Самого же пациента привезли прямо с центральной площади города. Рассказывали, что неизвестный человек бегал по площади и все искал какой-то строительный офис со странным названием «Адонирам».

– Это что-то библейское, – предположил кто-то.

– Да, это был знаменитый строитель, который Соломону построил храм, – уточнил другой.

А третий заметил:

– Мне кажется, это скорее связано с нечистой силой.

– Где Берия? – кричал неизвестный человек, – куда вы спрятали Берию?

Люди шарахались от него в сторону и крутили пальцем у виска.

– Может, он коммунист, – предположил кто-то.

– Или демократ, – отметил другой.

– Да какая разница, шизанулся человек на своей политике, – предполагали третьи.

Когда за ним приехали санитары, он отбивался и требовал, чтобы его отвели к самому Берия!

– Отведем, отведем, – у нас там всякие есть, – отвечали ему, – и Берия твой найдется обязательно.

Надо ли говорить, что звали пациента Борис Ефимович Жадовский.

– Какие вы страсти рассказываете нам, – говорил ему потом палатный врач, – прямо-таки от Лукавого.

– От Лукавого?… – прошептал Борис Ефимович, – от какого Лукавого?

– Как от какого, – засмеялся врач, – от того самого.

– От Луки Петровича, что ли?

И он еле слышно пробормотал:

– От Луки… Страсти от Луки…

После того, как Женя с мамой увидели расцветший куст белых роз, который после суровой зимы считали погибшим, они решили, что это и есть тот особый знак, который должен послужить сигналом к дальнейшим действиям.

И страшно, и робко было Жене прыгать в Колокольчиковый Колодец, и надо было на это решиться, потому что предстоял очень ответственный шаг, а главное – впереди была неизвестность.

Мама предложила пойти домой, дождаться папу и посоветоваться с ним.

Так и сделали.

После легкого ужина из ароматной окрошки, приправленной свежей зеленью, они начали обсуждать последние новости. Папа был взволнован, услышав рассказ о подвиге Лизы, сама же Лиза чувствовала себя героиней дня.

– Я даже не знаю, как тебя благодарить, – сказал он.

Решено было, что Женя и Лиза должны, прежде всего, хорошо выспаться.

Вскоре на город мягко опустилась ночь. Звезды высыпали на небе. Казалось, их сегодня было больше обычного. А может, им просто было любопытно: что же сейчас происходит там, на Земле, у волшебного Колокольчикового Колода?

Но у Колокольчикового Колодца пока ничего не происходило. Ночь царила в мире. Обитатели дома номер 6 по улице масона Кутузова погрузились в сон.

Разный сон был у обитателей этого дома.

Денис Таратайкин во сне ворчал и ворочался с боку на бок. Нет, ему больше не снился вожделенный «Форд Фокус», ему снилось совсем другое. Теперь он жаждал найти и отомстить своим обидчикам. Только он никак не мог понять, кто они и куда подевались. В конце концов, не эта же секретарша Флора его так надула. За ее спиной, наверное, крутые ребята, хотя и сама она – черт в юбке.

– Но куда же они все-таки делись? – думал Денис и ничего не понимал. Казалось, чем больше он думал, тем больше запутывался в собственных мыслях.

Да и кто это мог быть? Кто мог так зло подшутить над ним? Ведь у него и врагов настоящих никогда не было, и сам он зла никому не желал. Завидовать – завидовал, ну и что? Зла-то не делал.

Как бы то ни было, Денису теперь часто снилось, что он находит своих обидчиков, этих неизвестных крутых ребят, дерется с ними, и конечно, побеждает.

Сосед Куропаткин, на какое-то время бросив пить, теперь успокоился и начал снова понемногу закладывать за воротник. Страх его несколько утих, да и разговоры его об одном и том же всем уже порядком надоели. Куропаткин, предоставленный самому себе, вернулся к своему порочному увлечению. Потихоньку его ночные приключения стали обрастать легендами, и теперь ему самому не верилось, что с ним произошла подобная история.

– Померещилось, наверное, все-таки спьяну, – говорил он себе, – допился я.

Но когда на землю опускалась ночь, и мир погружался в сон, ему часто снилась эта страшная история. Она повторялась снова и снова, и Куропаткин, просыпаясь среди ночи, в страхе и холодном поту ощупывал себя:

– Что… что… опять… перья…

Потом он долго не мог уснуть, наконец, засыпал, но тревога уже не покидала его, не отпускала, и Куропаткин остаток ночи проводил в каком-то тревожном полусне.

– Надо все-таки бросать пить, – думал он и проваливался в тяжелое предутреннее забытье.

Людмила Львовна Жадовская жила теперь словно в прострации. Днем она еще кое-как крепилась, а вот ночами ее одолевали тяжелые мысли и жуткие страхи. Она большими дозами пила успокоительные средства и проваливалась в болезненный сон. Каждое утро она просыпалась теперь с головной болью.

Борис Ефимович Жадовский, бывший предприниматель, а ныне пациент психиатрической клиники, спал теперь на казенной койке. Но и его сон был тревожен и беспокоен. А ведь ему так нужны были силы, чтобы выдержать ежедневный дневной кошмар, потому что его теперь окружали по-настоящему больные люди.

Самое главное – никому нельзя было ничего рассказать. Палатный врач относился к нему явно, как к больному. Оставалась одна надежда – на главного врача.

– С ним, только с ним я должен поговорить, – ворочаясь, думал Борис Ефимович. Ему необходимо было поделиться с кем-то всей правдой, страшной и непонятной правдой о себе, пусть даже для этого пришлось бы рассказать о себе нелицеприятные вещи. Что ж, если это меня спасет – значит, так надо.

А сон все не приходил к нему. Пролетало полночи, а он не мог сомкнуть глаз. И оттого днем он чувствовал себя совершенно разбитым. И с каждым днем ему становилось хуже и хуже.

Ночь царила в мире, но и ее время истекало. Звезды, которые только что светили так ярко, постепенно бледнели. Наступал новый день, неся каждому заслуженные радости и печали.

Но пока дом номер 6 по улице масона Кутузова стоял, окутанный тьмою, которую озаряли лишь росчерки метеоритов да вспышки далеких и неведомых звезд. Ближе к утру все небо затянули сплошные серые тучи.

Леонид Семенович Струпьев действительно приехал из южного города одной из республик, которая находилась в составе ныне развалившегося государства. И у него там действительно была хорошая практика, он долгие годы успешно работал врачом-гинекологом.

А поскольку местные дамы афишировать свои амурные похождения не желали, они часто обращались к нему за деликатной помощью, и он, по доброте душевной, никогда им не отказывал.

Сколько загубленных душ было в его послужном списке – не сосчитать. Леонид Семенович их и не считал, он любил считать деньги. И для него они ничем не пахли – ни слезами раскаявшихся женщин, ни кровью убиенных младенцев, ни страшным грехом, ни обжигающим стыдом за содеянное злодеяние.

Леонид Семенович Струпьев, можно сказать, даже любил свою работу и слыл специалистом высокой квалификации.

В Россию он приехал не один, а с женой Нонной Яковлевной. Правда, она носила другую фамилию – Вирус. Выходя замуж, она пожелала оставить свою девичью фамилию, ей совсем не хотелось становиться Струпьевой, хотя и ее фамилия была довольно красноречива для врача.

Поле ее деятельности было не столь широко, как у ее супруга, она работала скромным педиатром, но и она в своей области довольно преуспела.

У них были дети, двое мальчиков, и родители надеялись увидеть в них свое достойное продолжение.

Надо сказать, Нонна Яковлевна никогда не любила своего мужа. Замуж за него она вышла из практических соображений, поскольку Струпьев еще в институте отличался завидными деловыми качествами, и все сулило ему блестящую карьеру, и в этом смысле она в нем не ошиблась.

Но все совместно прожитые годы Нонна Яковлевна отчаянно изменяла мужу. Ее мечтой было когда-нибудь оставить его, но не просто оставить, а уйти к другому мужчине – более удачливому и состоятельному. Ей хотелось, чтобы он был чиновником высокого ранга или, на худой конец, человеком творческой профессии. Но поскольку такой человек ей пока не попадался, а материальное благополучие преимущественно зависело от кошелька нынешнего мужа, она благоразумно помалкивала.

Переехав в Россию, Нонна Яковлевна еще более затосковала. Ее здесь раздражило буквально все – люди, нравы, климат. Не было дня, чтобы она здесь была спокойна и счастлива.

А началось все с того, что жить в той южной республике лицам не местной национальности становилось все труднее. Супругам пришлось оставить удобное насиженное место, и они чуть ли не в одночасье потеряли почти все – благоустроенную квартиру, доходную и престижную работу и, наконец, авторитет. Буквально за бесценок они вынуждены были продать машину, дачу, мебель.

Но переезжая на новое место, они никак не предполагали, что все это они купят теперь очень не скоро, по крайней мере, жить в нищете не входило в их планы. Но они даже представить себе не могли, как круто распорядится с ними судьба.