Услыхав слова шакала, царь громко расхохотался.

– Что ты смеешься? – спросила царица.

– Просто так, – ответил царь, но царица настаивала на своем:

– Просто так никто не смеется. Тут что-то есть. Если ты мне не скажешь, я от тебя уйду.

– Нет, не просто так, – ответил царь. – Я вспомнил о какой-то глупости. Когда подумал об этом, то и засмеялся.

Но царица не поверила царю, заплакала и стала упрекать его:

– Я больше не буду жить в этом дворце. Я тут никому не нужна. Пойду и утоплюсь в колодце или в озере.

Но царь не мог открыть правду. Ведь стоило сказать, как есть, тут же и смерть ему придет. Сам себя убьет. Что же было ему делать? Пытался он успокоить царицу, но ничего не вышло. Пришлось ему сказать:

– Тут есть одна тайна. Я не могу ее открыть. Если открою, то умру. Если ты меня любишь, то не спрашивай об этом.

Уговаривал он царицу, уговаривал, но она стояла на своем:

– Ну и что? Мне ты должен открыть тайну. А иначе пойду и утоплюсь, так и знай.

«Что же делать?» – думал царь и в конце концов решил: «Ладно, пусть я умру. Открою царице тайну». А рядом в это время кормились петухи, и один из них сказал другому:

– Я не хочу есть. Ведь если царь, который нас кормит, умрет из-за таких пустяков, то кто же о нас позаботится? Если царь откроет царице тайну, он тут же умрет от змеиного яда. Так написано у него на языке.

– Если царь будет вести себя как настоящий мужчина, – ответил ему другой петух, – то ни с ним, ни с нами никакого несчастья не произойдет. Разве это любовь, когда женщина говорит, что, мол, пусть умирает? Уж лучше пусть она сама уходит, пусть даже и топится.

– Послушай, а ведь шакал говорил то же самое, – сказал первый петух.

– Что же это за царь? – продолжал второй. – Вот, посмотри на меня. Сколько у меня курочек! Но ведь я не иду у них на поводу. Если я говорю им: «Идите сюда», они приходят. Скажу: «Пошли прочь» – уходят. «Ешьте!» – едят. Да разве хоть одна из них посмеет повысить голос? Да разве я хоть одну из них послушаюсь?

Царь услыхал этот разговор и громко рассмеялся. Посмотрел на царицу и спрашивает:

– Ну, хорошо, а если я не открою госпоже тайну?

– Тогда я уйду, уйду, уйду! – ответила царица.

– Хорошо, – сказал царь, – если я открою тайну, то в тот же миг мне смерть придет. Что ты на это скажешь?

– Ну и что? – ответила царица. – Ты должен открыть мне тайну.

Вспомнил царь, что говорил петух, и подумал: «А ведь петух умнее меня». Взял он прут покрепче и хорошенько стегнул царицу. После второго удара царица упала на колени и взмолилась:

– О, божественный{102}, не бейте меня! Я больше никогда не буду непослушной, не буду упрямой. Всегда буду послушной, всегда и во всем буду вас слушаться!

Вот, видали, каковы они, женщины? С тех пор она даже и не помышляла о том, чтобы быть непослушной.

Животным царь сказал:

– От пруда нет никакого толку. Звери и птицы, возвращайтесь в лес!

В одной стране жил гамарала, который постоянно ссорился с женой. Гамарала понимал язык животных.

У гамаралы жили двенадцать курочек, и на всех был один петух. Однажды, когда хозяева ссорились и гамарала был на веранде, петух сказал курочкам:

– Какой дурак этот гамарала! У меня двенадцать жен, и всех я держу в подчинении. А мой хозяин не может справиться с одной женой. Да ведь если мои жены начнут меня беспокоить, я их просто-напросто высеку.

Гамарала услышал это, стало ему стыдно, вошел он в дом и поколотил жену. С тех пор гамарала перестал ссориться с женой и жил прекрасно.

Гамарала никогда никому не рассказывал о том, что он понимает язык животных. Однажды он с женой пришел в хлев, и в это время осел спросил быка, который пахал с утра до ночи:

– Что, друг, трудная это работа?

– У меня даже сил нет ходить, – ответил бык.

Гамарала понял, о чем они говорили, и рассмеялся. Жена стала его дразнить и допытываться, почему он смеялся. Так пристала она к нему, что гамарала ответил:

– Я смеялся потому, что бык улыбнулся корове.

В одной стране жила сорока{105}. Однажды утром подметала она двор и нашла шелуху от двух зернышек риса. Подобрала и спрятала. Потом снова принялась подметать двор и нашла два маленьких кусочка кокосового ореха. Она и их подобрала и спрятала.

Однажды решила сорока испечь кэвумов и обратилась к соседке:

– Сестрица, свари сироп из этого кокоса.

– У тебя так мало кокоса. Ты что, сама не можешь справиться? – отказалась соседка.

Сорока сама сварила сироп.

Потом она положила рисовую шелуху в ступку, налила воды, вымыла и снова залила водой, чтобы шелуха размякла. Потом позвала другую соседку:

– Сестрица, смели рис в муку.

– У тебя всего лишь рисовая шелуха. Ты что, сама не можешь справиться? – отказалась соседка.

Сорока сама смолола рисовую шелуху, провеяла и получила муку. Потом испекла кэвумы и положила их на плетеный лоток.

Потом она завязала волосы узлом, надела на себя лоскуток ткани, поставила лоток с кэвумами на голову и пошла по дороге. Повстречался ей на пути шакал и говорит:

– Кэвумов лоток, волос узелок, ткани лоскуток, далеко ли идешь, сестрица, так рано поутру?

– Я собираюсь выйти замуж по обряду дига, – отвечает ему сорока, – за того, кто меня накормит и оденет.

– А не выйти ли тебе за меня? – спросил шакал.

– А что ты ешь? – спросила его сорока.

– Я ем крабов, что живут на рисовых полях, – ответил шакал.

– Фи! Гадость! – воскликнула сорока. – Сам ешь своих крабов. Не стану я есть этих вонючих крабов!

Пошла сорока прочь по дороге, и повстречался ей человек, слепой на один глаз. Он сооружал сток для воды на рисовом поле.

– Кэвумов лоток, волос узелок, ткани лоскуток, куда идешь, сестрица, так рано поутру? – спросил он сороку.

– Я собираюсь выйти замуж по обряду дига, – отвечает сорока, – за того, кто меня оденет и накормит.

Слепой на один глаз человек перестал сооружать сток для воды и спросил:

– А не выйти ли тебе за меня?

– А что ты ешь? – спросила его сорока.

– Я ем рис, который выращиваю на поле, и кари из рыбы, – ответил тот.

– Фи! Гадость! – воскликнула сорока. – Сам ешь свое кари. Я не буду его есть. Такая гадость, ее едят с пальмового листа!

Пошла сорока прочь по дороге, и повстречался ей горбатый человек очень маленького роста. Он сооружал перемычку на рисовом поле. Увидев сороку, он спросил:

– Кэвумов лоток, волос узелок, ткани лоскуток, далеко ли идешь, сестрица, так рано поутру?

– Я собираюсь выйти замуж по обряду дига, – отвечает сорока, – за того, кто меня оденет и накормит.

– А не выйти ли тебе за меня? – спросил горбун.

– А что ты ешь? – спросила сорока.

– Я ем кэвумы из рисовой муки, – ответил горбун.

– Я ем то же самое, – сказала сорока. – Хорошо, я пойду с тобой.

Горбун обрадовался и сказал:

– Перед тем, как пойти работать на поле, я поставил на очаг немного рису. Иди домой и жди, когда я приду.

– Ладно, – согласилась сорока и пошла к горбуну домой. Приходит, смотрит, а рис кипит, но воды в горшке не хватает, и рис шипит: «Пыш-пыш-коротыш. Пыш-пыш-коротыш». Осмотрела сорока всю посуду в доме, но воды нигде не нашла. Позвала она горбуна и сказала:

– Эй, послушай-ка! В горшке не хватает воды, поэтому рис до сих пор не сварился и шипит: «Пыш-пыш-коротыш, пыш-пыш-коротыш». Возьми кувшин, сходи на колодец и принеси полный кувшин воды.

Горбун решил, что его дразнят, и очень рассердился. Но смолчал, взял кувшин и отправился на колодец. А возле колодца сидела лягушка и квакала: «Ква-а-арлик! Горба-а-атый! Ква-а-арлик! Горба-а-атый!» Услыхав это, горбун еще больше рассердился и забранился на лягушку. А лягушка крикнула: «Ква-ква-ква-ква-кварлик!» – и прыгнула в колодец. Горбун решил ее убить, схватил камень и кинул в лягушку, но та ускакала.

Привязал горбун к кувшину веревку и опустил его в колодец. Но кувшин никак не наполнялся, а только булькал: «Гор-буль-буль, гор-буль-буль». Тут горбун совсем рассвирепел, схватил кувшин и ударил его о ступеньку колодца. «Гор-бум!» – раскололся кувшин. Этого горбун уже совсем не мог стерпеть: «Все они видят только мои уродства, и все из-за этой негодной твари». Взял он мотыгу и пошел домой, решив убить сороку.

А сорока издалека увидела горбуна и заподозрила неладное. Распустила она волосы, сняла с себя лоскуток ткани, зашелестела крыльями и уселась на верхушке дерева мурунга. Горбуну ничего не осталось сделать, как только хлопнуть себя с досады по бедру и стать, как столб. А сорока крикнула:

– Горбун ты был, горбун и остался! Кра-кра-кра-кра-кар-лик! Гор-гор-гор-гор-батый! – и улетела.

Жила некогда бекасиха. Снесла она яичко между двух камней. Однажды пошла она добывать пищу, и в ее отсутствие на те два камня упал третий и накрыл ее яичко. Вернулась бекасиха домой, глядь, а ее драгоценное яичко не достать.