— Никто.

— Ах, никто! — старуха с грохотом соскакивает с печи. — Ах, никто! А ты чего шляешься по избе?

Кусти чувствует, как костлявая старухина рука хватает его за волосы и так дёргает, что он чуть не падает навзничь.

— Никто, говорите? — глумится старушенция. — Удрать от меня захотели, голубчики! Так вот, мотайте на ус, что я вам скажу. Перво-наперво: отсюда вам не удрать. Попались ко мне — здесь и останетесь. Мне как раз такие птенчики и нужны! А место это от жилья человеческого в такой дали, что никто вас тут не отыщет вовеки. А коли сбежите сдуру — в лесу заблудитесь, волкам попадетесь в зубы. А волки не съедят, так я вас всё равно отыщу, моих крошек, приволоку домой и отдам сыновьям на съеденье! Вот так, голубчики вы мои. Слышали, что сказала? А кроме того, видали мою клюку — вон стоит у дверей? Про неё не забывайте! Кто слов не понимает — тому пройдется клюка по загривку, живо научит! Вот так, мои пташечки! Ну-ка, ну-ка, девчонка… где твоя головушка? Вот вам!

И с этими словами злая старуха так стукнула их лбами, что у брата с сестрой искры из глаз посыпались. Потом отослала их спать: берегитесь, мол, не смейте и носу из-за печи показывать!

Обжора с Балбесом завозились на соломе. Балбес спрашивает сонным голосом:

— Ты кого это там, мамаша?

— Кого надо, — отвечает та с печки.

— Что такое? Вроде духом человечьим запахло… — ворчит сонный страшила. А который из них — не разобрать в темноте.

— Ну и что из этого? — спрашивают с печки. — Хоть бы и человек тут был, тебе какое дело?

— Никого нету… А то бы съел…

Помолчали немного, потом старуха говорит зевая:

— Спи-ка лучше, Обжора. Никаких тут людей нету…

Пригорюнились за печью брат с сестрой, что не удалось им убежать. А ещё хуже — этот разговор Обжоры со старухой. Ити плачет, братнин рукав весь от слёз намок. Да и Кусти едва слёзы сдерживает. Но надежды он не теряет, несмотря ни на что. Ещё какое-то время горюют бедные дети, а потом одолевает их тяжкий сон. Только клопы да тараканы рады — нынче есть им чем поживиться.

Опять Кусти никак не поймёт: долго он спал или только на короткое время забылся. Одно ясно, тормошит его кто-то за ногу, велит подыматься. Нога и бок болят от жёсткого ложа, икры саднит от клопиных укусов. Мальчик не может понять, где он, что с ним, но ему об этом живо напоминают.

— Вставай! — шипит старая карга. — Лежебок мне тут не хватало! Свиней пора кормить, хворост и воду таскать, грядки полоть. Вставайте живо, не то палки отведаете. И девчонка — похнычь ещё у меня! Вставай, будешь с дитём водиться.

Протирая глаза, брат с сестрой выбираются из-за печи и ждут, что ещё им скажет старуха. Кусти с опаской глядит в угол, где ночью валялись страшила, но там никого. Обжора с Балбесом куда-то пропали, солома и тряпьё раскиданы по всей избе.

— Ты сюда иди, Ити, или как тебя там, — шепелявит старуха. — Будешь ребёнка качать. Да смотри, чтоб не вывалился. А как проснётся — возьми молока бутылку из печи и дай ему. Да гляди, чтоб не ушибся, а то уши оторву! А ты, парень, на двор иди, там твоя работа.

С этими словами хватает хозяйка Кусти за шиворот и ведёт на двор. Время раннее, солнце едва поднялось. Дома-то в эту пору брат с сестрой поворачивались на другой бок и спали себе дальше, а здесь их уже к работе приставили. На траве блестит холодная роса, отчего застывшие ноги мальчика ещё больше краснеют, тоненькая рубашка тоже не больно-то защищает от утренней сырости. Но старуха не обращает на это никакого внимания.

— Пойдём, — говорит, — сперва отведу тебя к роднику, чтобы знал, откуда воду таскать. Хворост вон тут, на опушке. Да смотри, в лес дальше не заходи, не то тебя волки съедят. Тут волков пропасть, один другого страшней. Воды и хворосту натаскаешь, ступай в огород траву рвать для свиней. Да гляди у меня! Чуть что, повторять не стану, сразу прибью! Ну, вот родник, как видишь. Теперь пойдём, огород покажу.

Показав Кусти, где его работа, старуха отправляется в загон доить коз. На другом конце загона хрюкают две огромные свиньи, которым Кусти с сегодняшнего дня должен траву сечь на корм.

Тем временем Ити в избе качает ребёнка, со страхом глядя на грязные тонкие ножки, торчащие из колыбели. Корытце ему мало, во весь рост тут не вытянешься. А ступни-то, страх один! На кривых пальцах торчат длинные острые когти. Бог знает, коли у ребёнка такие ножки, каков же он сам!

А старик на печи спит по-прежнему, посвистывая носом на все лады.

Ити разбирает любопытство — хочется на самого ребёнка взглянуть. Отведя немножко край полога, она заглядывает в полутёмную колыбельку. Но только она наклонилась, как вдруг чьи-то острые когти хватают её за нос! И тут же оттуда доносится грубый, как у взрослого, голос:

— Ням-ням! Ням-ням!

— Ай! — пугается Ити. — Отпусти! Сейчас дам тебе ням-ням. Молоко в печи, погоди маленько. — Когти выпускают девочкин нос, и та в испуге отскакивает от колыбели. Поначалу она хочет из дому выскочить, позвать на помощь, но спохватывается, что нельзя ей от этого ребёнка никуда отходить. А колыбель словно оживает — трясётся, качается, ходуном ходит, будто кто кувыркается там через голову. Того и гляди этот «ням-ням» вывалится, ушибётся. Нет уж, лучше так делать, как велено.

Ити вытаскивает из печи бутылку молока и спешит к колыбели. Из-за полога тут же высовывается маленькая мохнатая ручонка и тянется за бутылкой.

Несколько минут из-за полога доносится только жадное чмоканье, потом ручонка высовывается и сует Ити пустую бутылку:

— Ням-ням!

— Да откуда я возьму тебе ням-ням? — всплёскивает Ити руками. — Хватит, нету больше. Уж не знаю, какой ты там есть, а этого молока и мне бы хватило!

На мгновенье ребёнок затаивается. Но вдруг срывает полог, и вот уже в колыбели во весь рост стоит смуглый, заросший шерстью крепкий мальчишка. Теперь Ити видит его всего, с ног до головы. Голый, как морковка, мальчик, даже рубашонки на нём нет. Видом он, конечно, не красавец, но не такой уж и противный, как сперва думала Ити. Что хуже всего, так это бугорки на темечке, скорее даже рожки; да и уши уж больно остры, торчком стоят.

Мальчишка, однако, не даёт себя долго рассматривать. Перевешивается через край, будто задумал вывалиться. Ити тянет к нему руки, соображая, что ей с ним делать.

— Топ-топ, — говорит мальчишка. Мол, на пол хочу.

— Ага, — понимает нянька, — погоди, погоди, сниму тебя, будешь делать топ-топ.

Но едва спускает она голого мальчишку на пол, как тот бросается к столу, гремит посудой, потом кувыркается на соломе, а когда Ити пытается его утихомирить, вцепляется ей в волосы. В нём будто бесёнок сидит, дразнит няньку по-всякому, выводит её из себя.

— Ах ты шалун какой! — говорит Ити маленькому сорванцу.

Тут в избу входит Кусти с полным ведром воды. Увидев выходки малыша, он грозит:

— Ну-ка сейчас же успокойся! Не то живо водой окачу!

А малыш и сам уж у ведра, присосался — не оторвёшь. Надулся да ещё и ведро попытался опрокинуть, но силёнок не хватило.

Получив за это от Кусти хороший шлепок по попке, сорванец визжит и показывает обидчику маленький кулачок.

— Ну и егоза тебе достался! — говорит Кусти сестре.

— Вот и понянчи такого, — вздыхает та.

А со двора уже старуха кричит, зовёт Кусти.

— Не будет слушаться — сразу шлёпку давай, — советует брат и уходит работать.

Натаскав хворосту, Кусти принимается полоть грядки. У хозяев за домом неплохой огородик, но грядки так запущены, что из-за сорняков овощей не видно. Кусти знает, какая у моркови ботва, какая у свёклы, осторожно полет, старается. Но всё же, бывает, вместе с сорняком и овощ какой ненароком выдернет.

И со всем бы он согласился, даже с такой работой, если б… кормили вовремя. Но об еде и речи нет, а ведь они с Ити со вчерашнего утра ничего не ели. Те две кости, что им за печь ночью бросили, так там и лежат. А есть хочется, сил нет.

Наконец появляется старуха — проверять Кустину работу.

— Ну, как работа идёт? — а сама грядки оглядывает.

— Работа идёт что надо! — говорит Кусти. — А скажи, бабушка, когда ты нас кормить-то будешь? Проголодались мы, мочи нет.

— Проголодались? — смеётся старуха, — А ты, я вижу, шустрый мальчишка, и полешь вроде чисто. Чего же это ты проголодался в такую рань, никак не пойму? Так рано только скотину кормят.

— Мы с Ити со вчерашнего утра не ели!

— Ах вот оно что, — издевается старуха. — Что вы когда-то не доели — это дело не моё, я вас за это кормить не стану. А сейчас работай, поли грядки как следует, да смотри овощ какой не выдерни! Получишь есть, как время придёт.

Старуха принимается рыться в куче сорняков, находит там один-другой случайно выдернутый овощ и ругает Кусти на чём свет стоит. Даже за волосы его под конец оттаскала.

— Вот и угостила! — ворчит Кусти, когда та наконец оставила его в покое.