— Слушай-ка, Лююти. Что лишку, то лишку, разболталась ты слишком, — холодно проговорила Эдельхайд. — Но хотела бы я знать, за чем пришли к нам эта милая девочка и эта совершенно очаровательная черная кошка с острыми коготками? Чем могу служить?
— Я пришел попросить флакончик волшебного напитка, чтобы отправить эту девочку в прошлое, — сказал Лесной Кот.
— Я ничего не дам, и не ждите, — быстро ответила Лююти. — У меня нет. Нет у меня ничего.
— О, это очень просто. Один момент, — сказала Эдельхайд и вытащила из пучка волос на затылке маленькую коричневую бутылочку, какие бывают в аптеках. — Надежное средство. Отличный состав. Но… — Тут Эдельхайд замялась и оценивающим взглядом посмотрела на Анни. — Но я думаю, что для такого маленького существа достаточно двух капель на один прием. Ни чуточки больше. Боюсь, что напиток может оказаться слишком сильным.
— Анни все в точности запомнила и выполнит, — сказал Лесной Кот. — А теперь мы сердечно благодарим вас.
— Не мог бы ты немного побыть со мной, Мурлыка? — спросила Эдельхайд. — Моя черная кошечка куда-то пропала, и теперь я так несчастна, так несчастна. Ты так уютно устроился на моем плече!
— Вот, вот. Именно. На твоем плече, но уж никак не на моем. Даже по ошибке такого не случается, — мрачно проговорила Лююти.
— Будь по-твоему, я останусь на эту ночь, — сказал Лесной Кот и тихо замурлыкал. — Но смотри, Эдельхайд, не покоряй меня навсегда. Диким, неприрученным, еще не раз понадобится моя помощь. Я ведь жил какое-то время среди людей и научился у них многим полезным вещам. А так… Почему бы и мне иногда не отдохнуть и не развлечься?
И Лесной Кот поудобней устроился на плече Эдельхайд. Анни на прощание поклонилась ведьмам и пошла. Эдельхайд в ответ ослепительно улыбнулась девочке, зубы ее так и сверкнули фосфорическим блеском. Лююти же даже не повернула головы в сторону Анни. Сидя возле огней, она что-то нашептывала про себя.
12
Анни уже подходила к мосту. Ночь была полна звуков: журчание текущей воды, голоса ночных птиц, птичий шорох ветра… Остановившись перед мостом, Анни мысленно произнесла: «С этого места я начну свой путь. Дева сказала, что меня поведет за собой большая и чистая мысль. Сейчас я достану флакончик, выпью две капельки, а бутылочку спрячу в карман своей ночной рубашки, чтобы не потерять. Ну, пора в дорогу. Счастливого пути!»
И Анни ступила на мост. На самой середине она осторожно открыла флакон и налила себе на язык две капельки. В голове у нее сразу зашумело. Все закружилось, мост исчез, и ночь стала быстро проясняться. Неожиданно наступило ясное утро. Анни стояла на берегу реки, озаренная ярким солнцем. Но это была совсем незнакомая река. На ее берегах не было ни одного дома, а ее течение преграждали небольшие пороги. Старые толстые березы склоняли к воде свои ветви, а прибрежные ольховники, свежие и чистые, зеленели в своей первозданной нетронутости. Анни пошла по тропинке, которая начиналась у берега и скрывалась в белоствольном березняке. Скоро тропинка привела девочку к небольшому серому домику. Во дворе стояла какая-то женщина в длинной полосатой юбке и с кем-то разговаривала, судя по всему — с Солнцем:
— Когда ты появляешься на небе, Большой Огненный Шар, то твой блеск слепит мне глаза. Почему именно на меня пал выбор прясть золотую нить? Почему именно мне было суждено стать рабой Солнца? Когда же приходит осень и ты уходишь за горизонт, то я мерзну, но я по-прежнему должна прясть, прясть серую шерстяную нить. А потом ты снова возвращаешься, и моя нить опять становится золотой. И хотя ты жжешь меня своими палящими лучами, хотя ты поработил меня, я все равно пою тебе, Светило, величальную песнь… Пою каждое летнее утро… Здесь, на берегу, я тку золотую ткань. Видишь, как быстро снует мой челнок…
Заметив приближение Анни, женщина подала ей знак, приглашая следовать за собой. Женщина вошла в домик и принялась собирать в охапку серую овечью шерсть. Анни присела на скамейку у порога и стала наблюдать за работой. Собрав всю шерсть, женщина вытащила карду и принялась шерсть чесать. Закончив эту работу, она села за прялку. Прялка была большая, с нарядными украшениями. Чем дольше Анни смотрела, тем сильнее слепило ей глаза: из-под рук пряхи тянулась сверкающая золотая нить. Женщина пряла без устали и все время пела:
Так чиста и тонка
Моя нить золотая,
Что и принца украсит
Одежда такая.
Кому плащ золотой
Мастерица соткет,
Того блеск и богатство
В жизни радостной ждет…
Когда уже вся шерсть стала золотой пряжей, женщина проговорила, обернувшись к Анни:
— Видишь ли, девочка, я Дочь Солнца, и поэтому я умею превращать простую овечью пряжу в золотую нить. А послушай, как гудит моя прялка. Словно песню ноет или сочиняет стихи. И я скажу тебе по секрету, что эта прялка будет гудеть всегда… Даже если в трудную годину ее разрубят на дрова и сожгут в печке. Такая вот удивительная сила дана моей прялке.
Потом женщина начала наматывать пряжу на бобины. Анни не смела даже пошевельнуться. С замиранием сердца следила она за этой работой. «Наверно, в подходящий момент она сама скажет, что мне надо делать», — думала девочка. Золотая пряжа так сияла, что прокопченная избушка вся наполнилась янтарным светом. Перемотав пряжу, женщина вытащила откуда то маленький ткацкий станок и, сноровисто орудуя челноком, начала ткать золотую ткань, мягкую и пушистую. «Уж не для королевского ли это плаща?» — подумалось вдруг Анни. А женщина ткала и пела:
Челнок мой скользит туда и сюда.
Торопится ткать да ткать,
А мысль спешит, мысль бежит,
Хочет челнок догнать.
Отжили старые моды,
Но вечны законы природы.
Им следует мой челнок…
Сон мой вещий глубок.
И тут женщина действительно прикрыла глаза и начала ткать с молниеносной быстротой. Тихо и незаметно проходил час за часом, а женщина — отрешенная словно лунатик — делала все расторопно, ловко и точно. Когда она наконец открыла глаза, на ткацком станке лежала толстая пушистая золотая ткань. Глаза женщины радостно вспыхнули. Она сняла ткань со станка и поднесла ее Анни с низким поклоном. И голос ее зазвучал нежно, как мандолина, когда она запела девочке свою последнюю песню:
Для тебя я ковер золотой соткала.
Я вложила в него
Заклинанья-слова.
В них надежда земли
И сердец доброта.
Пусть ковер золотой мой летит.
Пусть тебя он с собою умчит…
— Как мне благодарить вас, госпожа? — спросила Анни. Она поняла, что этот золотой ковер помчит ее дальше, к заветной цели — за словами.
— Тебе не надо меня благодарить, — ответила женщина и улыбнулась счастливой улыбкой. — Это мне надо поклониться тебе в пояс за то, что ты взялась выполнить большую задачу. Только женщины умеют нести в своих сердцах надежду, потому что они идут своими путями — незаметными, мудрыми… О-о, это моя самая лучшая, самая красивая работа! Но никогда никому не рассказывай об этом. Второго такого ковра мне уже не соткать. Его будут искать, искать и искать… А в плохих, недобрых руках, в руках сильных мира сего, он может обернуться большим злом для людей… Доброго пути тебе, девочка!
Женщина еще раз поклонилась Анни и проводила ее до ворот. Березняк весь звенел от утреннего многоголосого пения птиц. Анни уселась на золотой ковер, и он сразу же легко и плавно взмыл в воздух, поднявшись над верхушками деревьев. Девочка наклонилась, чтобы взглянуть вниз, на Землю. Женщина стояла на своем дворе, прикрыв ладонью глаза.
Ковер взлетал все выше, в утреннюю небесную синеву. Он летел вперед мягко и уверенно, словно точно знал, куда и зачем держит путь. Лучики солнца застревали в золотом ворсе ковра, и стало так тепло, что Анни, пригревшись, незаметно для себя уснула. Когда она проснулась, солнце уже клонилось к закату, ласковая вечерняя заря окрасила багрянцем простиравшиеся внизу леса и холмы. Вот они все ближе и ближе — ковер опускался вниз. Едва только Анни ступила на землю, как золотой ковер рассыпался на тысячи сверкающих лучиков вечернего темно-алого солнца.
Анни направилась вдоль реки. Она шла и шла, но ничего особенного не происходило. Наконец девочка вспомнила про волшебный напиток. Стоило ей выпить две капли, как в голове у нее опять зашумело, все закружилось и как будто куда-то ухнуло. И в тот же миг Анни очутилась на маленькой площади. Эта площадь чем-то напоминала ярмарочную площадь в их городе. Анни несколько раз бывала там с мамой, когда мама брала ее с собой в город за покупками. И все-таки это была другая площадь, потому что в самом центре ее стоял шатер. Это был бродячий цирк. Перед ним выделывали свои трюки клоуны и шуты, которые смеялись, каламбурили и плясали с медведем, привязанным на железную цепь. Кругом толпилась пестрая публика. У одних были какие-то удивительные, старинные наряды. А у других голое тело было едва прикрыто драным тряпьем. Так что Анни в своей ночной сорочке почти не выделялась в толпе.