Дети побежали играть. Мать села у котла, в котором варились камни, и горько заплакала.
«Час уже поздний, — думала она, — дети поиграют и уснут, позабыв о еде. Сегодня я их обманула, а что с нами будет завтра? Удастся ли мне найти работу?»
Но вот двери распахнулись и в комнату вбежали дети. Они привели с собой — кого бы вы думали? — того самого старика-нищего, которого Виттория недавно накормила хлебом.
— Мама, мама, — закричал старший сын, — дедушка сказал, что он тоже голоден! Накорми и его нашей мясной похлебкой.
— Почему же не накормить? — проговорила Виттория. — Но мясо еще твердое. Пусть дедушка погреется у очага и подождет, а вы побегайте немного.
Дети убежали. Тогда женщина сказала старику:
— Не сердись, добрый человек. В прошлый раз я отдала тебе свою долю. А сегодня у меня ничего нет.
— Что же варится в котле? — спросил старик.
— Камни, — отвечала печально Виттория.
— Зачем ты обманываешь меня? Я чувствую запах мяса.
— Клянусь тебе, там нет ничего, кроме камней, — сказала бедная женщина и, подбежав к котлу, черпнула из него большой деревянной ложкой.
Как же она удивилась, увидев в ложке большой кусок вареного мяса!
— Я же говорил, что пахнет мясом, — сказал старик. — Зови детей ужинать.
— Но похлебку еще нужно посолить, а у меня нет соли.
— У тебя красные глаза. Значит, ты плакала. Может, одна слезинка попала в котел. Нет ничего солонее материнских слез.
Виттория попробовала похлебку. И правда, она была солона в меру.
— Детки, идите есть! — закричала она обрадованно и налила похлебку в большую миску.
— Дай детям по куску хлеба к похлебке, — сказал старик.
Виттория покачала головой.
— В доме нет хлеба.
— Ты опять меня обманываешь, — ответил старик, усмехаясь. — Посмотри на полке в шкафу.
Виттория послушно открыла дверку шкафа и увидела, что на полке лежат семь паньолу — маленьких круглых хлебцев.
Все сытно поели. Потом старик сказал:
— Теперь неплохо бы выпить стаканчик доброго вина и закусить ломтиком броччо. Спустись-ка, женщина, в погреб.
Виттория, не говоря ни слова, спустилась в погреб, хотя знала, что там совсем пусто, даже мышам поживиться нечем.
Но чудеса не кончились. В погребе стоял бочонок вина и рядом лежали головки броччо — соленого овечьего сыра, а с толстого крюка на потолке свисали копченые окорока и гроздья колбас.
После ужина ребятишки уснули.
— Ах, синьор нищий, — воскликнула Виттория, — да вы, видно, волшебник!
— Так оно и есть, — ответил старик. — Сделать все, что я сделал, сущие для меня пустяки. Видишь ли, за последнюю тысячу лет я порядком устал. В лесу в горах стоит старый дуб, мой ровесник; в его дупле я всегда отдыхаю, когда мне хочется. Сейчас я решил немножко вздремнуть, годков этак сто. А перед тем как отправиться в горы, хочу рассчитаться со всеми долгами. Все, что я подарил, останется при тебе. В котле не переведется мясо, в шкафу — хлеб, в погребе — вино, сыры и колбасы. А теперь я пойду. Есть у меня еще один должок — твоей сестрице и ее сынку. Платить его не так приятно, но что поделаешь!
И старик, кряхтя, поднялся со скамейки. Виттория догнала его у двери и схватила за край одежды.
— Ах, добрый синьор волшебник, прошу вас, пощадите мою сестру!
— И рад бы, да не могу. У нас, у волшебников, тоже свой закон — за все платить по заслугам. Кто чего заслужил, то и получит.
Старик ушел.
А Виттория так и не заснула до света. Хоть и злая у нее сестра, а все-таки сестра. Утром побежала она к Анне-Марии.
Смотрит — Анна-Мария, целая и невредимая, вышла встречать ее на крыльцо.
— Беда, сестрица! — закричала она. — Вчера вечером приходил ко мне тот самый проклятый ста…. Ой, ой, ой! — и Анна-Мария схватилась за щеку. — Тот самый добрый старичок и сказал, что всякий раз, когда я начну браниться, у меня заболят зубы. А как не браниться, чтоб его черти уне… Ой, ой, ой! Храни его пресвятая Мадонна!
Тут вбежал во двор и сынок Анны-Марии с палкой в руке. У крыльца спокойно сидела собака. Милый сынок хотел было замахнуться на собаку палкой, но палка извернулась змеей и ударила его по лбу.
— Золотой мой персик, — стала причитать, увидев это, Анна-Мария, — и тебя не пощадил старый ду… Ой, ой, ой! Подумай только, сестрица, бедному ребенку теперь и поиграть нельзя! Камень бросит — в себя же попадет. То и дело к его синякам и царапинам примочки прикладываю.
Виттория засмеялась и повернула домой.
Тут бы можно и кончить сказку, да вот что надо еще сказать.
С той поры, как случилась эта история, прошло без малого сто лет. Скоро проснется в своем дупле старый волшебник и опять пойдет бродить по свету. Может, и вы, ребята, встретитесь с ним. Вы его не бойтесь. Он старик хороший. Не забывайте только, что он за все платит по заслугам: кто чего заслужил, то и получит.
Сны Гуалтьеро
А все потому, что несчастный Гуалтьеро каждую ночь видел страшные сны. Дошло до того, что он боялся ложиться спать. С прогулки верхом он, шатаясь от усталости, отправлялся на бал, после бала снова шел гулять. Но без сна человек жить не может. В конце концов Гуалтьеро, словно подкошенный, валился на свою постель.
И тут его начинали мучить кошмары. Гуалтьеро кричал во сне, обливался холодным потом, просыпался со стоном и больше не мог заснуть.
Однажды юношу навестил старый друг его отца, синьор Рикардо. Синьор Рикардо жил в загородном доме, вдали от шумной Флоренции, и очень редко приезжал в город. Он так ласково заговорил с Гуалтьеро, что тот рассказал ему о своей беде. Внимательно выслушав юношу, синьор Рикардо сказал:
— Видишь ли, в моем уединении я часто читаю старинные рукописи, и мне открылись тайны, неведомые другим. Иные назвали бы меня волшебником, однако это совсем не так — я ведь никогда не пользуюсь тем, что узнал. Но твоего отца я любил, как брата, а тебя люблю, как сына. Поэтому я попробую помочь тебе. Слушай же: дождись ночи, когда нарождается молодой месяц, и сорви в лесу три ветки папоротника. Одну брось в текучую воду, вторую — в пылающий огонь, а третью, перед тем как уснуть, положи под подушку. Что бы тебе ни привиделось, не бойся. Будь во сне таким же храбрым, как наяву. Да вот еще что… Ты ведь знаешь — в самом страшном сновидении нам подчас является что-то прекрасное. Дотронься до этого и скажи:
Вот все, что я могу тебе посоветовать. А там посмотрим, что будет.
С этими словами синьор Рикардо попрощался со своим юным другом и уехал.
Гуалтьеро в точности исполнил все, что велел ему Рикардо. И в ту же ночь ему приснился такой сон. Он очутился на балу, в большом, пышно убранном зале. Тут собралось множество разодетых дам и кавалеров. Все они пели, танцевали, смеялись, но, едва к ним подходил Гуалтьеро, они отшатывались, словно он был шелудивой собакой. Дамы брезгливо подбирали шлейфы, а мужчины так и норовили дать ему пинка. Ах, каким несчастным и униженным чувствовал себя Гуалтьеро!
Вдруг дамы и кавалеры расступились, и Гуалтьеро оказался перед высоким синьором. В зале было очень светло, но Гуалтьеро, как ни силился, не мог разглядеть лица этого человека. И это было так страшно, что юноша покрылся холодным потом. Человек сказал глухим голосом: