Был поздний вечер, и чёрный Шлаковый пустырь стал ещё чернее. Как всегда, розовое зарево загорелось над главными улицами города. По автостраде вдалеке проносились со свистом машины, лягушки заливались в болотцах, а по реке плыли к выходу в море разноцветные огоньки судов, и волны, набегая на берег, слегка покачивали стоявшие на приколе заброшенные железные баржи, и они тихонько поскрипывали, вспоминая старые дни, когда они ещё не были такими ржавыми, и у них на борту тоже горели цветные огоньки, и они плавали по реке и тоже уходили в море…

В густых лопуховых зарослях возле заброшенной канализационной трубы слышалось приглушённое мяуканье.

Мухолапкин мяукнул диким котом, прислушался и мяукнул погромче.

В ответ невдалеке кто-то пискливо мяукнул кошкой. «Неплохо, — с удовлетворением подумал Мухолапкин. — Близнецы начинают понемногу разбираться в тайной сигнализации». Но тут впереди кто-то потихоньку тявкнул собакой. Странно!.. И тут издали кто-то ещё подал сигнал грубоватым мяуканьем.

Через минуту Мухолапкин едва поспевал поворачиваться во все стороны казалось, весь пустырь подаёт условленные и неусловленные сигналы! Что это могло значить?

Вот опять кто-то тявкнул собакой… Слегка взвизгнул щенком. И тут же из зарослей выскочил самый настоящий щенок, а вдогонку за ним — незнакомый мальчик с обрывком одеяла в руках. Сделав отчаянный бросок, он накрыл убегавшего щенка одеялом, туго запеленал его и прижал к груди.

С другой стороны, спотыкаясь, выползли близнецы, мяукнули и остались стоять, оглядываясь по сторонам.

Девочка сказала:

— По-моему, вот из этого куста мне послышалось мяуканье дикого камышового кота…

— Ясное дело, дикого! — раздражённо прошипел Мухолапкин, вылезая из куста и поднимаясь на ноги. — А как очутился тут этот парень со щенком?

— Ты уж не злись, пожалуйста, — умоляюще сказала девочка. — Мы ему только сказали, чтоб он на всякий случай приходил сюда, к заброшенной трубе, когда стемнеет. И мы взяли с него очень хорошую клятву, что он будет молчать. Вот он и принёс сюда своего щенка.

— Да, и я ещё раз могу поклясться: я человек верный! — сказал мальчик со щенком в одеяле. — Я только одной девочке обещался помочь. У неё должны отобрать кролика, который очень дружит с её кошкой. Это она там мяукала. И она даст клятву… девочка, а не кошка, я говорю…

— Хорошенькое дело! — строго прошипел Мухолапкин. — Хорошенькая это будет тайна, если все кругом переклянутся и все будут знать! А кролик тоже тут?

— Я же говорю, они с кошкой друг без друга не могут.

Мухолапкин махнул рукой:

— Ладно уж. Держите вы своих зверей покрепче, чтоб больше не выскакивали и не подавали сигналов. Валяйте за мной в трубу…

Он зажёг фонарик и пошёл впереди, освещая дорогу. Следом за ним двинулись близнецы, потом мальчик со щенком, за ним девочка с кошкой и кроликом, а затем ещё один мальчик с живым свёртком под мышкой, ещё две девочки, ещё четыре мальчика…

Добравшись до другого конца трубы, Мухолапкин стал у выхода и начал пропускать мимо себя по одному всех заговорщиков, и у него чуть ноги не подкосились, когда они потянулись мимо него, робкие, сконфуженные и умоляющие, но непреклонные, длинной цепочкой.

Так они длинной вереницей промаршировали оставшийся путь по пустырю и, добравшись до калитки, потихоньку постучали.

Коко отворил им калитку, к которой теперь был привинчен новенький стальной запор, пропустил всех во двор, приговаривая:

— Скорей… живей… бегом проходите, сюда!.. Ничего себе улов! Это кто? А, кошка. Сажай её вот в эту корзину с крышкой. Собачонку — сюда! Кролика сажать к кошке? Ладно, усаживайтесь!.. У кого-нибудь ещё есть белки? С белками подойдите сюда. Вот беличье отделение!.. Барсук? Этого придётся подержать на верёвочке… А теперь, ребята, живо бегите по домам. И не забудьте: проболтаетесь — и крышка всем вашим белкам, щенятам и кошкам! Прощайтесь, и живо!

Ребята торопливо в последний раз погладили, приласкали и успокоили своих зверей. Близнецы наклонились над корзиной с Тузиком, и девочка, сделав вид, что ей необходимо что-то важное шепнуть ему на прощанье, торопливо чмокнула его в пёстрый шелковистый лоб. Мальчик укоризненно ткнул её локтем в бок и только слегка подёргал Тузика за ухо на прощанье, и оба они шмыгнули носами и хныкнули одновременно.

После этого все ребята кинулись врассыпную через пустырь по домам. Только Мухолапкин задержался на минутку, чтобы небрежно спросить:

— Да!.. Позабыл спросить, как там ежака мой себя чувствует? Ничего? Топает? — и, замерев от волнения, слушал ответ.

— Он, кажется, подружился с поросёнком, — значительно шепнул Коко.

И Мухолапкин вприпрыжку помчался домой, смеясь от радости.

амак, натянутый между двух деревьев, плавно покачивался над кудрявой зеленью морковки, петрушки и артишоков, а в гамаке покачивался Коко с газетой в руках. Посреди газеты он проткнул пальцем дырочку, через которую мог наблюдать за одной стороной забора, а роговые очки (оставшиеся от старой цирковой пантомимы) давали ему возможность видеть всё, что у него происходило за спиной: в одно из стёкол было вставлено круглое зеркальце.

Сама газета его ничуть не интересовала, в ней только повторялись малоприятные обещания «очучелить» или даже «расплющить» под прессом всех, кто будет мешать всеобщей автоматизации или недостаточно восхищаться Новым Порядком.

Так, притворяясь беззаботно отдыхающим дачником, ничего не подозревающим и беспечным, Коко зорко наблюдал и ждал.

На душе у него было тяжко и тревожно. Старый друг Капитан Крокус попал в руки проклятого Почётного Ростовщика, а в трёхстах метрах от того места, где качался в гамаке Коко, в заброшенной старой барже, в разных отделениях копошились, боясь подать голос, всевозможные запрещённые зверушки, мелкие и крупные. Для того чтобы выглядеть как можно более беззаботным, он принялся напевать песенку «Сладкие, сладкие грёзы». Сердце его до того было переполнено горечью, что все мысли его вращались вокруг самых горьких в мире вещей. Сначала он думал о желчных каплях. Потом о хинине. Потом о полыни. Потом о горчице. Он был очень беззаботным и жизнерадостным человеком, и потому, начав думать о горчице, он вспомнил вскоре и о сосисках. Он был очень добрый, но и очень толстый человек и так любил вкусно поесть! И после сосисок он стал думать о сладком пудинге. Это был довольно большой горячий пудинг на блюде. Но ему он показался маловат, и он в мыслях представил пудинг вдвое большим и причмокнул от удовольствия. Потом добавил в него побольше изюму. Облил густым душистым шоколадным соусом, и на душе у него становилось всё спокойнее и легче, и он потихоньку задремал, вдыхая аромат соуса и улыбаясь, и уронил газету так, что кончик носа высунулся в дырочку.

Вскоре за забором послышалось лёгкое равномерное сопение, потом осторожное царапанье, и над забором появился шмыгающий по сторонам стеклянный глазок, укреплённый на конце эластичной, подвижной трубочки.

Убедившись, что Коко заснул, стеклянный глаз осмотрел весь двор, и мягкий трубчатый нос засопел, втягивая в себя воздух. Затем появилось целиком над забором довольно противное существо или, вернее, аппарат — Комбинос. Обычно полиция пользовалась в своей работе обыкновенными примитивными механическими носами, умевшими только вынюхивать. А Комбинос умел ещё и подсматривать и записывать всё, что слышал и видел.

Снаружи он был похож на кастрюлю, которую перевернули вверх дном и поставили на двух очень больших ящериц или совсем маленьких крокодилов, каждый на шести быстрых, бесшумных лапках с присосками. А спереди мягко покачивалось нюхательно-записывающее приспособление с глазком наверху. В целом он был красив, как старая кастрюля, и приятен для глаз, как помесь пиявки с крокодилом.

Комбинос, осторожно нащупывая дорогу, спустился по забору во двор. Ещё мгновение, и спрятался бы, нырнув в густую траву, если бы не муравей.

Это был муравей-разведчик, посланный на поиски диких букашек, которых можно было бы, как коров, пригнать в муравейник или устроить на них охоту, как на стадо антилоп. Спускаясь с дерева, он обнаружил привязанную к нему верёвку, влез на неё, стараясь понять, что это такое и не пригодится ли это в муравейнике, пробежал, внимательно всё ощупывая, по газете, вскарабкался повыше и теперь стоял в нерешимости перед громадной, пышущей жаром тёмной пещерой.

«Может быть, она ведёт к центру земли? — подумал муравей. — Или за ней простираются тёплые муравейные земли, где пасутся несметные стада тучных молочных букашек? Или там скрывается злобное племя муравьев-врагов?» И муравей осторожно начал спускаться в пещеру.

Он нырнул в пещеру, которая была ноздрёй задремавшего Коко. Коко вздрогнул и чихнул. Муравья страшным взрывом вместе с потоками воздуха отбросило далеко на траву, а вспугнутый Комбинос мгновенно повернул и бросился обратно к забору и перелез через него.