Клюв у неё действительно был необыкновенный — он-то и насмешил Воттака больше всего. Он был длинный, синего цвета, загибался к уху и висел там на крючке, причём кончик его имел вид расширяющейся трубки.
— Клюв красивый, но почему он у тебя так изогнут? — спросил клоун, усаживаясь на траву.
— А чтобы я слышала собственный храп, — ответила Храпуша. — Я его как услышу, просыпаюсь и перестаю храпеть. — Она поправила клюв, как мы поправляем очки, и дружелюбно посмотрела на собеседника. — Правда, я очень необычная?
— Ещё бы! — воскликнул тот и даже присвистнул. — Да здесь все необычное, удивительная страна, я таких никогда не видел. Эх, кабы можно было захватить домой кой-кого отсюда!
Он задумался, потирая лоб. Ему вспомнились синебородые маджи, полулев… А теперь ещё эта странная птица!
Она была величиной с пятилетнего ребёнка. Крылья у неё были розовые, ножки коротенькие, а пальцы с когтями, наоборот, огромные. Голова напоминала журавлиную, только глаза и удивительный клюв были ярко-синие.
— А почему ты живёшь на вострове Не? — спросил клоун.
— А где же мне жить, раз я такая необычная! — гордо ответила птица. — А ты почему тут оказался?
— Я так думаю, потому что я невезучий, — ответил Воттак, грустно вздыхая. — Пошли со мной, познакомишься с моими друзьями.
— С удовольствием, — ответила Храпуша. Она наклонила голову к плечу и застенчиво взглянула на Воттака. — Знаешь, а ты очень красивый. Я тебя люблю!
Воттак чуть было снова не расхохотался, но, взглянув на Храпушу, понял, что она говорит серьёзно. Поэтому он подавил смех, чтобы не обидеть птицу, и неловко потрепал ее по голове. Потом он повернулся и пошёл назад, а птица радостно запрыгала за ним следом.
— Кого это ты привёл? — спросил Трусливый Лев, подозрительно глядя на странную спутницу клоуна. Боб, который только что проснулся, невольно рассмеялся.
— Ничего, — прошептала Храпуша Воттаку, — я понимаю и не обижаюсь. Это все потому, что я необычная.
Воттак торжественно представил друзьям новую знакомую. Храпуше опять пришлось объяснять, почему у неё такой удивительный клюв. Трусливый Лев и Боб смотрели на неё во все глаза, а она с таким же интересом рассматривала их.
— А ты случайно не знаешь, как можно выбраться с этого вострова? — спросил Лев сдавленным голосом. Дело в том, что каждый раз, когда он бросал взгляд на Храпушу, его разбирал смех.
Прежде чем птица успела ответить, Боб, который в это время смотрел на Льва, вдруг звонко расхохотался.
— В чем дело? — обиженно спросил Лев.
— Ты что смеёшься? — спросил и Воттак. Но тут он тоже поднял глаза на Льва и, зажав обеими руками рот, чуть не повалился на землю. — Перья! — воскликнул он, задыхаясь от сдерживаемого хохота. — У тебя в гриве вырос целый пучок синих перьев!
— Что-о?! — возмущённо зарычал Лев, ощупывая свою пышную гриву.
— Ничего особенного, на вострове Не все обрастают перьями, — невозмутимо прочирикала Храпуша. — И вы не исключение. Снимите шапки — и убедитесь сами.
Боб торопливо сорвал шапочку и пробежался рукой по волосам. О ужас! На самой макушке у него действительно торчали длинные жёсткие перья — не меньше десятка. Перья, как тут же сообщил ему Воттак, были ярко-красные, что удачно сочеталось с рыжими волосами. У самого Воттака перья выросли ярко-изумрудные и ничуть не жёсткие, так что, когда он стащил колпак, перья красиво нависли над правым глазом.
Всякое желание смеяться над Храпушей мгновенно исчезло у троих друзей. Да, одно дело смеяться над кем-то, кто кажется вам смешным, и совсем другое дело, когда смешными оказываетесь вы сами!
— Скоро вы полностью покроетесь перьями, не хуже меня, — усмехнулась птица, склонив голову к плечу. — Кстати, вам всем они очень идут!
— Идут?! — оглушительно заревел Лев. Вернее, он хотел зареветь, но от сильного огорчения у него получился не грозный рёв, а скорее пронзительный визг. — Ну уж нет, не желаю! Мало мне трусости, так ещё с перьями прикажете расхаживать, как курица? Нет, ни за что! — Он попытался выдернуть перья, но они держались прочно — с тем же успехом он мог попытаться оторвать себе уши.
— Нет, нам немедленно надо убираться с этого дурацкого вострова! — продолжал бушевать Лев. — Если вы ничего не придумаете, я просто спрыгну, и будь что будет! Все лучше, чем такой срам!
Боб задумался. Его-то как раз перья не слишком огорчили, и он даже решил, что при игре в индейцев они могут оказаться кстати.
— Что же, может, если у нас отрастёт побольше перьев, мы сможем улететь, — пошутил Воттак, пряча своё зелёное оперение под колпак. — Храпуша, ты не знаешь, как нам отсюда выбраться?
— Я только одно знаю, — прошептала птица, придвигаясь к клоуну поближе. — Ты ужасно, ужасно красивый! — Она закатила глаза от восторга.
— Ну, если ты не хочешь, чтобы моя красота пострадала от падения с большой высоты, придумай, как нам покинуть востров, — сказал клоун и с опаской посмотрел в сторону полянки, с которой его сбросили ночью.
— Покинуть востров можно только одним способом, — спокойно ответила Храпуша. — На королевском гуселёте.
— Что-что? — переспросил удивлённый Воттак.
— Где он? — зарычал Лев.
— Он привязан к дереву поблизости от дворца. Но нам придётся подождать, пока нейцы не пойдут на кричалку. — И птица нежно прижалась головой к Воттакову плечу.
Трое путешественников в изумлении воззрились на Храпушу, думая, что плохо расслышали. И Храпуше пришлось рассказать им кое-что об обычаях обитателей вострова Не.
Оказывается, никто из нейцев никогда не работает. Они просто не знают, что такое труд. Зато каждое утро они собираются вместе и в течение трех часов громко выкрикивают свои пожелания. В это время их нельзя беспокоить и отвлекать. Каждый старается выкрикнуть своё заветное желание как можно громче. В частности, Еслиб Дакабык потому и стал королём, что успел выкрикнуть это желание быстрее и громче всех.
— Скоро вы услышите их крики, — сказала в заключение Храпуша, поправляя клюв. — И в это-то время лучше всего вам и улететь. Потом они займутся рыбалкой, а вечер они отводят для ссор и драк. У них тут довольно однообразная жизнь — кричалка, рыбалка, перепалка — вот и вся программа.
Все это было так странно, что Воттак даже встал на голову, чтобы привести в порядок разбежавшиеся мысли.
— Но ведь не могут же они совершенно ничего полезного не делать? — недоумевал он.
— Прекрасно могут, — спокойно ответила Храпуша. — У них во всем сплошные недохватки и недоделки, и ничего, живут. И кстати, насчёт перьев, — и она указала когтем на гриву Трусливого Льва. — У каждого из вас вырастало по перу всякий раз, как с вами приключалось что-нибудь нейское. Явившись сюда, вы были неразумны, потом неосторожны, потом…
— Недогадливы, недальновидны, недовольны, незадачливы… — договорил за неё клоун, кувыркаясь на каждом слове. — Все ясно! Веди нас скорее к этому твоему гуселёту! А то мы сами тут в гусей превратимся.
— Хорошо, — согласилась Храпуша, — только не торопитесь и делайте все так, как я скажу.
— А хорошие нейцы бывают? — спросил Боб с лёгким вздохом.
— Был один. Не помню, как его звали. — Храпуша ненадолго замолчала, чтобы снова поправить свой клюв, который завернулся не в ту сторону. — Остальные были к нему очень несправедливы и относились не по-дружески, и он в конце концов ушёл от них в какую-то пещеру на дальнем конце вострова. Но я слышала, что если он когда-нибудь вернётся и станет королём, все нейцы исправятся и заживут хорошо.
Боб не выспался и был голоден, но, шагая со своими спутниками по каменистой тропке, он думал не о себе, а об этом хорошем нейце. Ему очень хотелось бы увидеть его, пока они ещё не улетели. А Воттака так радовала мысль о скором расставании с Не, что он на каждом шагу кувыркался и прыгал через спину Трусливого Льва. А у Льва настроение было отвратительное. Он не мог забыть о своих перьях. Он угрюмо шёл, повесив голову и опустив хвост, и никакие шуточки Воттака не могли его развеселить.
— Хорошо вам с Бобом, вы в шапках, — ворчал он. — Ваших перьев и не увидит никто. А я своих и спрятать не могу, потому что лев в шапке — это ещё смешнее, чем лев в перьях. Надо мной вся Страна Оз будет потешаться, от мала до велика.
— А что в этом плохого? — сказал Воттак. — Я всю жизнь стараюсь насмешить кого только могу, это моё ремесло. А если хочешь, поехали с нами в Америку. Там ты сразу разбогатеешь.
Но Трусливому Льву не хотелось в Америку. Он угрюмо покачал головой и молча зашагал дальше по серым камням.
«Поделом мне, — думал бедный зверь. — Это мне наказание за то, что я хотел съесть храбреца. И ведь знал же я, что это нехорошо, а все равно собирался. Так мне и надо».