Трепеща, как осиновый листок, предстал он перед своим суровым судьей — старым и мудрым Вием — и в отчаянии упал на колени.

— Виноват, батька! Тяжкий грех на мне — загубил неповинную душу. Не о помиловании прошу, но о справедливом наказании! — рыдал провинившийся.

— Поднимите мне ресницы! — приказал Вий.

Слуги мгновенно исполнили его приказание.

Печальным, полным жалости взглядом посмотрел мудрый старик на Перелесника, припавшего к его ногам, словно шкодливый пес, и тихо проговорил:

— Можно подумать, что ты злодей, да ведь знаю я, что не злой ты, а только дурак. От безделья и по глупости совершаешь дурные поступки. Не казнить тебя, остолопа, а учить надобно. Все по лесам носишься, а писать, небось, так и не выучился?!

— Твоя правда, батька, не умею, — тихо ответил Перелесник.

— Вот и я говорю: что с дурака возьмешь, если он — ни «бэ», ни «мэ» не знает?! Так вот слушай, — пока не научишься хорошо читать и писать по-украински, пока всех книг по грамматике назубок не выучишь — чтоб не смел и нос в лесу казать. Таков тебе мой приговор!

Потом он обратился к слугам:

— Отправьте его в украинскую школу, в Галицию!

Вий сказал так потому, что в то время у нас, на Украине, начали заводить московские школы.

И Перелесник на глазах у всех превратился в маленького мальчика. Его рыжая шевелюра торчала во все стороны из-под высокой круглой шапочки. Подпоясан он был черным ремнем с бляхой. Короткие штанишки, забрызганные чернилами, едва доставали до сапог с рыжими голенищами. А сами эти сапоги неуклюже болтались на его копыта к. Его румяное конопатое лицо с оттопыренными козлиными ушами выглядело удивительно глупо.

— И пусть его там учат уму-разуму с утра до ночи! — сказал Вий. — А сверх положенного должен он еще вызубрить немецкую грамматику и все до единого неправильные французские глаголы. Да чтоб таблицу умножения знал наизусть. Кормить же его будут только теплым рыбьим жиром. А когда простудится, горло ему пусть смазывают самым крепким йодом! И лишь когда выучится на «доктора», тогда сможет вернуться в свой лес!

Так сказал Вий и опустил свои длинные ресницы.

Да, несчастный Перелесник был готов к самому худшему! Но как услышал он, что должен выучить таблицу умножения и все неправильные французские глаголы, как услышал, что кормить его будут рыбьим жиром, а горло смазывать йодом, — не выдержал и безудержно зарыдал. Слезы потекли ручьями по его веснушчатому лицу и грязными лужами растеклись по белому мраморному полу. Тут слуги Вия подхватили беднягу и выдворили его вон из дворца.

Долгие годы о Перелеснике не было ни слуху ни духу…

И вот недавно объявился он снова в родных местах. Изможденный, коротко стриженный (чтобы скрыть лысину), с маленькой рыжей бородкой клинышком, — он не был похож на самого себя. Только по оттопыренным ушам и крупным веснушкам можно было догадаться, что это тот самый Перелесник, которого Вий послал когда-то на перевоспитание в школу.

Неузнаваемо изменился и его нрав. Он стал тихим и осторожным, ко всему приглядывался сквозь свои огромные очки в роговой оправе. А на шее носил теплый шарф, так как всегда боялся подхватить ангину. И был он не просто «доктором», но еще и «профессором». Одним словом, стал нестерпимо скучным и все время приставал с поучениями к Ребятам-Потерчатам, которых величал теперь «студентами».

Вот почему все — и Мавки, и люди — постепенно перестали обращать на него внимание. Где уж было Перелеснику понять, что такое любовь!..

А потому не мог он больше помогать влюбленным…

Папа Заяц вытер лапкой усы, отложил в сторону кусочек капустной кочерыжки и сказал своим зайчатам, рассевшимся вокруг него на задних лапках:

— Так вот, детки. Вы стали взрослыми и знаете уже все наши заячьи обычаи. У вас — сильные быстрые ноги и теплые шубки, на которые вы так сетовали летом. Летом в них и вправду жарковато. Но зато теперь, когда ночи стали холодными, а по утрам случаются заморозки, теперь — ваши шубки в самый раз. Через месяц они сделаются еще пушистее, и тогда вам не страшна будет сама Баба Студеница…

— А кто такая Баба Студеница? — спросил старший Зайчик-Попрыгунчик.

— А ты не высовывайся! — одернула его Зайчиха, которая шинковала на зиму капусту. — Когда отец говорит, ваше дело — чинно сидеть и слушать не перебивая. Спросят — тогда и ответите!

Папа Заяц закашлялся, потому что вчера он, разогревшись, выпил холодной воды и подхватил простуду. Через минуту он продолжил:

— Студеница — это старенькая бабушка. Люди не видят ее, так же, как и Водяного, Лешего или ту старушку Ведьму, которая давеча приносила вам сладкую морковку…

Баба Студеница старая-престарая и седая, как лунь. Но зубы у нее еще крепкие, а руки — цепкие. Вы ее еще не видели. И слава Богу! Ведь, бывает, кто увидит ее вблизи — тому не сдобровать. А не встречали вы ее потому, что все лето она спит, просыпается же только к зиме. Живет она на вершине высокой скалистой горы Острухи, далеко-далеко от нашего леса, в роскошном хрустальном дворце Морозки.

Каждую зиму могучий Дед Мороз присылает к нам с Севера одного из своих сыновей — Морозку. Вот тогда и просыпается Баба Студеница. Разбудив челядь, она велит чистить да убирать дворец Морозки.

Спросонья слуги иной раз сделают что-то не так, и тогда Студеница начинает гневаться. Кличет она свою старшую дочку — Метелицу, такую же, между нами говоря, соню, как и она сама. А уж когда Метелица Проснется — тогда держись! Вмиг так завьюжит, что и света Божьего не видно!..

Конечно, люди не напрасно боятся Метелицы, а пуще того — Студеницы, уж больно обе страшны в гневе. Люди тогда запираются по домам и даже носа во двор не кажут.

Нам не нужно бояться Бабы Студеницы: она опасна только для тех неповоротливых зайцев, которые ленятся быстро бегать. Наоборот, когда разбушуются Студеница с Метелицей, тогда уж не найти нас человеку — нашему злейшему врагу. И как бы страшно они ни выли, не пугайтесь! Только вы должны научиться находить нужное направление в пургу. А для этого нужно примечать, с какой стороны растет мох на соснах. Еще нужно…

И папа Заяц стал поучать детвору, как петлять по чистому снегу, чтобы сбить с толку охотника. Как в метель, когда все занесено снегом, попасть домой. Как бегать в сильную стужу, чтобы не отморозить себе лапки. Как разгребать снег и находить еду, ведь то, что мама запасла впрок, нужно сохранить на черный день…

Зайчата внимательно выслушали все отцовские наставления и начали каждый день прислушиваться, не воет ли Баба Студеница?!. Они все время расспрашивали о ней и отца, и знакомых зайцев, и синичек, и хохлатых жаворонков, и даже маленьких Хух. Но оказалось, что никто из местных зайцев ее и в глаза не видел. Да и птицы, как только завоет Студеница, прятались в гнезда. Нашлась, правда, старая Хуха, которая однажды видела издали Бабу Студеницу, но так перепугалась, что не разглядела ее толком. Но она знала, где стоит хрустальный дворец Морозки, в котором та живет.

Все это было зайчатам страшно интересно. А бойкий и непоседливый Зайчик-Попрыгунчик просто умирал от любопытства. Был он смышленый, но запальчивый и очень упрямый. И уж если ему что приспичит, то, как говорится, хоть кол на голове теши, — а он на своем стоит!..

Теперь же ему хотелось во что бы то ни стало увидеть старую Студеницу и ее дочку Метелицу. А если не их самих, то хотя бы этот чудесный хрустальный дворец Морозки, о котором он столько слышал. Часами смотрел он в сторону горы Острухи, которая издали казалась голубым облачком.

От своей бабушки, которая была еще жива, он не раз слышал, что всякое дело лучше делать сообща. Вот и стал он подбивать своих братишек и соседей-ровесников, чтобы всей компанией отправиться к горе Острухе, отыскать там дворец Морозки и побывать в нем.

— Вот тогда, — говорил он, — мы узнаем то, что не известно никому в нашем лесу!

А кто же не хочет знать такое, что никому не ведомо?!

И с таким пылом он убеждал всех, в таких ярких красках расписывал будущее путешествие, что нашлось немало смельчаков из заячьей компании, охотно присоединившихся к Зайчику-Попрыгунчику. Когда они окончательно сговорились отправиться в этот трудный поход, то решили тронуться в путь спозаранку в ближайшее воскресенье, когда старые Зайцы спят дольше обычного.

Зайчик-Попрыгунчик хорошо понимал, что откладывать больше нельзя, ведь давно улетели в теплые края перелетные птицы.

Уже пролетели над лесом стаи больших длинношеих лебедей, хохлатых журавлей, длинноносых лесных куликов и много других, не известных в этих краях птиц. И все они, останавливаясь на отдых в лесу или на озере, в один голос говорили:

— Старый Дед Мороз уже рассылает по земле своих сыновей. Скоро и к нам явится новый Морозка.