— Подожди-ка! — сказал Воттак, который кое-что вспомнил. — А ты ведь как раз искал храбреца! Мы потому и познакомились. Ты ещё сказал, что вышло недоразумение.

Лев мрачно кивнул. Настала его очередь признаваться. Перемежая свой рассказ извинениями и тяжкими вздохами, он поведал клоуну о своём решении проглотить храбреца, чтобы избавиться от собственной трусости.

— Но ведь ты этого не сделал! — радостно воскликнул клоун. — А мог, возможности были. Не унывай, друг, выкрутимся как-нибудь.

Храпуша слушала разговор друзей, заливаясь слезами. Но теперь она подняла лапу в знак того, что желает что-то сказать.

— Насколько я понимаю, — и она твёрдо водрузила клюв на место, — кольцо Мустафы почернело, потому что ты не взял Льва в плен?

— Думаю, да, — ответил Воттак. При этом он попытался подмигнуть Бобу, чтобы подбодрить загрустившего мальчика, но не смог пошевелить веком.

— Ну так возьми его в плен сейчас, что тебе мешает? Минуточку, я сейчас принесу верёвку. — И она полетела к гуселёту, задержавшись на минутку, чтобы ободряюще погладить Боба по руке кончиком крыла. Очень скоро она вернулась с верёвкой в лапе.

— Вот! — сказала она. — Ответим на волшебство хитростью.

— Ничто на свете, — твёрдо сказал Воттак, — ничто на свете не заставит меня посягнуть на свободу моего дорогого друга. Я никогда этого не сделаю, даже если мне суждено оставаться синим и неподвижным до конца жизни.

— Тебе и не придётся посягать на мою свободу! — воскликнул Лев. — Я сам, по доброй воле приду в Маджистан… Даже не приду, а бегом прибегу и сдамся в плен этому твоему Мустафе!

Лев даже повеселел — таким простым и естественным казался ему найденный выход из затруднения. Он уже сделал шаг, намереваясь немедля бежать на юг, но Храпуша преградила ему дорогу.

— Да вы что, последний ум потеряли, что ли? — рассердилась она. — Зачем куда-то бежать, сдаваться, на свободу какую-то посягать? Я же ясно вам говорю: применим хитрость!

Она быстро обвязала один конец верёвки вокруг львиной шеи, а другой сунула в руку Воттака. И немедленно Боб вскочил с земли и с радостным криком подбежал к другу, и сам Воттак тоже обнаружил, что может двигаться не хуже, чем раньше. А Лев и Храпуша смотрели на них во все глаза и видели, как ярко-синий цвет постепенно бледнеет и сползает с их лиц. Не прошло и минуты, как лицо Воттака стало обычным, густо напудренным лицом белого клоуна, а к Бобу вернулись его румянец и веснушки.

— Главное, не выпускай эту верёвку из рук, — наставляла Храпуша, — и все будет хорошо. Раз ты ее держишь, будет считаться, что Лев у тебя в плену.

— Ну ладно, пойдём в одной упряжке, раз другого выхода нет, — согласился Лев. — Только ты лучше обвяжи верёвку вокруг пояса, чтобы руки были свободны.

Воттак так и сделал, хотя и подумал про себя, что быть все время привязанным ко льву не слишком-то удобно, а иногда и чрезвычайно неудобно. Но видя, что все, включая Льва, радуются найденному решению, он решил не спорить.

И вот наши путешественники погрузились в гуселёт.

— Ладно, я теперь в плену, — усмехнулся Лев. — Дальше что? Куда летим-то?

— Куда хотите, — сказала Храпуша, — не могу же я все на свете за вас решать.

Она улеглась, распластав крылья, на заднем сиденье и вскоре оглушительно захрапела.

— Полетим к Дороти! — предложил Боб. Ему пришлось кричать, потому что нормально разговаривать было невозможно из-за Храпушиного храпа. Трусливый Лев и Воттак обменялись неуверенными взглядами. У них было предчувствие, что из-за кольца Мустафы им не удастся добраться до Изумрудного города.

— Попробуем все-таки? — крикнул Воттак. — В какую сторону лететь?

— Не знаю! — проревел Лев. — Давайте взлетим повыше и осмотримся по сторонам, может, я какую-нибудь примету разгляжу.

И Воттак принялся нажимать на нужные кнопки, гуселёт взвился вверх так стремительно, что у Боба с головы слетела шапка, и он еле успел её подхватить. Грива Трусливого Льва развевалась, как флаг. К раздающемуся с заднего сиденья храпу прибавился шум, который подняли вращающиеся колеса, и Боб зажал себе уши.

Когда они поднялись метров на тридцать, Воттак перешёл на малую скорость, и гуселёт плавно заскользил над красивыми синими полями и лесами Жевакинского округа. Боб сел сзади, рядом со спящей Храпушей, и заботливо поправил ей клюв, который опять соскочил со своего крючка. Храпуша немедленно проснулась и топнула лапой, но через минуту опять захрапела. Боб смотрел на неё с удивлением: каждые три минуты она просыпалась от собственного храпа, топала лапой и засыпала опять. И если храпела она очень громко, то ногой топала тоже не тихо. Так что шум стоял большой.

— Громковата наша подружка во сне, что бы ей потише храпеть! — пожаловался Трусливый Лев. — Я сам себя не слышу. Погоди-ка, это она храпит или гром прогремел?

— Это гром! — крикнул Воттак. — Смотри, как стемнело. Надо спускаться.

— Ой, дождь идёт! — воскликнул Боб.

Воттак нажал на кнопку с надписью «увеличить скорость» и собирался нажать на другую, с надписью «снижение», но тут прямо перед головой гуселёта вспыхнул огненный зигзаг молнии. Трусливый Лев в ужасе зарычал и бросился прятаться под заднее сиденье, а заодно потащил за собой привязанного к нему за верёвку Воттака. В последний момент, пытаясь удержаться на пилотском месте, Воттак нечаянно нажал кнопку с надписью «поворот». В результате гуселёт с бешеной скоростью завертелся на месте, а его пассажиры едва не потеряли сознание от тряски и ударов о стены и сиденья.

Разбуженная ужасным шумом Храпуша обняла крылом Боба и вцепилась когтями в сиденье. Но все равно их било и трясло, а вдобавок чуть не затопило, потому что дождь полил как из ведра. Хуже всего пришлось Воттаку со Львом, которые корчились на полу. Едва клоуну удавалось кое-как подняться, как Лев, напуганный новой вспышкой молнии, начинал метаться, дёргал верёвку и снова валил его с ног.

— Помогите! Тону! — завопил Воттак после того, как это случилось в восьмой раз. При очередной вспышке Храпуша увидела, что гуселёт наполнен водой до половины, а Воттак погружен в воду с головой.

— Боб! — крикнула она. — Продержишься один? — Боб кивнул, закрыл глаза и вцепился обеими руками в сиденье. Глаза ему пришлось закрыть, потому что у него ужасно кружилась голова.

Храпуша осторожно сползла с сиденья и одним прыжком вскочила на спину Трусливого Льва. Бедный испуганный зверь так дрожал, что Храпушу стало подбрасывать верх-вниз, как мяч. Вцепившись одной лапой в львиную гриву, другой она шарила под водой, пока ей не удалось ухватиться за Воттаков пояс. Она напрягла все свои силы, вытащила клоуна, мокрого и бездыханного, из воды и устроила рядом с собой на спине Льва.

— Ну-ка, лезь на сиденье! — скомандовала она. — Ты что, хочешь утопить самого красивого человека в Стране Оз?

У Льва дрожали все четыре лапы, но кое-как он сумел взгромоздиться на сиденье. Храпуша заботливо устроила Воттака поудобнее, и он пришёл в себя. Вспомнив, что случилось, он со слезами стал умолять Льва вести себя поспокойнее и не метаться по сторонам. Когда Лев понял, что он наделал и как плохо это могло кончиться, он и сам заплакал.

— Да, плохо быть привязанным к трусу, — прорыдал он. — Но как же мне было не испугаться, когда что-то меня ударило!

— Это гром ударил, — объяснила Храпуша. — Закрой глаза и держись за сиденье, и мы с Бобом сделаем то же самое.

Она вернулась на заднее сиденье к мальчику, которого бросало из стороны в сторону, и снова крепко обхватила его крыльями. Воттак, наученный горьким опытом, изо всей силы вцепился Льву в гриву.

— Наша сила в единении, имей в виду, — проговорил он слабым голосом. — Поодиночке мы будем падать и только вместе сможем устоять. Если ты опять задумаешь прыгнуть, предупреди меня, ладно?

Лев ничего не ответил, впился когтями в кожу сиденья и крепко-крепко зажмурил глаза.

Сильный ветер свистел у них в ушах, дождь немилосердно хлестал по головам, а гуселёт, повинуясь порывам ветра, метался, вертясь, то направо, то налево, как судно, лишившееся руля и парусов.

Внезапно Храпуша, которая все же, будучи птицей, чувствовала себя в воздухе несколько получше наземных существ и сохраняла самообладание, почувствовала, что вода добралась и до ее лап,

— Мы тонем! — закричала она. — Надо вычерпывать воду! И срочно!

Так оно и было. Колеса гуселёта вращались все медленнее, потому что покрывающие их перья пропитались водой. В кабине было столько воды, что каждый раз, как гуселёт накренялся, пассажиров накрывало с головой.

— Вот уж не думал, что можно утонуть в воздухе! — воскликнул Воттак. — Что делать будем? Может, выпрыгнем?