— Что? — закричал пораженный Барсук. — Ты, сума переметная, разве ты только что не сказал там…
— Да, да, там, — сказал Тоуд нетерпеливо. — Я мог бы сказать что угодно — там. Ты так красноречив, дорогой Барсук, и так трогательно говоришь, и так, убедительно, и формулируешь все так ужасно здорово, ты можешь из меня веревки вить — там, и ты это прекрасно знаешь. Но я после обдумал кое-что, мысленно вернулся к разным событиям, и я нахожу, что нисколечко не сожалею и не раскаиваюсь, так что было бы просто совсем не хорошо говорить, будто я сожалею, когда это не так, ведь верно?
— Значит, ты не даешь обещания больше не прикасаться ни к одному автомобилю?
— Ну конечно нет! — отозвался мистер Тоуд с жаром. — Совсем наоборот, клятвенно вас заверяю, что как только увижу какой-нибудь автомобиль, то я — би-би! — тут же на нем и укачу!
— Не говорил ли я тебе? — обратился дядюшка Рэт к Кроту.
— Ну хорошо, — сказал дядюшка Барсук, поднимаясь. — Раз ты не поддаешься уговорам, попробуем, чего мы сможем достичь силой. Я все время опасался, что этим кончится. Ты часто приглашал нас, всех троих, погостить у тебя, Тоуд, в этом твоем прелестном доме. Так вот, мы принимаем твое приглашение. Когда мы как следует наставим тебя на путь истинный, мы, может, и съедем, но не раньше. Ну-ка, тащите его наверх и заприте в спальне, пока мы тут обо всем договоримся.
— Все для твоей же пользы, Тоуд, Дружище, — приговаривал дядюшка Рэт, пока они волокли его наверх, а Тоуд лягался и брыкался, оказывая сопротивление своим верным друзьям. — Подумай, как нам будет всем вместе весело! Помнишь, ведь бывало раньше. Вот только пусть с тебя сойдут… ну, эти странные припадки.
— Мы будем хорошо смотреть за всем в твоем хозяйстве, пока ты поправишься, Тоуд, — сказал Крот. — И мы последим, чтобы твои деньги не транжирились, как это было до сих пор.
— И не будет больше этих печальных историй с полицией, Тоуд, — добавил Рэт, поворачивая ключ в замке и убирая его в карман.
Пока они спускались по лестнице, мистер Тоуд посылал им вслед ругательства через замочную скважину. Трое друзей собрались внизу на совещание.
— Нам предстоит довольно нудное дело, — сказал Барсук, вздыхая. — Никогда не видел его таким решительным. Ну, ничего, справимся. Его нельзя ни на секунду оставлять без присмотра. Мы будем караулить его по очереди, пока этот дурман окончательно не испарится из его организма.
Они составили расписание дежурств. Каждый из них обязывался по очереди спать в спальне у поднадзорного, и поделили они между собой дневные дежурства.
Вначале мистер Тоуд был просто невыносим. Когда на него накатывало, он устанавливал стулья в спальне так, что они несколько напоминали автомобиль, забирался на самый первый из них, наклонялся вперед, вперял взгляд прямо перед собой и гудел и тарахтел, подражая автомобилю. Когда приступ достигал своей вершины, он летел кувырком со стульев, валился на пол навзничь и лежал так некоторое время. Казалось, он был очень доволен. Однако, по мере того как проходило время, эти приступы становились все реже, а друзья вовсю старались направить его внимание на что-нибудь другое. Но интерес к окружающим предметам, казалось, не оживал, и он становился все более подавленным и вялым.
Одним прекрасным утром дядюшка Рэт, чья очередь была заступать на дежурство, поднялся наверх, чтобы сменить Барсука, который весь уже ерзал от желания размять ноги, пройтись по лесу, отдохнуть в своем подземном доме.
— Тоуд еще в постели, — сказал он, когда они вышли переговорить за дверь спальни. — Ничего другого от него не добьешься и, только оставьте его в покое, может, ему скоро полегчает, и очень-то о нем не тревожьтесь и так далее. Ты будь начеку, Рэт: когда он тихий и покладистый, послушный, как первый ученик воскресной школы, тогда, значит, он обязательно что-то замышляет. Я уверен, что он собирается что-то отмочить. Я его знаю. Ну, мне пора.
— Как мы себя чувствуем, старина? — спросил дядюшка Рэт бодрым голосом, подходя к постели.
Ему пришлось несколько минут подождать ответа. Наконец слабый голос отозвался:
— Большое спасибо, милый Рэтти! Как мило с твоей стороны, что ты спрашиваешь об этом. Но сперва скажи, как ты сам и как милейший Крот?
— О, мы-то в порядке, — ответил дядюшка Рэт. — Крот, — добавил он неосторожно, — собирается пройтись вместе с Барсуком, они вернутся только к обеду, а мы с тобой проведем приятное утро вдвоем, и я постараюсь, чтобы тебе было весело. Давай, будь умником, скоренько вставай. Ну кто же хандрит в такое приятное утро?
— Милый, добрый Рэтти, — пробормотал мистер Тоуд. — Как плохо ты представляешь себе мое состояние. «Скоренько вставай…» Я не уверен, встану ли я вообще. Однако не тревожься обо мне. Мне всегда так тяжело быть обузой для друзей. Но я скоро перестану вас обременять. Я надеюсь, осталось уже недолго.
— Я тоже надеюсь, — сказал дядюшка Рэт сердечно. — Ты был сущим мучением для всех нас последнее время. И я очень рад слышать, что все это скоро кончится. К тому же погода чудесная, и грибной сезон вот-вот откроется. Это нехорошо с твоей стороны, Тоуд. Не то что нам жаль своих усилий, но мы из-за тебя столького лишаемся!
— Боюсь, как раз вам жаль именно своих усилий, — проговорил Тоуд томным голосом. — Я могу это понять. Это естественно. Вы устали от забот обо мне. Я не должен больше просить вас ни о чем. Я — тяжкое бремя, я понимаю.
— Конечно, — сказал дядюшка Рэт. — Но скажи, в чем твоя просьба, я что хочешь для тебя сделаю, только бы ты стал снова разумным зверем.
— Если бы я мог поверить, Рэтти, — пробормотал Тоуд еще более слабым голосом, — я бы попросил тебя, это уже, наверное, в последний раз, сходить в деревню, и побыстрее, потому что уже и сейчас может оказаться поздно, и привести ко мне доктора. Впрочем, не тревожь себя. Тебе это только беспокойство, может, лучше пусть все идет как идет.
— Да ты что, зачем тебе доктор? — спросил дядюшка Рэт, подходя поближе и внимательно вглядываясь в него.
Тоуд лежал неподвижно, распластавшись, голос его был слаб, и вообще он был какой-то не такой.
— Ты наверняка заметил в последнее время… — пробормотал Тоуд. — Впрочем, зачем? Замечать — это только себя беспокоить. Завтра, конечно, может быть, ты себе и скажешь: «Ах, если бы я только заметил раньше. Ах, если бы только я что-нибудь предпринял!» Но нет. Это все только одно беспокойство. Не обращай внимания, забудь, что я сказал.
— Послушай-ка, старина, — сказал дядюшка Рэт, начиная тревожиться. — Конечно, я схожу за доктором, если ты серьезно думаешь, что он тебе нужен. Но с чего бы тебе стало вдруг так плохо? Давай-ка поговорим о чем-нибудь другом.
— Боюсь, дорогой друг, — сказал Тоуд с печальной улыбкой, — что «поговорить» в данном случае вряд ли поможет, да и доктор поможет вряд ли… Но нужно ухватиться хотя бы за соломинку. Да, и по пути к доктору — хотя мне просто невыносимо нагружать тебя лишним поручением, но ты будешь идти мимо — попроси, пожалуйста, нотариуса наведаться ко мне. Это было бы удобно. Бывают моменты, скажу точнее — настает момент, когда приходится сталкиваться с неприятными обязанностями, какой бы ценой они ни доставались измученной душе.
— Нотариуса? Должно быть, ему в самом деле плохо, — сказал себе перепугавшийся дядюшка Рэт, выбегая из комнаты, но не забывая как следует запереть дверь.
Выйдя из дома, он остановился в раздумье. Двое товарищей были далеко, и ему не с кем было посоветоваться.
«Наверное, лучше сделать все возможное, — подумал он, — и раньше бывало, что Тоуд воображал себя смертельно больным, но я ни разу не слыхал, чтобы он заговаривал о нотариусе. Если с ним на самом деле ничего не происходит, доктор просто скажет ему, что он осел, и подбодрит его, а это уже кое-что. Сделаю ему это одолжение, схожу, это ведь много времени не отнимет».
И Рэт помчался в сторону деревни, для того чтобы выполнить акт милосердия.
Мистер Тоуд легко спрыгнул с кровати, как только услыхал, что ключ повернулся в замке, и наблюдал за другом в окно, с нетерпением ожидая, когда тот скроется из виду. Затем он от души посмеялся, надел самый лучший костюм из тех, что оказались в комнате, набил карманы деньгами, которые достал из ящика туалетного стола; потом связал простыни узлами и, устроив из них импровизированную веревку, закрепил ее за центральную раму старинного, в стиле Тюдор, окна, которое придавало такой элегантный вид его спальне; потом выбрался через это самое окно, легко соскользнул на землю и, взяв курс в направлении, противоположном тому, куда ушел дядюшка Рэт, двинулся в путь, легкомысленно насвистывая веселый мотивчик.
Для дядюшки Рэта настал довольно мрачный час, когда Барсук и Крот наконец вернулись. Бедняге пришлось предстать перед ними со своим прискорбным и неубедительным изложением событий.