— Да ты и лгешь, — говорит мужик.
— Коли мне не веришь, так позовем моего товарища. Хоть мы с ним рассердивши, а солгать не даст!
— А где он?
— Да вон в избе!
Привели Подлыгалу.
— Правда ли твой товарищ про дерево рассказывал, будто с рождества до пасхи только корень вывезли?
— Нет, что не видал, то не видал, и лгать не буду! А вот дом видать видывал, с одного дерева выстроен. Как зашел я, вижу избу, ходил-ходил — заблудился. В одной половине мужики водку пьют, в другой свадьбу играют, в третьей сватьи дерутся! Насилу люди вывели...
Видит мужик, что не лгал Лгало, и проиграл сто рублей. Разделили деньги поровну и в другую деревню идут. Один в одну избу, другой в другую, будто рассердивши.
Стали Лгалу ужином кормить, щей налили. Лгало капусту похваливает. А хозяин и рад.
— Да, такой капусты во всем свете нет. Таких кочанов отродясь не видывал никто.
— Ну, я-то поболе видывал, — подраздоривал мужика Лгало.
— Где?
— Давай заложимся по сту рублей!
— Давай!
Заложились и деньги на стол выложили.
— Шел я раз по полю, — врет Лгало. — И в поле рос кочан. Как зашла туча, как пошел дождь, так целый полк солдат под кочном спрятались. Вот это кочан!
— Да ты лгешь!
А коли не веришь, так позовем моего товарища! Хоть мы с ним и рассердивши, а только солгать не даст!
Привели Подлыгалу.
— Правда ль, что твой товарищ кочан такой видывал, что целый полк спрятался?
— Нет, — говорит Подлыгала, — что не видал, то не видал, и лгать не стану! А видел, как кочан с земли тащили. Запрягли двенадцать лошадей и то еле-еле вытащили...
Видит мужик, что проиграл, и отдал сто рублей!
Лгало да Подлыгало разделили деньги поровну и в другую деревню пошли. Лгало в одну избу, Подлыгало в другую — будто рассердившись. Лгалу обедом кормят, гороху дают. Лгало горох похваливает. А хозяин рад.
— А только это не горох! Вот я видывал горох так горох. Одна стеблина с дуб толщиной, а струк в небо уперся.
— Да ты лгешь!
— Зачем лгать; не веришь, давай заложимся по сту рублей!
— Давай!
Заложились. И деньги на стол выложили.
— Позовем моего товарища, он не даст соврать, хоть мы с ним и рассердивши.
Позвали Подлыгалу.
— Правда ль, твой товарищ видел горох в дуб толщиной, а струк в небо упирается?
— Нет, что не видал, то не видал, и лгать не стану. А вот видел, как горошком улицу мостили, а в гороховине через реку двадцать человек зараз переплывали!
Видит мужик, что проиграл, и отдал сто рублей! Разделили Лгало да Подлыгало деньги поровну и пошли далее...
[Скупой старик]
В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистой. Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да на снох посматривает: то на ту, то на другую, а сам ничего не ест. Вот, глядя на него, и снохи тоже поглазеют-поглазеют, да и полезут вон из-за стола голодные.
А старик опосля, только что уйдут они по работам, втихомолку наестся, напьется и разляжется на печи сытехонек.
Вот однова отпросилась меньшая сноха и пошла к своему отцу, к матери и стала жаловаться на свекора:
— Такой-де лютой, ненавистной! Жить нельзя, совсем есть не дает, все ругается: «Ненаеды вы едакие!».
— Хорошо, — говорит ей отец, — я приду к вам в гости, сам посмотрю ваши порядки.
И погодя денек-другой, пришел он к старику вечером.
— Здорово, сват!
— Здорово!
— Я к тебе в гости. Рад ли мне?
— Рад — не рад, делать нечего, садись, так и гость будешь!
— Как моя дочушка живет, хорошо ли хлеб жует?
— Ништо, живет себе.
— Ну-ка, сватушка, соловья баснями не кормят; давай-ка поужинаем, легче говорить будет.
Сели за стол. Старик нарезал хлеба, сам не ест — сидит, все на снох глядит.
— Эх, сват, — говорит гость, — это не по-нашему: у нас нарезал хлеба да поел, еще нарезал — и то поел. Ну, вы, бабы молодые! Больше хлеба ешьте, здоровее будете.
После ужина стали спать укладываться.
— Ты, сват, где ляжешь? — спрашивает хозяин.
— Я лягу на кутничке.
— Что ты! Я тут завсегда сплю, — говорит старик: вишь, в куте у него спрятаны были яйца, хлеб и молоко. Ночью, как заснут в избе, он украдкою встанет и наестся вдоволь.
Сват это дело заприметил:
— Как хочешь, — говорит, — а я лягу на кутничке.
Вот улеглися все спать. В самую как есть полночь старик ползком-ползком да прямо в залавок — скрип! А гость еще с вечера припас про него ременной кнут: как вытянет свата раз, другой, третий — сам бьет да приговаривает:
— Брысь, окаянная! Брысь!
Пришлось старику не евши спать.
Вот так-то прогостил сват у свата целых три дня и заставил надолго себя помнить.
Проводил его старик и с тех пор полно — перестал у снох во рту куски считать.
Петухан Куриханыч
Жила-была старуха, у нее сын Иван. Раз Иван уехал в город, а старуха одна осталась дома. Зашли к ней два солдата и просят чего-нибудь поесть горяченького. А старуха скупа была и говорит:
— Ничего у меня нет горяченького, печка не топлена и щечки не варены.
А у самой в печке петух варился. Проведали это солдаты и говорят между собой:
— Погоди, старая! Мы тебя научим, как служилых людей обманывать.
Вышли во двор, выпустили скотину, пришли и говорят:
— Бабушка! Скотина-то на улицу вышла.
Старуха заохала и выбежала скотину загонять. Солдаты между тем достали из печки горшок с похлебкой, петуха вынули и положили в ранец, а вместо него в горшок сунули лапоть.
Старуха загнала скотину, пришла в избу и говорит:
— Загадаю я вам, служивые, загадку.
— Загадай, бабушка.
— Слушайте: в Печинске-Горшечинске, под Сковородинским, сидит Петухан Куриханыч.
— Эх, старая! Поздно хватилась: в Печинске-Горшечинске был Петухан Куриханыч, да переведен в Суму-Заплеченску, а теперь там Заплетай Расплетаич. Отгадай-ка вот, бабушка, нашу загадку.
Но старуха не поняла солдатской загадки.
Солдаты посидели, поели черствой корочки с кислым квасом, пошутили со старухой, посмеялись над ее загадкой, простились и ушли.
Приехал из города сын и просит у матери обедать. Старуха собрала на стол, достала из печи горшок, ткнула в лапоть вилкой и не может вытащить. «Ай-да петушок, — думает про себя, — вишь как разварился — достать не могу». Достала, ан... лапоть!
Ленивая жена
Жил муж с женой.
Жена была ужасно ленива. Ей ничего не хотелось делать, и до того дошло у них, что не было рубашки.
Муж и говорит:
— Жена, что же ты не работаешь?
А жена отвечает:
— Мне некогда!
— Что же ты не прядешь?
— У меня мотовила нет; поди же ты сходи в лес, сруби дерево и сделай мне мотовило; я и стану прясть.
Муж взял топор и пошел в лес. А она ему и сказала, где и какое дерево срубить; а сама по другой дороге убежала; нашла пустое дупло, да в него села.
Муж приходит, начинает рубить дерево; а она оттуда и говорит:
— Мужик, не делай мотовила: жена умрет!
Сделать мужику хотелось, да и жалко, что жена умрет; он и не стал делать мотовила.
А она вперед его успела прибежать и легла на печку.
— Муж, что же ты мотовила не сделал?
— Да вот, так и так!
— То-то и дело.
Только через несколько времени мужик опять пошел мотовило делать.
Она опять прибежала другой дорогой и то же кричала. Так он и не сделал мотовила.
И в третий раз тоже.
В четвертый раз взял да и срубил.
— Пусть, — говорит, — жена умрет, а сделаю мотовило.
Сделал мотовило, приносит домой; а жена раньше его прибежала, легла на печку.
Муж и говорит:
— Вот тебе, жена, и мотовило!
— Ну, как же я буду прясть? Ведь, как сяду, так и умру!
Вот она берет льну, садится прясть; напряла нитку, другую; а третью стала прясть, стала у нее рука опущаться, а потом и сама повалилась; упала и захрапела, начала умирать. Муж и догадался, что она привередничает.
— Жена, не умирай! Я тебя воскрешу!
Она ему ничего не отвечает; дух стал захватываться.
— Жена, никак ты кончаешься?
Взял да плетью ее и начал бить.
Как она вскочила, давай бежать.
Он бил ее до тех пор, пока она созналась, что это все от лени; и стала она с тех пор рукодельная, и стали они хорошо жить.
[Неумелая жена]
Мужик стащил в лавке куль пшеничной муки. Захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами поподчивать. Принес домой муку да и задумался.
— Жена! — говорит он своей бабе, — муки-то я украл, да боюсь — узнают! Спросят: отколь ты взял такую белую муку?
— Не кручинься, мой кормилец! Я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных!