, — сказала я. — Два года тому назад вы не хотели жить как белки и питаться желудями и орехами. Сегодня я отведу вас туда, где наше племя расцветет, где мы получим то, о чем никогда и не мечтали.

В третий раз под покровом ночи я повела свой народ через долину к подножию вулкана. Мы проникли в подземный город и заняли его как свою собственность. Целый месяц мы рыли ходы, освобождали от пепла улицы, площади, дома. Сверху город был надежно прикрыт слоем окаменевшего пепла, но внизу кипела жизнь.

Мы были хозяевами всего, что раньше принадлежало людям. Мы спали на пуховых перинах, мы мылись в мраморных ваннах, построенных еще древними римлянами. В домах нашлись запасы одеколона, духов, кремов, наши дамы завивались и делали маникюр. Вечерами пары гуляли по главной улице. Со всех сторон нас окружала красота.

Некоторое время спустя о нашем вольном городе узнали другие крысы, и к нам потянулся поток туристов. А мы все прихорашивали и перестраивали город, чтобы он больше подходил для жизни крыс.

Как-то утром я сидела с нашим архитектором и обсуждала с ним, как лучше укрепить крышу над главной площадью. Вдруг прибежал мой камердинер. Он возбужденно размахивал щипцами для завивки усов и кричал:

— О повелительница! Твой народ в опасности! В городе появились люди! Они ломают крышу над главной площадью!

Я помчалась на главную площадь. Там творилось нечто невообразимое. Наверху стояли люди и били ломами и лопатами в крышу, скрывавшую наш город от посторонних глаз. Они вернулись, чтобы отнять у нас свой город и снова поселиться в нем.

Молодежь не хотела смириться и объявила запись добровольцев в Армию Спасения Отечества. К утру в ее рядах уже было несколько десятков тысяч готовых на все крыс. Офицеры Армии пришли ко мне. Они говорили:

— Мы не уступим людям наших ценностей!

— Мы не сдадимся без боя!

— Их всего несколько человек, мы сомнем их одним решительным ударом.

— Нет, — ответила им я. — До того как стать нашим, город принадлежал людям. Возможно, вам удастся на время отогнать людей, но они вернутся сюда с кошками, собаками и капканами. Они истребят нас. Нам не остается ничего другого, как снова двинуться в путь и подыскать себе новую родину.

Но Армия Спасения Отечества не слушала меня и рвалась в бой. Мне с трудом удалось уговорить их подождать хотя бы до следующего утра. Тем временем я бесцельно бродила по городу. На глаза навертывались слезы.

И вдруг я увидела, что люди уже в городе. Они стояли на улице и удивленно разглядывали мой памятник. Этот памятник поставили мне за то, что я первой в нашей истории основала свободный город свободных крыс. Правда, мне он не особенно нравился — скульптор вылепил меня слишком толстой.

Люди удивленно рассматривали мой памятник, а затем один из них поднял лопату, размахнулся и…

Я не стала смотреть дальше. Я вернулась домой, потихоньку собрала все самое необходимое и покинула город. Вот так из предводителя могущественного крысиного племени я стала обычной бродягой.

Вулканическая крыса умолкла, и в зале воцарилась такая тишина, что было слышно, как поскрипывает мое перо. Я закончил записывать ее рассказ, поставил точку и поднял голову. У мышей и крыс, сидящих в зале, в глазах стояли слезы. Повелительница некогда великого племени, отправившаяся в добровольное изгнание, потрясла их воображение.

Белая мышь смахнула лапкой слезу, поднялась со своего кресла и сказала:

— Благодарю тебя, вулканическая крыса, твой рассказ, займет достойное место в нашей книге. Напоминаю, что завтра в нашем клубе выступит со своим рассказом музейная мышь.

Было уже поздно, поэтому собрание объявили закрытым и все разошлись по норкам. Мы с доктором Дулиттлом тоже отправились домой.

Следующим вечером, хотя забот у нас хватало, Джон Дулиттл и я снова сидели в мышином клубе. Музейная мышь слыла очень умной и образованной — еще бы, она почти всю жизнь провела в музее. Вот она встала, вышла вперед, и я наконец смог ее хорошенько рассмотреть. Вернее, не ее, а его, так как это был сухонький мышиный старичок, чем-то похожий на профессора. У него была небольшая голова, длинный острый носик, черные и блестящие, как бусинки, глазки, глядевшие на мир с озорной веселостью.

— Меня зовут Тотти, — начал он свой рассказ. — Вы спросите, откуда у мыши такое странное имя? Спешу удовлетворить ваше любопытство. — Тотти выражался витиевато, как и подобает профессору. — Мои родители жили в музее естественной истории, и я сам там родился и вырос. Наше гнездо находилось на книжной полке позади толстых томов, переплетенных в телячью кожу. На их корешках было написано «АРИСТОТЕЛЬ». Люди часто повторяли это слово, и моим родителям оно так понравилось, что они и меня назвали Аристотелем, а сокращенно — Тотти. Я до сих пор не знаю, что означает это слово, но имя мне нравится.

Когда я подрос, то познакомился с очень милой и веселой мышкой по имени Саспарилла. Мы решили пожениться, и я повел ее в родной музей, чтобы выбрать там место для нашего гнездышка.

Мы долго бродили по огромным пустым залам, где стояли чучела птиц, скелеты невиданных чудовищ и стеклянные ящики с непонятно зачем выставленными камнями.

— Все это не годится, милый, — говорила мне Саспарилла. — Здесь везде гуляют сквозняки, наши будущие крошки простудятся и заболеют.

— Я знаю, где мы поселимся, — ответил я. — Иди за мной, дорогая.

И я привел ее в большую комнату в подвале. Это была мастерская, где изготавливали чучела птиц. Хозяйничал там профессор Фусс, Джереми Фусс, превредный старикашка, который боялся, что мыши испортят его драгоценные чучела, и потому постоянно посыпал их каким-то ядовитым снадобьем. Там же лежали слоновьи бивни, диковинные растения, засушенные бабочки, заспиртованные змеи и лягушки.