Эдудант заявил, что цена подходящая. Успокоенный, капитан почесал в затылке и, кашлянув, пробормотал:
— Если б господа пожелали быть на полном пансионе — обед, ужин и напитки, — это обошлось бы им по два медных гроша за всю поездку, Эдудант согласился и на это. Капитан пришёл в прекрасное настроение и закричал громким голосом:
— Эй, ребята! Все наверх!
Вмиг на палубу выбежали матросы и стали в ряд, ожидая приказаний.
— Сегодня, — сказал им капитан, — на закате мы подымем якорь и отправимся в плавание. Все по местам. И чтоб был полный порядок!
Команда отдала честь и разбежалась по местам.
Эдудант простился с капитаном и, вернувшись к школьникам, велел им готовиться к отплытию.
Дети очень обрадовались, что поплывут на большом красивом корабле по широкому морю: ведь многие из них ещё ни разу не видали моря. Они принялись бегать по палубе, всюду совать свой любопытный нос, и ничто не ускользнуло от их внимания.
Заглянули в каюты, залезли даже в трюм и увидели там странные вещи. Обширное трюмное помещение, куда обычно складывается груз, было наполнено щюбами. Там стояли обыкновенные гробы из неполированных досок, но были и нарядные, с разными узорами, и тяжёлые, свинцовые. По стенам горели толстые восковые свечи, а на полу лежали могильные венки.
Сгорая от нетерпения, дети стали расспрашивать матросов, что всё это значит. Те только пожимали плечами. Тогда посыпались вопросы капитану, но тот в ответ хмурился и сердито гнал детей прочь.
Все это возбуждало любопытство, и больше всего детей интересовал ларец, который они нашли в углу трюма. Это был красивый резной ларец из чёрного дерева, украшенный какими-то металлическими завитушками. Присмотревшись, дети прочли на крышке надпись: «Этот ларец грозит бедой. Кто его откроет, тот погибнет. Коли не можешь справиться со своим любопытством, лучше не подходи».
Дети обступили капитана, требуя, чтоб он сказал, что в ларце. Но капитан страшно рассердился и позвал к себе Эдуданта. И когда тот пришёл, убедительно попросил его не позволять детям подходить к ларцу.
— Если кто-нибудь откроет этот ларец, мы все пропали, — пояснил он.
Эдудант дал ему слово не допускать детей к ларцу, созвал юных школьников и строго-настрого приказал им держаться подальше от ларца. Он заставил их поклясться, что они не будут обращать на таинственный ларец никакого внимания.
Но один мальчуган никак не мог выбросить из головы мысли о ларчике. Он всё время думал и гадал, что бы такое могло там быть. То и дело, улучив минутку, он скрывался от товарищей и бежал в трюм. Там он смотрел на таинственный ларец, гладил крышку и всё время повторял по складам предостерегающую надпись.
Этого мальчугана звали Войтех Шимандл; он был из четвёртого «Б». Впрочем, о нём мы с вами ещё услышим.
ГЛАВА 20
«ОЙ-ОЙ-ОЙ!» — СТОНАЛ КОРОЛЬ ДЫЛДЫЛБУМ
Тёмная ночь. Король мафусаильцев и всех негодяев — его королевская Лучезарность Дылдылбум Благородный лежит на кровати и, простите за выражение, храпит, как целый лесопильный завод. Рядом на своём ложе почивает её королевское Великолепие — королева Гербуле. Она тоже храпит, но нежно и деликатно, потому что — дама.
Художественная салфетка висит над королевским ложем, украшая королевскую опочивальню. А на салфетке вышит в виде красного цветка Францимор. Несчастному ужасно неудобно в этом рукоделье, и он изо всех сил старается высвободиться из плена.
На башне главного храма города Уйягала как раз пробило полночь, когда Францимору удалось наконец извлечь себя из салфетки. Он спрыгнул на пол и потянулся, чтобы размять одеревеневшие руки и ноги.
Кругом была кромешная тьма, и Францимор не знал, где он. Бедняга так устал, что еле стоял на ногах, и хотел поскорее устроиться на ночлег. Шаря в темноте одной рукой (в другой он держал свой дорожный чемоданчик), наш герой вскарабкался на ложе, где почивал король. Огромный рот короля был раскрыт, и Францимор залез в него, решив, что это открытая дверь. Только удивился, как там влажно и тепло.
Оказавшись в королевском рту, Францимор ткнулся головой в королевское небо. Король почувствовал во сне, что ему что-то щекотно во рту, и невольно глотнул. И Францимор молниеносно соскользнул по пищеводу в королевский желудок.
Сначала он, испугавшись, ощупал себе руки и ноги и лишь после того, как убедился в собственной целости и невредимости, открыл свой дорожный чемоданчик и стал готовиться ко сну. Снял чехол с раскладушки, расставил её и постлал перины.
Между тем король ворочался во сне с боку на бок и громко стонал.
Королева Гербуле толкнула мужа локтем и сердито проворчала:
— Что с тобой творится, мой высочайший супруг? Всё время ворочаешься, спать не даёшь!
Государь очнулся и простонал:
— У меня в животе, моя высочайшая супруга, что-то урчит и колет. Ой, ой, ой!
— Замолчи! — обиделась королева. — Обязательно нужно тебе тарарам на весь дом поднять!
— Ой! — визжал король. — Ой! Какая нестерпимая боль! Словно у меня в желудке буравом сверлят.
— Вот видишь! — промолвила с укоризной супруга. — Я говорила тебе: не ешь этого адвоката. На ночь такая пища слишком тяжёлая. Ты же знаешь, что твой желудок не переносит ничего жирного. Когда меня не слушаешь, всегда так и получается…
— Ой! Ой! Ой! — стонал король, ворочаясь с боку на бок.
— Дай мне покой наконец, не мешай спать! — прикрикнула её королевское Великолепие на супруга.
Король что-то пробормотал, зарылся головой в подушки и зажмурился.
А Францимор старался устроиться поудобней в королевском желудке. Хотел было зажечь электрический фонарик, да оказалось, что батарейка израсходована. Но Францимор всегда отличался предусмотрительностью: и тут у него на всякий случай была приготовлена свечка.
Он зажёг её и поставил на ночной столик. Дав свечке разгореться, он осмотрел своё новое жилище и остался очень им недоволен: повсюду валялись остатки пищи.
— Хорош порядочек! — возмутился он.
Вдруг комната так закачалась, что Францимор чуть не упал.
Дело в том, что король почувствовал у себя в желудке жжение от горящей свечи. Он соскочил с постели и забегал по комнате, держась за живот и жалобно причитая.
Королева опять проснулась.
— Ну, знаешь, это бог знает что такое! — возмутилась она. — Таких мучений не вынесет ни одна ко-ррлева на свете. Только глаза закрою — он опять будит. Что за жизнь с этим человеком!
— O-o-o! — ещё пуще стонал король. — Точно у меня в животе огонь!
Королева нажала кнопку звонка, и тотчас явился королевский камердинер.
— Цердалеофрон, — плаксиво промолвила королева, — сбегай в аптеку напротив за желудочными каплями. Его величеству плохо. Наверно, объелся какой-нибудь дрянью.
Цердалеофрон с поклоном вышел.
Тем временем Францимор решил навести в своём жилище порядок: ему не хотелось ложиться, пока всё не будет как следует прибрано. Он вынул из чемоданчика щётку и начал скрести пол. Мусор он собирал в совок и сваливал в угол.
«Утром уборщица вынесет, — думал он. — А хозяина гостиницы я отчитаю за беспорядок».
Францимор усердно скрёб щёткой пол, а король метался по комнате, вопя благим матом.
— Словно кто скребёт меня по желудку! — стонал он. — Такие рези — ну просто передать невозможно!
Вид мечущегося по комнате супруга встревожил королеву.
— Уж не заболел ли ты какой-нибудь заразной болезнью? — забеспокоилась она. — Только этого нам не хватало…
Потом стала браниться:
— И где застрял этот Цердалеофрон со своим лекарством?! Уши оборву негодяю!
Францимор не мог понять, отчего его комната дрожит и качается, словно каюта. Но всё-таки довёл уборку до конца, лёг на свою раскладушку и взял было какую-то книжонку, чтобы, как всегда, почитать на сон грядущий. Но тут вернулся слуга Цердалеофрон с целым ушатом желудочных капель.
— Где ты пропадал, паршивец? — набросилась на него королева. — Я тут умираю со страху, мне дурно, сама боюсь заболеть. Его королевская Лучезарность выкидывает всякие номера, а он, бесстыдник, изволит где-то шататься!
— Всемилостивая госпожа, ваше королевское Великолепие, — стал оправдываться камердинер, — я не виноват: все аптеки были закрыты, пришлось бежать на другой конец города в дежурную аптеку.
— Замолчи и давай сюда капли! — приказала королева.
Слуга подал королеве ушат с целебным напитком.
— Муж, открой рот! — скомандовала она супругу.
— Ой! Ой! — простонал в ответ король.
— Ваше величество, соизвольте открыть свой королевский рот, — деликатно попросил страдающего короля преданный слуга. — Мы вольём туда лекарство, и вашему высочайшему желудку сразу полегчает.
Король послушался, открыл рот, и королева с помощью камердинера влила туда микстуру.
Король, проглотив, заявил, что ему стало немного легче.