451

Т. е. преставился, умер.

Записано в Шенкурском уезде Архангельской губ.

AT —. СУС — 650 D* (=  АА* 650 III. Алеша Попович: побеждает богатыря Тугарина Змеевича). Русских сказочных вариантов — 5. Всего известно 40 его записей, из которых 10 представляют прозаические пересказы былины. См.: Добрыня Никитич и Алеша Попович / Изд. подг. Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий. М., 1974, с. 396—406, примечания к текстам № 35—44 (Алеша Попович и Тугарин). Текст сборника Афанасьева является относительно полным изложением традиционного сюжета, сходен, например, с былиной «Олеша Попович» сборника Н. Е. Ончукова «Печорские былины» (СПб., 1904, № 85= сб. «Добрыня и Алеша», М., 1974, № 35). Слуге Алеши Поповича Марышке Паранову соответствует в печорской былине «Еким, Олешин парабок».

Иных.

Поперек.

Прямо.

Правиться — собраться, отправиться (Ред.).

Отдыхать после полудня.

Обратил в латинскую веру (Ред.).

На́вороть — воротник (Ред.).

Не марай.

Красоты, щегольства.

Чивье — рукоятка.

Испугался, устрашился.

Записано в Уфимском уезде.

Отчасти AT 465 А (Красавица-жена: «Пойди туда, не знаю куда». См. прим. к тексту № 212) + отчасти 882 A (Спор о верности жены). К обоим указанным сюжетным типам эта сказка имеет лишь приблизительное отношение. Определенными параллелями к ней являются сказки «О горе-горянине, Даниле-дворянине» (текст № 576). «Василий-царевич и Елена Прекрасная» (текст № 314), «Дворянин Бессчастный молодец» (Рыбников, II, № 203) и «Іван Прекрасныі і князь Ладымар» (Шейн. Материалы, № 81, с. 168—170), сказка белорусская. В последней Даниле Бессчастному соответствует Іван Прекрасны, а «Алеше Поповичу, бабьему пересмешнику» «Алешка — лёгак на язык, сладак на слова». Особенно близко совпадает сказка «Данило Бессчастный» с красочной по изложению сказкой былинного склада из сборника Рыбникова, в которой тоже контаминируются мотивы сюжетов типа 465 A и 882 A. Сюжет «Спор о верности жены» имеет всемирное распространение. Русских вариантов — 27, украинских — 5, белорусских — 2. Имеются варианты в фольклоре многих народов СССР. История сюжета восходит к «Рассказу о трех яблоках» из «Тысячи и одной ночи» (ночи 19—20), который однако представляет особую восточную разновидность типа 882. Более близкими параллелями к народным сказкам являются средневековые французские фабльо, немецкие шванки, итальянские новеллы и особенно 9-я новелла 2-го дня «Декамерона» Боккаччо, драма Шекспира «Цимбелин», а также известная по трем рукописным спискам XVII в. русская «Повесть утешная и премного достойная о двух купцах и о залоге добродетельная ради жены и о злом и лукавом вымысле единого и о злоключимом убожестве другого», которая восходит к новелле Боккаччо. Сюжет получил также обработку в западноевропейских народных книгах XVII—XVIII вв. Исследования: Landau M. Die Quellen des Dekameron. Stuttgart, 1884, S. 135—150; Wesselski, S. 213; Державина О. Л. Фацеции. Переводные повести в русской литературе XVII в. Л., 1962, с. 174—184; Вавилова М. А. Внутрижанровые различия сказок о верной жене. — Ученые записки Вологодского ГПИ, Серия филол., 1964, с. 76—89.

В сносках Афанасьев отметил варианты к отдельным местам текста:

Вместо «зашивать» (с. 364) — «выливать, вышивать».

Вместо «Лебедь-птица, красная девица» (с. 365) — «Лебедь Страховна».

Вместо «приплывает к берегу» (с. 365) — «к дородному молодцу».

После слов «сейчас и дом готов» (с. 365) приведен вариант: «Говорит она: «Повернись ко мне белым лицом, станем строить княжецкий дом да встряхни кудрями, чтоб были наши палаты с углами!»

К словам: «Как выйдешь от заутрени — ударь ею в грудь» (с. 366) приведен вариант: «Стань на правом крылосе; на отходе заутрени свои руки подыми, по собольей шубе поведи — весело птицы запоют...»

К словам «зови к себе в гости и князя с княгинею и всех горожан» (с. 367) указан вариант: «проси в гости князя со княгинею, с генералами, фельдмаршалами и со всем воинством».

После слов «реки целые протекли!» (с. 367) — вариант: «на столе пойла фряжские, закуски дамские».

Надень, наряди, набрось (Ред.).

Перила (Ред.).

Записано в Оренбургской губ.

Отчасти AT 465 A + отчасти 882 A. Этот вариант некоторыми подробностями, отсутствующими в предыдущем, еще больше, чем тот, сближается со сказкой сборника Рыбникова о Бессчастном молодце: Василий Несчастный, как и Бессчастный молодец, введенный в заблуждение Алешей Поповичем, продает жену купцам, она становится в чужой стране царем, мирится с мужем. Эпизод избрания царя напоминает сюжет типа AT 567 (Чудесная птица).

В Примечаниях (кн. IV, 1873, с. 452—458) к данному и предшествующему текстам Афанасьев перепечатал вариант из журнала «Москвитянин», 1843, № 4 (см. № 576).

Сглазить, навести порчу (Ред.).

Записано в Новгородской губ. AT 946 А* (Балдак Борисович). В AT учтены только русские варианты. Опубликовано 8 русских и 3 украинских текста. Первые публикации в лубочного типа сборника XVIII в.: Тимофеев, с. 104—129 и Погудка.., I, № 2, с. 3—20. Как и в сказке Афанасьева, в некоторых других вариантах этого сюжетного типа фигурируют былинные персонажи и заметно влияние былинного стиля (например, Смирнов, № 298 и в меньшей мере — Худяков, № 122). Заключительный эпизод — Балдак перед висилицей играет три раза в рожок и вызывает своих двадцать девять молодцев — соответствует сказкам типа AT 920 (Соломон и его неверная жена) и былине о Василии Окуловиче. Данный текст замечателен обстоятельностью и красочностью изложения редкого новеллистического сюжета.

Бахарь — баюн, говорун.

Терема.

Записано в Екатеринбургской губ. смотрителем Ирбитского уездного училища Н. Тихоновым.

AT 884 B* (Василиса-поповна). В AT учтены исключительно русские сказки. Русских вариантов — 12, украинских — 1. Афанасьев в примечаниях указал на сходство эпизода переодевания Василисы в мужское платье с эпизодом переодевания жены в былине «Ставр Годинович», но былине в гораздо большей мере соответствуют сказки о жене, выручившей мужа (AT 888, см. текст № 338). Испытания пола, которым подвергает царь Бархат Василису по совету бабушки-задворенки, напоминают апокрифы о царе Соломоне и царице Савской, известные еще в Киевской Руси. Письмо Василисы царю Бархату текстуально совпадает с традиционным текстом письма казака Платова одураченному им французскому царю (королю) в исторической песне о Платове.

К словам «царь Бархат и остался на бобах» (с. 377) Афанасьевым дана сноска: «В рукописи Тихонова: и остался на бобах — на голубых щеках».

Пяльцы.

Прискакала (Ред.).

Записано в Шенкурском уезде Архангельской губ. А. Харитоновым.

AT —. Это героическое устное сказание о Куликовской битве 1380 г. анализируется в статьях С. Н. Азбелева: 1) Куликовская битва в славянском фольклоре. — Русский фольклор. М.; Л., 1968, XI, с. 78—101; 2) Отзвуки Куликовской битвы в сербском и русском фольклоре. — Советское славяноведение, 1970, № 6, с. 50—57. В них исследователь высказывает сомнение в том, что сказка «про Мамая безбожного» создана непосредственно на материале сказания о Мамаевом побоище (Дмитриев Л. А. К литературной истории сказания о Мамаевом побоище. — В кн.: Повести о Куликовской битве / Издание подготовили М. Н. Тихомиров, В. Ф. Ржига, Л. А. Дмитриев. М.: Изд-во АН СССР, 1959, с. 446). А. Н. Азбелев считает, что текст сборника Афанасьева, насыщенный эпическими мотивами и отчасти напоминающий ритмичностью и стилистической обрядностью склад былин, не имея близкого соответствия ни в одном из 103-х известных в настоящее время рукописных списков XVI—XVIII вв. повествований о Мамаевом побоище, находит значительную аналогию в юнацкой сербской песне «Бој Руса са татарами», где, как и в устном сказании, на первый план не только в событиях, предшествующих сражению на поле Куликовом, но в самом сражении выдвигается героическая роль посла Захария. В так называемой «распространенной редакции» книжной повести (см.: Повести о Куликовской битве, 1959, с. 109—162) — это посол Захарий Тютчев, направленный великим князем Дмитрием в Золотую Орду. В другой редакции в летописце Хворостинина (из собр. Уварова, ГИМ; см.: Повести о Куликовской битве, с. 474—475), он именуется Назарием Тетюшковым. Об участии Захария в битве там ничего не говорится. Между тем в сказании «Про Мамая безбожного» Захарий Тютрин, возглавляющий во время сражения отряд донских казаков, решает его победный исход. Обратив на это внимание С. Н. Азбелев высказал предположение, что в древнерусской литературе и в сказании, записанном А. Харитоновым, и в сербской песне о Куликовской битве трактуются разные фольклорные версии о ней и, вероятно, «сюжет о подвигах Захария существовал в фольклоре и в виде предания, близкого к былинам, и в виде песни» («Русский фольклор», XI, с. 86). При этом учитывается, что в архангельском сказании есть поздние наслоения, которые могли появиться не ранее XVII в., например, упоминание о шведском короле и о «короле турецком», будто бы намеревавшихся послать свои войска в русскую землю на помощь Мамаю или князю Дмитрию Ивановичу — тому из них, кто скажется сильнее. Эта гипотеза оставляет неясным вопросы об отношении опубликованного Афанасьевым сказания к книжной традиции. Несмотря на фольклорную эпическую основу, она проявляется и в стиле, и в общности некоторых персонажей, эпизодов данного сказания и книжных повествований. Наряду с послом Захарием в последних иногда действуют воеводы Василий Тупик, Иван Квашня, двенадцать князей Белозерских (князь Федор Семенович и его сыновья). См., например: «Повести о Куликовской битве», с. 7—26, 41—76, 77—108, 163—207. Этим персонажам в устном сказании соответствуют воеводы Семен Тупик, Иван Квашнин, семь братьев Белозерцев. Традиционным для древнерусских повествований о Куликовской битве эпизодам единоборства иноков Пересвета и Осляби с татарским великаном (Таврулом или носящим другое имя) соответствуют в устном сказании поединки двух «незнакомых» воинов с огромным Кроволином-татарином. Как и в книжных повествованиях, в данном сказании Дмитрий Донской перед сражением произносит речь. Вместе с тем как в книжных повествованиях, так и в данном сказании «Про Мамая безбожного» отразилась, осложнившись подробностями, легенда о том, что в начале сражения великий князь Дмитрий был тяжко ранен и незаметно покинул поле боя, а после победы был найден воинами лежащим в беспамятстве у сломанной березы. В работах акад. М. Н. Тихомирова обоснованно утверждается, что принижающая героическую роль Дмитрия Донского несообразная легенда «представляет своего рода памфлет, направленный против великого князя и, вероятно, возникший в кругах, близких к Владимиру Андреевичу Серпуховскому» (Тихомиров М. Н. Куликовская битва 1380 г. — В кн.: Повести о Куликовской битве, с. 370).