За дело принялся осел. Сначала он внимательно осмотрел кладку и приметил камень внизу стены, державшийся не очень прочно. Потом повернулся задом, примерился и лягнул стену раз, другой. Камень вылетел, и большой кусок стены рухнул, зашибив льву вторую лапу.
— Да, — сказал с уважением лев. — До сих пор я думал, что сильнее льва зверя нет. Оказывается, я ошибался. А что ты умеешь еще делать? — спросил он почтительно.
— А еще я умею есть колючки, — сказал осел, который к этому времени сильно проголодался.
— Ну, уж этому невозможно поверить! — воскликнул лев.
Гарпалиону огляделся кругом, выбрал самый пышный куст чертополоха и с удовольствием принялся жевать колючие листья и колючие цветы.
— Теперь я вижу, ты действительно необыкновенный зверь и имя свое носишь не даром, — сказал лев. — Ты рожден, чтобы царствовать над всеми зверями. Идем скорее, я познакомлю тебя с моими сородичами. Уверен, что они будут счастливы назвать тебя своим владыкой.
— Это мне подходит, — согласился осел.
Лев пустился огромными прыжками вперед. Осел ело поспевал за ним.
Скоро они достигли пустынной местности, где среди желтых песков вздымались скалистые утесы. Лев взбежал на самый высокий и оглушительно зарычал. В ответ послышалось такое же грозное рычание, и со всех сторон стали собираться косматые сородичи.
Наш осел, признаться, оробел при виде львиного племени. Но потом вспомнил, что его зовут Гарпалиону, и приосанился — захлопал ушами и отставил хвост в сторону.
Лев сказал:
— Собратья, я привел к вам удивительного зверя. Думаю, что лучшего владыки нам нигде не найти.
— А зачем нам владыка? — спросили львы.
— Но вы не знаете, что он умеет делать. Он ловит рыбу хвостом, он так умен, что голова его всегда перевешивает зад, и так силен, что от удара его могучих ног рушатся каменные стены. Но самое главное — это то, что он может есть колючки. К тому же его зовут Гарпалиону.
— Ну, если так, — сказали львы, — пусть будет нашим королем.
И осел Гарпалиону стал владыкой львов.
Эй, вводи лошадь!
— Теперь мы с тобой, Розина, хорошо заживем! Я буду работать, ты хозяйничать. Работы я не боюсь. Хоть с рассвета дотемна прикажи мне лошадь погонять — и то ничего. Но уж зато как приеду домой — баста! Все остальное твое дело. Только остановлю повозку у ворот да крикну: «Эй, вводи лошадь!» — ты скорее выбегай.
— Вот еще! — сказала Розина. — Стану я с лошадью возиться.
— Как же с ней не возиться, ведь ее распрячь, накормить, напоить нужно! Так вот, только я крикну: «Эй, вводи лошадь!..»
— Да говорю тебе, — перебила мужа Розина, — что я к лошади и не притронусь. Не этому меня в доме у отца с матерью обучали.
— Ты не беспокойся, — сказал Петруччо, — я тебя всему обучу. Введешь ты во двор лошадь.
— Не введу!
— То есть как это не введешь, если я крикнул: «Эй, вводи!..»?
— Ты крикнешь, а я ни с места.
— Ох, Розина, — сказал Петруччо, — не серди меня, лучше введи лошадь.
— Не введу! — закричала Розина.
Тут закричал и Петруччо.
— Вводи сейчас же!
— Не введу!
— Вводи!
— Не введу!
На шум прибежали соседи и принялись расспрашивать молодоженов:
— Что это у вас делается? Из-за чего спор?
Петруччо начал объяснять соседям:
— Да вот жена не хочет мне помогать. Я ей говорю: «Введи лошадь», а она говорит: «Не введу…».
— И не стыдно вам из-за этого ссориться? — сказал старый Джузеппе. — Давайте я введу вашу лошадь. Где она у тебя?
— Да, видите ли, — замялся Петруччо, — пока еще лошади у нас нет. Я ее только собираюсь купить.
Буйвол и барабан
— Э, — заговорил первый, — давненько мы с тобой не видались. А за это время случилось мне побывать в Неаполе. Столько я в пути всякого насмотрелся, что и удивляться перестал. А один раз все-таки удивился. Шел я, шел по дороге, вдруг вижу — барабан. Огромный-преогромный! Я его едва за три дня кругом обошел. А на барабане выстроена деревня. Когда жители этой деревни выгоняют скот на пастбище, копыта коров такую дробь выбивают, что на пятьсот миль слышно.
— Бывает, — отвечал, зевнув, второй приятель. — Кое-что и я повидал. Сам знаешь, я заправский охотник. Дичи перестрелял — и не сосчитать. А однажды случилось мне убить буйвола. Вот это был буйвол! Передние его копыта упирались в вершину одной горы, а задними он стоял на другой горе. Вместо травы этот буйвол жевал вековые деревья со всеми сучьями и корнями…
— Ну! — возмутился первый. — Уж это ты приврал. Не может быть такого буйвола.
— Как так не может быть! Ведь барабан, о котором ты рассказывал, как раз и сделан из шкуры этого буйвола.
Пришлось вралю прикусить язык.
Злая судьба
Теперь королевская семья узнала вторую половину пословицы — бедному да несчастному и солнце, как сальная свечка, чадит. Вместо мягких пуховиков и атласных одеял у них были голые доски, чуть прикрытые сухой травой. Вместо золотых и серебряных блюд — одна глиняная миска и восемь деревянных ложек. А в миске что? Иногда похлебка из грибов, а иногда и вовсе ничего. Так вот и жили.
Однажды вечером королева-мать вышла из хижины посидеть у порога. Тут к ней подошла старая-престарая старушка с корзиной в руках и спросила:
— Не купите ли вы у меня немного винных ягод?
— Ах, добрая женщина, — ответила, вздохнув, королева, — еще недавно я могла бы купить у тебя хоть сто таких корзин. Но сейчас у меня нет ни одного сольдо. Возьми этот гребень и дай мне за него семь винных ягод для моих семи дочерей.
— Не надо мне гребня, — сказала старушка, — я и так дам тебе ягод. Поведай мне о своем горе. Может, я и сумею помочь.
Королева рассказала старушке обо всем, что случилось с ними за последний год.
Старушка выслушала, покачала головой и сказала:
— Бедная королева! У одной из твоих дочерей злая судьба. Все ваши несчастья от этого. Пока с вами девушка Сфортуна — девушка Неудача — не ждите удачи.
— У которой же из моих дочерей злая судьба? — спросила королева.
— У той, что спит, скрестив на груди руки, — ответила старушка. — Прогони ее, и все пойдет хорошо.
Потом она подняла с земли корзину и исчезла за деревьями.
Королева вошла в хижину, зажгла свечу и склонилась над старшей дочерью. Та спала, вытянув руки. Вторая дочь закинула их за голову, третья подложила ладони под щеку, четвертая — под подушку, пятая рукой прикрывала глаза, у шестой рука свесилась вниз. И всякий раз королева облегченно вздыхала. Но вот мать поднесла свечу к младшей дочери, Сантине, и чуть не вскрикнула, — младшая дочь спала, скрестив на груди руки.