— Ночуй! Лезь вон на палати против печи!
А нет того, чтоб меня покормить!
По убогому делу случилось, что родить пришлось попадье; за бабкой сходить некому.
— Ах, — вздумал поп, — у меня прохожий человек ночует; попрошу его.
А идти через реку.
— Встань, брат, сходи за бабкой, вон деревня на горке стоит! Да она пешая не пойдет, возьми детскую тележку.
Отдал мне тележку, отправился я за бабкой. Приезжаю я к бабушке.
— Бабушка, поп просит вас, попадья там мучится.
Баба рада, сейчас сбирается: бабы охотники бабить. Вышла, села в тележку, стал я под горой спускаться; я ж голодный, немолодой, спотыкнулся, тележка мимо меня под горку да с бабой в воду. Стал я на берегу думать, что мне теперь делать? Ти к попу идти, ти совсем уйти!
Надумал не плошь этой сказки: пойду к попу опять, скажу, что меня не послушалась, не поехала, идите сами; у него хошь хлеба край тем часом украду, да и уйду!
Прихожу к попу.
— Батюшка, меня старуха не послушала, потому незнакомый человек, просит вас!
— А где тележка?
— Тележка у бабы осталась.
Они уже тут с попадьей распорядились, небабиного ребеночка положить перед богом за столом на лавке.
— Ну, вот тебе рубиха (чем бабы белье бьют), карауль ребенка, чтоб кот не унес, а попадья другое дело справит.
Я сидел, сидел, задремал; ниоткуль не бывши, идет кот по лавке; я хотел кота, да по ребенку! Забил его до смерти! Покуда я ребенка забил, бежит поп, сердитый, кудлами трясет, заорал:
— Ты мне бабу залил, ребенка забил! Что с тобой делать?
Сходил за дьячком, привел дьячка.
— Давай до света свяжем его и представим в суд в город; он пролыга какой ходит!
Ну что делать? Дождалися дня.
— Я с ним пешой не пойду, запрягай лошадь!
Поп сел на лошадь, а меня сзади привязал на веревочку, ведет. Ехали мы, ехали. Встречается с нами на хорошей лошади дворянин, командирин господской. Лощадь у его полтораста рублей стоит. Хотел от попа отворотить в сторону, лошадь и утопил.
— Батюшка, постой, пособите мне кобылу выпростать, утопла!
— Во проси моего разбойника, а я не полезу в воду мочиться.
— Дядюшка, пособи мне лошадь выпростать, я тебе дам две гривенки за работу.
Я загодя расчислил, что себе два фунта хлеба куплю (две гривенки медных, это шесть копеек по тому время).
Ну, взял кобылу за хвост, подобрал его порядком, как дернул сгоряча, хвост по самую седелку со шкурой ободрал!
— Как же мне теперь к барину показаться! Он убьет до смерти! Кобыла полтораста рублей стоит!
Значит, и тот на меня жаловаться!
Повели меня в Белую. Судьи поглядели один на одного, усмехнулись.
— Как же будем судить? С этого взять нечего, что привели! — переговариваются сами собой.
Говорят попу:
— С виновника по сто рублей!
На попа:
— Ну, жалуйся на своего арестанта.
— Как же не жаловаться на него! Попросился на ночь, я его пустил, всходилась моя хозяйка родить. — «Съезди за бабкой на детской тележке!». Он бабку взял, посадил, да в реку и упустил, да пришел — меня обманул, что «со мной не едет, иди сам!». Я пошел, заставил его ребенка караулить, чтоб кот не унес, он мне ребенка забил!
— Ну как же ты так сделал, что ребенка забил?
— Я трое суток не евши, послал он меня, я ослабши, ноги посклизнулись, я бабу под горку и упустил. Я хотел у него хлеба украсть, а он посадил меня ребенка караулить. Хотел кота, да по ребенку и угодил!
— Ну, поп, ты и виноват выходишь, ты бы его накормил, напоил... теперь сто рублей с тебя!
— А нет! Я так не заплачу!
— Не хошь платить, отдай ему попадью, пока она с ним другого тебе ребенка приживет.
— А нет! Я так не хочу!
Вынимает сто рублей, кладет на стол.
— Ну, ты, господский командирин, жалуйся!
— Я так и так, ехал по своему делу, встретил попа этого самого, свернул с дороги да коня утопил. Попросил помочь коня выпростать. Он, разбойник этот, за хвост как дернет, хвост и оторвал. Нельзя к барину ехать.
— Ну отдай кобылу ему, пока хвост отрастет!
— Нет, мне никак нельзя господскую лошадь отдать.
Ну и тот сто рублей отдал.
Отправили меня на родину, поделимши деньги эти на три части! Ну, и кончилось дело на этом!
На суде
Мужик вывел на базар продавать быка. Подходит покупатель, сторговал у мужика быка, дал задатку, указал, куда вести его, в такой-то дескать дом.
Ведет мужик быка; попадается ему навстречу еще купец:
— Мужик, продай быка!
— Изволь, господин купец.
Сторговались, и этот дал задатку, указал куда вести:
— Я, — говорит, — сейчас приду!
Повел мужик быка дальше. Подходит третий покупатель, и с этим сторговался, взял и у этого задаток, ведет с ним к нему быка, а тут и прежние двое покупателей подошли: тот тащит к себе покупку, другой — к себе...
Дело добром не уладилось, пошли в суд. Покуда просители объясняли судье свое дело, мужик стоял в прихожей.
К нему выбегает чиновник и говорит мужику:
— Если дашь мне на чай, я тебя научу, как оправдаться!
— Сделай божескую милость, батюшка, будь отцом родным — заплачу!
— Идет. Что бы тебя ни спросили, сперва отвечай: «Ну так что?», а потом — «вот еще!».
Позвали мужика пред судью.
— Ты, мужик, вот этому купцу продал быка? — спрашивает судья.
— Ну так что? — говорит мужик.
— А деньги получил?
— Вот еще!
— А этому продавал?
— Ну так что?
— А деньги получал?
— Вот еще!
— Ну, и этому продавал?
— Ну так что?
— А деньги получал?
— Вот еще!
— Да что ты сумасшедший, что ли?
— Ну так что?
— Пошел вон, вот я тебя в кутузку запрячу!
— Вот еще!
Только мужик за порог вышел, как чиновник догоняет его:
— Давай, мужик, обещанное, ты обещал мне на чай!
— Ну так что?
— Давай, братец!
— Вот еще!
Так и отбился этим мужик.
Сказка о ерше
В некотором царстве, в некотором государстве, король на королевстве, на ровном месте, как на бороне, выехал ершишка в липовых санишках, в берестяных лаптишках. Становился этот ершишка на калиновый мостишка, мостишка обломился, ершишка в воду ввалился и напросился к Щуке-Калуге ночь переночевать, день передневать, платье пересушить и все крепости пересмотреть.
Щука-Калуга пустила и про ерша баенку стопила. Этот ершишка ночь переночевал, день передневал, платье пересушил, крепости пересмотрел и в баенку сходил. Этот ершишка на Ораске озере валяется, на озеро Ораско похваляется: хочет всю рыбу победить, головней покатить, большую колоть, а маленькую вон гнать.
Вот рыбка испугалась, становится вкруг и думает думу вдруг:
— Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого будем посылать к Сому-большим усам, судье праведному? Посылать и не посылать рыбину Щуку?
Щука и говорит:
— Я, Щука, щекотлива, на речах смутлива, скажет: «Зачем ... пришла? Я тебе говорю, ты вон пошла!».
Рыбка опять становится вкруг и думает думу вдруг:
— Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого будем посылать к Сому-большим усам, судье праведному? Послать и не послать рыбину Окунь?
Окунь и говорит:
— У меня глаза посоловевши, крылья подопревши, скажет: «Не успел глаз налить, да пришел ко мне говорить? Я тебе говорю, что ты вон пошел!».
Опять рыбка становится вкруг и думает думу вдруг:
— Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого будет послать к Сому-большим усам, судье праведному? Послать и не послать рыбину плотицу?
Плотица и говорит:
— У меня глаза красны, крылья подопревши, скажет: «Зачем, пллёха, пришла? Я тебе говорю, вон пошла!».
Опять рыбка становится вкруг и думает думу вдруг:
— Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого будет послать к Сому-большим усам, судье праведному? Послать и не послать рыбину налим?
Налим и говорит:
— У меня губы толсты, брюхо передавится, скажет: «Зачем, шипялюн, пришел? Я тебе говорю — вон пошел!».
Рыбка опять становится вкруг и думает думу вдруг:
— Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого бы послать к Сому-большим усам, судье праведному? Послать и не послать рыбину-карась?
Карась и говорит:
— Давно я дожидался этого от вас!
Рыбина-карась вставала раненько, умывалася беленько, и поскакал к Сому-большим усам, судье праведному. Прискакал, — Сом спит. Он раз хвостом плеснет, другой раз плеснет, третий, — Сом пробуждается и спрашивает:
— О чем ты, карась?
— Сейчас, сударь, только до вас.
— О чем же?
— Да вот ершишка на Ораске озере валяется, на озеро Ораско выхваляется, хочет всю рыбку победить, головней накатить, большую колоть и маленького вон гнать. Мы испугались!