Ага, мотнул своей рыжей копной Кузька, — тебе у меня понравится. А каких пирогов бабка Настасья напекла! А блины! Объедение.

— Со сметанкой? — заинтересованно спросил Нафаня.

— И со сметанкой, и с медом, и со всеми другими удовольствиями.

Вот наконец и деревенька показалась. Идут домовые по улочкам, да что-то не так вокруг. Тишина какая-то необычная.

Вдруг увидел Кузька, что гуси над своим корытом застыли. Как наклонили голову, так и стоят. И не пошевелятся. И голос не подадут. Глаза закрыты, будто спят.

— Эко, как их разморило, — удивленно отметил Кузька, — заснули на ходу.

Но потом еще более странное показалось. Около избы одной собака на задних лапках застыла, а перед ней девчушка какая-то с кусочком хлеба стоит. Вроде как и дает его, но в то же время никак не даст. У обеих глаза закрыты, и стоят застывшие.

А как в избу свою Кузька Нафаню привел, так и сел на пол. Бабка Настасья, нагнувшись, перед печью стоит, огонь в печи не колыхнется, Анютка в погребицу за молоком полезла и на лестнице заснула.

— Ой беда непонятная приключилася, — запричитал домовенок. — Все спят. Что-то неправильное! Ужасное! Ой-ой-ой!

— Вот те раз, — плюхнулся на пол рядом с Кузькой Нафаня, — вот и приехал, называется. Поздравить друга с днем рождения, называется.

— Что же делать мне? — спросил маленький домовенок. — Как деревеньку и всех, кто живет в ней, спасти, от беды отвести? Как разбудить?

Кинулся Кузька в свой уголок, вытащил оттуда сундучок чудесный, открыл крышку и заглянул туда. Но ничего, кроме сказок, там не было. Развернулась одна сказка и стала про прекрасную царевну нашептывать. Кузька глаза прикрыл, улыбнулся и сидит, слушает. Тут Нафаня подошел и крышку сундука закрыл.

— Не время сказочками баловаться. Не найдешь ты здесь ответ на свой вопрос. Чего доброго, еще и сам в сон провалишься. Буди тебя потом. Думай, Кузенька, думай, что делать-то будем.

Залился домовенок горькими слезами, пыль дорожную по лицу размазал, сидит, волосы на голове ерошит, причитает:

— Пропал я, домовой, несчастный я, несчастный!

— Радуйся, что сам не заснул, — рассудительно сказал Нафаня. — Вот если бы не пошел меня встречать, не ушел отсюда, то сидел бы сейчас под кусточком, пятый сон смотрел. А так как ты в полном уме и здравии, то спасешь свою деревеньку. Да еще и я с тобой. Справимся сообща.

— И вправду, — вдруг понял Кузька, — что бы я делал тут в одиночестве? Как все-таки хорошо, что ты есть у меня, Нафаня.

— Ладно сентименты разводить, — проворчал Нафаня.

— Что разводить? — не понял Кузька.

— Мал еще взрослые слова знать. Чувства, значит, — как мог объяснил друг.

Некоторое время оба молчали, думая, что же теперь предпринять можно. Никто из них пока не знал, как помочь деревеньке и, вообще, что за напасть такая приключилась.

Тут Нафаня радостно полез в свою котомку.

— Я тут тебе подарочек приготовил, — сказал он.

— Да какие сейчас могут быть подарочки в самом деле, — отмахнулся Кузька, — не до них мне, не до них.

— А ты не отпирайся раньше времени. Подарок не простой, а волшебный.

Кузька вытер слезы и с интересом посмотрел на то, что достал Нафаня. А достал гость из котомки большую старинную книгу. Вид у нее был не очень красивый — вся потрепанная, даже названия не прочитаешь.

— Нафаня, так я читать не умею, — снова заплакал маленький домовенок. — Ты по что надо мной глумишься?

— Говорю тебе, книга — волшебная. Читать умеешь — хорошо, а не умеешь — так все тебе в картинках привидится. Только надо суметь докумекать, что к чему.

Кузька пошел, ручки свои чумазые помыл, потом вернулся и взял книгу в руки.

— Такой книгой можно жуков давить. Сразу нескольких. — Потом домовенок открыл первую страницу.

— Здесь собраны все чудеса чудесные, все странности странные. Все, что есть на белом свете, тут имеется. Про многое прописано, — пояснил Нафаня.

— Вот спасибо за подарочек! Такой всегда в хозяйстве сгодится-пригодится. Да и для скуки места не останется. Открывай и дивись невидали всякой, — обрадовался Кузька и начал страницы листать.

— Да ты не так! — подошел Нафаня и отнял книгу. — Ты подумай о том, что тебя сейчас волнует, и спроси у книги совета. Она тебе сама покажет, где смотреть надобно, страницу нужную откроет.

Взял Кузька книгу снова, крепко зажмурил свои глазки и подумал о том, что могло случиться с его деревенькой. Потом открыл глаза и попросил:

— Книга волшебная, помоги мне советом своим. Скажи, кто на нас напал, кого винить в бедах горьких, кто усыпил всех сном странным? Скажи-подскажи.

С этими словами раскрыл книгу наугад. Смотрит Кузька, понять ничего не может. Сидит какая-то бабуся на кочке болотной, глаза полуприкрыты, руки плетьми висят, а вокруг нее вся живность застыла. Лягушки — кто на берегу, кто в прыжке, кто в воде. Стрекозы на тростнике сидят, не шевелятся. В кустах зверек спрятался, один хвост торчит, но и тот не двигается.

— Кто же это? — повернулся Кузя к Нафане.

Заглянул друг в книгу волшебную, ладошкой своей рот прикрыл.

— Да это ж Дрема дремотная, бабка болотная! И до вас добралась!

— Расскажи про нее, что за нечисть такая? — попросил Кузька.

— Слышал я, что живет она на болоте и спать очень любит. Но не спится ей иногда, когда сил не хватает. Вот тогда она себе жертву ищет, кого усыпить можно. Потом силу отнимает и снова дремать начинает. Очень уж хитрая бабуся. И как справиться с нею, я не знаю.

— Посмотри, Нафанюшка, а в книге твоей волшебной ничего об этом не сказано?

— Не моя она, а твоя. И ничего про это не сказано.

— Все равно, — решился маленький до-мовенок, — надо нам идти на болото и искать гадюку эту болотную, а что дальше — там видно будет.

— Только сначала банька, — Нафаня показал на себя. — Смотри, какой я грязный. И вечер уже. Сейчас в баньке попаримся-распаримся, а завтра с утра в путь-дорогу двинемся.

— А ты думаешь, мы сможем баньку-то истопить? Ведь все замерло, — спросил Кузька.

— Это-то замерло, что раньше двигалось, а мы сейчас свой огонь, новый разведем. Он и будет гореть.

Солнышко проснулось и стало щекотать домовых, мирно спящих в большой корзине с соломой. Они почувствовали приятное тепло и открыли глаза.

— Пора, — сказал Нафаня, — собирай плюшки в дорогу, воды наливай во фляжечку и пойдем.

— Да, — сказал Кузька, снова посмотрев вокруг себя и увидев ту же картину, что и вчера, — книгу еще надо взять.

— Бери, коль не лень, — сказал Нафаня и размял свои ножки.

Друзья собрали все, что им могло пригодиться в пути, вышли из дому и пошли через деревеньку. Как им тяжело было видеть то, что произошло. Ни с кем не поговоришь, никого ни о чем не спросишь. Все молчат — спят. И знают домовые, что только от них зависит судьба всех жителей.

Разговаривать совсем не хотелось. Кузька и Нафаня шли молча, изредка переглядываясь, как бы решая, куда дальше путь держать.

На пригорке, сразу за речкой, показался лес. Друзья все шли, надеясь встретить хоть кого-то, кто мог бы им рассказать об этой самой Дреме. Ведь не может же такого быть, чтобы никто в лесу не знал, как ее можно победить. А это выяснить надо было обязательно.

Но случилось так, что все зверушки и другие обитатели леса куда-то то ли попрятались, то ли исчезли совсем.

— Сколько идем, а никого не встретили, — с обидой в голосе сказал Нафаня. — Где же твои знакомые да друзья?

— Сам удивляюсь, — кивнул головой Кузька, — обычно, не успеешь и шагу ступить, как со всех сторон тебя встречают, здороваются, новостями делятся. А сегодня нет никого.

— Тут тоже чем-то нехорошим пахнет.

Маленький домовенок принюхался. Даже уши от напряжения зашевелились.

— Не знаю, мне ничем не пахнет, — сказал он.

— Да я не в прямом смысле. Я имею в виду, что тоже, наверное, случилось что. Может быть, Дрема тоже здесь побывала. Но тогда где спящие? Нету их. Заранее попрятались? — предположил Нафаня.

— Ладно. Дойдем сейчас до большого пня, где лешие живут. Там поищем ответа. Обычно старый дедушка моего друга Лешика никуда из него не выходит. Он всегда на месте. И спать ему рановато — зима еще не наступила, — Кузька посмотрел по сторонам, выискивая тропинку, что вела к заветному пню.

— Вон она, нам по ней идти надобно.

И друзья снова пошли. Вдруг они заметили, как пролетела стайка птиц.

— Эй, птички-невелички, — окрикнул их маленький домовенок, — спуститесь к нам, разговор есть.

Птицы услыхали, удивились, но все-таки присели на соседнем кусточке.

— Вы зачем в лес забрели? — спросила одна из них.